Рассвет в чемодане

Тина любила планы. Они делали жизнь проще и степеннее. В Ильверморни она знала, что ей следует поднажать на защиту от темных искусств и зельеварение, — будущему аврору они пригодятся. Откладывала драготы из их с Куинни социальных выплат для сирот — жизнь в Нью-Йорке довольно дорогая. Она могла точно сказать, в какой вечер будет свободна, а в какой занята из-за сверхурочных. Но размеренность имеет свойство нарушаться. Техасский городок Галвестон снес ураган, а Тину — Ньют, и своим вторым пришествием даже больше, чем первым, внезапно возникнув на пороге ее нью-йоркской квартиры. Загорелый, словно мгновение назад был под палящим африканским солнцем, он никак не вписывался в промозглый ноябрь Тины, которая уж точно к такому готова не была. Заспанная и взъерошенная, и в застиранной пижаме, и может потому Ньют показался ей много выше, чем она запомнила. Веснушек на его лице стало больше, как и порезов-полумесяцев на руках, — за это взгляд Тины зацепился сразу, стоило Ньюту только расплыться в счастливейшей своей улыбке и приветственно махнуть ладонью. — Я ведь обещал привезти экземпляр лично. — Я ждала, — честно призналась Тина, умолчав, что ждала этого тринадцать месяцев и десять дней и почти была готова расстаться с надеждой. Пальто его было все таким же небесно-синим, а глаза — чересчур наивными для его возраста, и тринадцать месяцев и десять дней показались не таким уж и большим сроком для ожидания. Расположившись у окна в гостиной, они поначалу неловко прислушивались к шуму автомобилей за окном и грели пальцы о кружки с какао, который Тина уже приучилась готовить сама, без Куинни. Ньют начал говорить первым. Сначала об Индии и Южной Африке, об оккамий и лунных тельцах, о встрече с браконьерами в джунглях и профессорами на международной конференции магозоологов. Он рассказал все то, что уже описывал в своих десятках письмах к ней, и Тина тепло улыбнулась, понимая, что Ньют ничего от нее не скрывал. — И если честно, — признался он, и вспыхнувшие алым веснушки выдали его смущение, — я совсем не знаю, что случилось за это время у тебя. Те аврорские будни, которыми Тина бредила с детства и которыми гордилась, повзрослев, всегда казались бледным полотном после каждого письма от Ньюта. — Меня повысили, раз, — она наморщила лоб, вспоминая очередность событий. — Куинни с Якобом помолвлены и ждут разрешения от МАКУСА, два. И… Все ее аресты и отчеты слились в ровную цепь похожих друг на друга историй, что Тина не могла выделить хотя бы одну, самую яркую. — И я ждала, — тихо добавила Тина и отпила уже остывший какао, скрыв тем самым свою неловкость. — Я тоже. Два простых слова в ответ, и Тине показалась ужасно глупой ее реакция: сначала нескрываемое удивление, а после — улыбка, такая долгая и широкая, что ноюще тянуло мышцы. Она придвинулась к Ньюту так близко, что насчитала одиннадцать веснушек вблизи его глаз. — Я выбрал не самое удачное время для визита? — задался вопросом Ньют, когда в окно постучали первые капли дождя, а небосвод осветился зигзагом молнии. И, недолго думая, он резко поднялся с мягкой перины подушек, галантно протянув Тине руку. Ладонь у него была шершавой и покрытой волдырями, и от нее несло сухими травами — Тина и забыла то приятное ощущение его руки в своей. — Я знаю, где самый красивый вид, — сказал он, одновременно щёлкнув замками от чемодана. За окном квартиры Тины был дождливо хмурый Нью-Йорк, в чемодане Ньюта — жаркие тропики, густые леса и простор пустынь. Когда Тина было завернула в сторону джунглей, Ньют потянул ее дальше. — Там сейчас сезон дождей, — ответил он, ведя ее вдоль гнезд оккамий с блестящими серебром яйцами. Половицы скрипели под их шагами, бывало продавливаясь, но Ньют держал ее удивительно крепко. Аромат лесной хвои, влажность мангровых болот и жгучий воздух пустынь смешались воедино и мягко обволокли легкие Тины. Это был запах свободы от скучной бумажной волокиты и министерских уставов, запах приключений и путешествий. Запах мечты. Когда они подошли к с самому краю, Ньют уселся, свесив длинные ноги с парапета, и Тина последовала его примеру. Перед ними было бескрайнее пустынное море с цепью из дюн. — Здесь мои любимые рассветы, — прошептал Ньют, наклонившись к ней. И Тина могла его запросто понять: такоe небo нельзя было увидеть в Нью-Йорке, где бетонные высотки закрывали звезды. В пустыне небо было чернично-синим и нежно-сапфировым одновременно, но к горизонту оно насыщалось золотистым багрянцем, сливаясь с плавной линией песков. Подул ветер, разрушивший вершины дюн и напомнивший Тине о том, что на ней, не считая тонкой шелковой пижамы, ничего плотнее нет. Она не успела вздрогнуть — Ньют накрыл ее плечи своим шерстяным пальто. — Спасибо, — тихо сказала Тина, повернувшись к нему и задев его нос своим. Сосчитать веснушки вблизи его губ она попросту не успела.