Пригреть змею

Из большого шатра доносились удивлённые ахи и восклицания, которые щедро разбавлялись голосом Скендера, по своему обыкновению что-то вещавшим о необыкновенном проклятии маледиктуса. Публика одновременно и восхищалась и ужасалась, наблюдая, как громадная золотисто-коричневая змея извивается кольцами в клетке, недовольно шипя едва ли не на весь шатёр. Было видно, что ей не доставляет ни малейшего удовольствия служить аттракционом на потеху всей этой толпы. Время от времени она делала боевую стойку и с силой бросалась в сторону зрителей, но Скендер, контролировавший все её перемещения, держал наготове палку с железным крюком, которой всякий раз безжалостно отгонял змею обратно на середину клетки. Та шипела ещё злее прежнего, но поделать ничего не могла. Посетителей же это зрелище приводило то в испуг, то в восторг. И никто не замечал худощавого черноволосого юношу, притаившегося неподалёку, в подсобке шатра. Забыв о своих обязанностях, он как заворожённый уставился сквозь щёлку на извивающуюся исполинскую змею, и чудилось ему, что он видит то, чего не видят зрители за холодным рептильим взглядом. Злость. Отчаяние. Вечный страх, что очередное превращение может оказаться последним, необратимым. Никому из тех, кто находился в шатре, не было дела до того, какие чувства обуревают девушку-маледиктуса, чьё имя Нагини. Никто, в том числе и Скендер, не видел в ней иное, нежели причудливое цирковое создание, чудовищную змею. Только юный Криденс Бэрбоун, принятый в цирк совсем недавно, относился к ней совсем иначе — как к человеку, а не как к чудовищу. За какие-нибудь две недели он успел сблизиться с Нагини так, как это только было возможно в цирке уродов и за столь короткий срок. Но при этом ещё ни разу Криденс не оказывался вблизи от неё тогда, когда она принимала свою змеиную форму. Обычно змеёй Нагини оборачивалась по указке Скендера на выступлениях, а потом по его же указке становилась обратно человеком. На воле же она старалась контролировать свои превращения по мере сил. Криденс уже знал это и сейчас с тайным озлоблением наблюдал за терзаниями единственного ставшего ему близким существа; терзаниями, которые неизменно повторялись каждый вечер. Сегодня же что-то определённо пошло не так: время показа близилось к концу; Скендер уже привычно скомандовал: «Алле!», что означало превращение змеи в человека, однако Нагини не только не превращалась, но и с остервенением металась по клетке из угла в угол, свиваясь невообразимыми кольцами и шипя так, что даже заглушала возгласы публики. Инспектор манежа кричал на неё, силился пырнуть крюком, но что он мог поделать против разъярённой гигантской змеи? Зрители тем временем начали уходить — от греха подальше, — и скоро в шатре не осталось никого, кроме Скендера, который, потеряв надежду удержать посетителей, обратил всё своё раздражение на так некстати взбесившегося маледиктуса. Крепко стукнув палкой по решётке, он заорал: — Видала, что ты натворила?! Не хочешь превращаться обратно? или не можешь? Ну и чёрт с тобой! Если это уже необратимо — всё равно беда невелика. А заменить тебя сможет… хотя бы тот мальчишка-обскур, что прибился к нам недавно. Змея только шипела со всё возрастающей яростью. Слыша эти вопли, Криденс непроизвольно сжал кулаки и выступил из своего укрытия. Скендер его заметил и уже спокойнее произнёс: — А вот, кстати, и он. Криденс! поди сюда. Юноша неохотно зашёл в шатёр, прожигая хозяина цирка ненавидящим взглядом. Однако Скендер не обратил на это никакого внимания — только приказал: — Проследи, чтобы она вела себя тихо по крайней мере этой ночью. — А разве вы не хотите ей помочь? — спросил Криденс нарочито тусклым голосом, чтобы собеседник не догадался о его истинных эмоциях. Это далось ему с трудом, но, к счастью, успешно. — Ну и как ты себе это представляешь? — ухмыльнулся Скендер. — Она должна превратиться сама. А раз ты так жалеешь эту ползучую тварь, то можешь помочь ей… лично. Мешать не буду. С этими словами он вышел из шатра, кинув Криденсу ключ от клетки. Юноша подождал, пока Скендер окончательно скроется с глаз, и только тогда перевёл взгляд на клетку. Змея, казалось, присмирела после ухода своего мучителя и шипела уже не так свирепо. И Криденс действительно решил попытаться ей помочь, посчитав, что если Нагини и в змеином теле сохраняет человеческий разум, то вряд ли его тронет. Рассудив таким образом, он отпер клетку и с несвойственной для себя храбростью вошёл внутрь. Но едва он сделал шаг по полу клетки, как змея угрожающе зашевелилась, а замок предательским образом защёлкнулся, отрезая единственный путь к отступлению. Криденс так и застыл, боясь шелохнуться. Он впервые очутился так близко от змеи и сейчас испугался, не было ли его решение слишком поспешным. Никогда прежде он не дотрагивался до Нагини, когда та была в своём животном обличье. Стоит ей теперь сделать бросок — и всё, конец… Даже сила обскура не поможет. Увидев в своей клетке человека, Нагини мгновенно подпозла к нему и угрожающе взметнулась — её плоская голова с выпуклыми мерцающими глазами была совсем близко от лица Криденса. Тот не шевелился. Шипение змеи перешло в свист, и юноша острее прежнего ощутил, что находится на волосок от гибели. Но он был напуган, а не разозлён, поэтому выпустить обскура не представлялось возможным. Сам не отдавая себе отчёта, юноша протянул руки, резко обхватил ими голову маледиктуса и внимательно вгляделся в глаза, в которых сейчас можно было прочесть лишь ненависть и жажду крови. Это действие возымело совершенно неожиданный эффект: змея резко отшатнулась от прикосновения, словно от палки Скендера, и забилась в угол клетки, зашипев уже не раздражённо, а с испугом, словно ладони Криденса показались ей страшнее железного крюка. Поняв, в чём дело, юноша смело шагнул вперёд. — Стой! — окликнул он. Змея что-то прошипела в ответ; её раздвоенный язык так и трепетал в пасти. Это до боли напомнило Криденсу, как он ещё совсем недавно шарахался от приёмной матери после очередной порции побоев. Тогда он тоже жался в какой-нибудь угол и молился, чтобы его не тронули лишний раз… — Ты просто привыкла, чтобы тебя боялись или презирали, — заговорил он наугад, осторожно приближаясь к Нагини, — и не знаешь, как это, когда к тебе относятся по-другому. Внезапно змея оглушительно зашипела и совершила бросок, но не достигла юноши на каких-нибудь полметра. Сердце Криденса пропустило удар — он чудом не подал виду, — а потом вдруг преисполнилось жалости к этому проклятому, всеми отверженному, такому же, как он, существу. Нагини же, увидев, что испугать человека не удалось, вновь свернулась у самой решётки и сощурилась. Холодные глаза её стали узкими горящими щёлками. — Человек, змея — ты нужна мне, кем бы ты ни была! — последние слова Криденс почти выкрикнул и тут же осознал, насколько они верны. Ведь он сам был точно такой же, как и Нагини. В обыкновенном состоянии его ломали и избивали, как шелудивого пса; в состоянии Обскура боялись и ненавидели. И только девушка-маледиктус, проклятая от рождения, стала лучом света и доброты в его мрачной жизни. Змея недоверчиво уставилась на юношу, очевидно, ещё не до конца веря его словам. Сглотнув, Криденс по наитию опустился на колени, сел и слегка развёл руки в стороны, всем своим видом выказывая, что он не собирается причинять Нагини вред. Он выглядел настолько уязвимым, что мог в любую секунду пасть от ядовитого укуса. Чёрные, с золотистой искрой глаза змеи засветились ярче; блеск их, влажный и холодный, отразил расслабленное лицо юноши и его собственный нежный и сочувственный взгляд. — Пусть будет так, как ты хочешь, — тихий голос Криденса звучал спокойно и убедительно. — Только не оставляй меня. Я без тебя… не смогу. Вместо ответа Нагини тяжело опустилась на пол и подползла ближе к странному человеку. Свернувшись кольцом, она медленно и аккуратно опустила голову на его колени. Она была так огромна, что могла попросту раздавить Криденса, даже без всякого яда, но юноша уже осмелел настолько, что протянул ладонь и коснулся чешуи на змеином затылке. Чешуя была тёплой. Криденс удивился этому, но тут же сообразил, что Нагини — не простая змея, а маледиктус. А значит, и в животном виде в ней сохраняется что-то от человека. — Побудь пока такой, — попросил юноша и легко погладил её по голове, запоминая ощущение жёстких, но гладких чешуек под своими пальцами. Нагини вскинулась, глубоко, с присвистом вдохнула и обмякла в ласковых руках. Криденс негромким голосом добавил: — Дай мне к тебе привыкнуть… Он сидел почти неподвижно и продолжал ласково гладить огромную змею, что-то тихо напевая. Нагини, видимо, успокаивали эти тихие поглаживания. Хриплое шипение стало едва различимым, а щёлки глаз — совсем узкими. Она всё ещё смотрела на Криденса стекленеющим взором, но уже не делала ни малейших попыток наброситься. У самого Криденса тоже не было сил ни оторваться, ни сказать хоть слово. Он по-прежнему напевал незамысловатую мелодию, а Нагини всё слушала. Ей было всё равно. Она внимательно слушала даже тогда, когда юноша начинал сбиваться. Вскоре тот почувствовал, что с Нагини творится что-то неладное. Она задрожала всем своим громадным телом, не убирая, однако, головы с колен Криденса. Чешуйки её вздыбились, из пасти вновь вырвалось громкое шипение. Она будто не обращала внимания на своего товарища, и тот прижал её к себе покрепче. — Успокойся! Успокойся! Что с тобой, Нагини? Всё же хорошо! — принялся он мягко успокаивать маледиктуса. Яростный свист начал мало-помалу смолкать, но сама змея извивалась всё сильнее и мучительнее, пока наконец разом не затихла. Всю её покоробило дрожью в последний раз — и на полу вместо исполинской змеи бессильно распласталась девушка. Измученно выдохнув, она приподнялась на трясущихся руках и всё ещё мутным взглядом уставилась на Криденса. В широко распахнутых карих глазах читалась радость, вернее, смесь испуга и облегчения, отдалённо её напоминавшая. — Всё в порядке, Нагини. Ты справилась со змеёй, — улыбнулся юноша. Он передвинулся поближе к ней и, притянув к себе, обнял за плечи. — Но это ты спас меня, Криденс… Ты меня защитил, — девушка прильнула к нему, будто утверждаясь в том, что она сама — человек. — Почему ты не испугался? Все же боятся змей. — Просто я такой же, как и ты. Мы похожи. Я знаю, каково это — быть монстром в глазах остальных. И я всегда буду тебя защищать.