Иллюзия Шарпантье

— Чего? — не поняла Мира. — В смысле? После битого часа в режиме «я у мамы акын: что вижу, то пою» язык уже слегка заплетался и голова соображала с трудом. В целях расширения котикового кругозора и получения неуставного речевого опыта, Мира с упорством дрессированного дятла задавала сама себе вопросы и сама же на них отвечала. Звучало оно всё довольно-таки шизофренически: а что это у нас тут такое растёт? А это у нас тут дерево. Высокое дерево, развесистое! Вон какой ствол толстый. Нет, ствол не только у пушки, у дерева тоже. Как это дерево называется? А это древовидный мак! Вон там на верхушке что у нас такое? Это гнездо! Крысиное гнездо там на верхушке. А кто в гнезде сидит? А это у нас там крыска сидит, вон какая крыска полосатая, крылья растопырила! Тютель молча внимал с характерным выражением лица “рожа кирпичом N⁰1: кирпич стандартный формованный". Откладывается ли что-нибудь в его мозгу, оставалось загадкой. До тех пор, пока по закону диалектики количество наконец не перешло в качество и котик не принялся задавать вопросы… —Не поняла, — честно призналась Мира. — В смысле — зачем выпускают нестандартного размера?! *** Милорадович шагал быстро, опустив голову и до упора засунув руки в карманы. — Бре! Ну Васёк, дркач… — бормотал он вполголоса. Посыпанная крупным песком дорожка между корпусами общаги нещадно пылила. Дождя бы сейчас, тоскливо подумал Срджан. Мелкая серая пыль намертво забивалась в кожу и щедро оседала на одежде. Яркая желтизна штанов, которую так осуждал Тютель, потускнела. Видеофон затренькал в кармане. Милорадович выцепил его кончиками пальцев. Так и есть! Мирка… Особого желания отвечать на звонок не было — в конце концов, в том числе благодаря его уму и сообразительности сорвалась затея с общежитием. Срджан коротко вздохнул и обречённо ткнул пальцем в экран. На вирт-экране возникла встрёпанная Мирина голова на фоне зияющего пустотой платяного шкафа. — Слушай, выручай! Тут надо одному котику человеческими словами объяснить, откуда дети берутся… *** — Ну я сначала вообще не поняла, про что он спрашивает! Что ему нестандартного размера? Оказалось, дети… — Мира обеими руками схватилась за голову, борясь с желанием побиться ей об ближайшую стену. — Дети, блин! Нестандартные! Не, ну он точно издевается! Он же издевается, да? — с надеждой спросила она. Милорадович задумчиво покачал головой. — Вряд ли. С другой стороны, ну где ему было в военной части детей видеть? Смотри, все солдаты и кто там ещё есть — по размеру более-менее одинаковые. Киборги тем более… — А почему он раньше на них внимания не обращал? — насупилась Мира. — С чего вдруг сейчас? — Раньше с него никто не требовал осознанного внимания к окружающей обстановке, — Милорадович важно поднял вверх палец. — А теперь он… —Внимает! — подытожила Мира. — И осознаёт. Ну… Как может. Они вернулись в квартиру. Не то чтобы Тютель не мог слышать разговор на площадке у лифта, но при нём обсуждать его же было как-то неудобно. Всё-таки носитель разума. Хотя временами и довольно бессимптомный носитель. Картина мира бесимптомного носителя разума поражала своей беднотой и незамутнённостью. Миру съедал жгучий испанский стыд — не то за себя, не то за Тютеля, не то вообще за того парня. Хотелось орать, бегать по стенкам и попутно стучаться об них головой, но пришлось сидеть и спокойно, внятно объяснять, вооружившись терминалом для поиска подходящих картинок. Тютель молча внимал, и, казалось, отчётливо не верил. Мира почесала в затылке и попыталась разъяснить ещё раз. В двухлетней Тютелевой голове осознание понятия возраста отсутствовало напрочь. С его точки зрения, некоторым людям просто вот так повезло, и их выпустили вполне котикообразными, только без имплантов: Миру, Ри, Срджана и Диму, например. А некоторым повезло меньше, и они получились вот такими мелкими, слабыми и плохо скоординированными. И речевой аппарат барахлит. А некоторым тоже не очень повезло, и они сразу старушки на гравилавочке. У которых барахлит вообще всё… — Ну вот… ну вот смотри! Щас! — Мира внезапно вспомнила про главный козырь и остервенело зашуршала свежезавязанными пакетами. — Где-то тут же был… щас… О! Вот он! Она вынырнула из кучи вещей, потрясая трофеем — альбомом голографий в аляповатом чехле с мультяшными понями и витиеватой надписью «Наша малышка".