***
«Итак, найти повод. Да влёгкую — с таким-то количеством макулатуры!» — Тина с преувеличенной бодростью придвинула к себе стопку бумаг, доходившую сидевшей за столом мракоборке почти что до самых плеч. С таким объёмом информации будет даже странно, если она не сыщет ничего подходящего!.. А потом найденное можно будет обсудить с сестрой и сообразить, с какой стороны лучше зайти, чтобы это не вызвало у Грейвса подозрений. — Голдштейн, почему ты смотришь на этот кошмар как на сэндвич? Не успела позавтракать? — с добродушной ехидцей поинтересовалась запыхавшаяся в спешке Энн Мендоза, пухленькая коллега не без примеси латинос в крови, главный снабженец пончиками всех вкусов и размеров. Вот и теперь, добродушно сверкнув линзами круглых очков, она опустила на стол Тины небольшой картонный коробок, источающий приятный яблочно-коричный аромат, чем ввергла не привыкшую к знакам внимания чародейку в крайнее смущение. — Я так и знала! Если бы не Куинни, тебя бы сносило ветром, а ты, между прочим, ценный кадр! — Спасибо, Энн, — покраснев, пробормотала Голдштейн, чувствуя себя неловко. Однажды, когда ещё никто, кроме Персиваля Грейвса и доброй Куинни, не видел в Порпентине Голдштейн перспективного аврора, на Мендоза свалилось довольно запутанное дело, завязанное на предположительно незаконном приобретении черномагических летучих ковров для продажи немагам под видом предмета домашнего уюта. Обе на тот момент ходили в ассистентах (с той только разницей, что Энн старше на два года и опережала Тину в плане опыта на ту же цифру) и обе в тот день засиделись допоздна. Порпентина никогда не умела равнодушно проходить мимо терпящего бедствие; её маленький, но отважный катерок спешил на горестные всхлипы и тяжёлые вздохи изо всех своих сил и, торопливо разматывая троссы, был готов предпринять всё возможное, чтобы вытянуть бедолагу из пучины. Количество выпитых чашек кофе на двоих приблизилось к бесконечности, когда им наконец удалось подбить в папку последний лист с предполагаемой схемой взаимосвязей и тем самым поставить точку в отчёте. Надо отдать должное Энн: плоды совместного труда она не стала присваивать себе и с потрясшей Тину честностью подписала рапорт двумя фамилиями — «Э.Мендоза, П.Голдштейн». Нет, разумеется, они не стали с тех пор закадычными или задушевными подружками (это ведь настоящая жизнь, а не какой-нибудь наивный роман!), но между ними воцарились такие рабочие взаимоотношения, когда один совершенно уверен в том, что при случае может положиться на помощь другого. А в работе мракоборца это значит очень-очень много… Больше, чем привычная околодружба двух связанных работой женщин. — Так что за радость? — Энн, пристроившись за своим столом, продолжала стремиться к полной ясности. — Успела пересечься с Грейвсом и он тебя похвалил? — Мендоза лукаво прищурилась, и Тине стоило большого труда сохранить невозмутимость и не залиться предательским румянцем. Она же даже не смотрит в его сторону, чтобы по её взгляду что-то можно было заподозрить!!! И почему такое чувство, будто все уже давно обо всём догадались?.. «С другой стороны, это было давно и неправда, — мысленно успокоила себя Голдштейн, подкрепляясь глотком кофе. — Сейчас на него и вовсе не посмотришь… Потому что его нигде нет». — Никто не отказался бы от такого начала дня, — отшутилась колдунья, мягко уводя разговор в сторону от себя, — но сейчас выше шанс попасть под горячую руку, чем получить похвалу… Мистер Грейвс, кажется, получил выговор от Пиквери, хотя Гримсдич пробовал за него вступиться. Энн согласно закивала, вздыхая: эту новость в их отделе не слышал разве что глухой. После того, как в кабинете начальника вспыхнул письменный стол, откликнувшийся на хозяйский гнев, а Таддеус выскочил как ошпаренный с подпаленными усами, обстановка значительно накалилась. С того дня все сотрудники старались работать не поднимая головы, а кабинет Персиваля Грейвса обходить стороной… Ну, почти все. С другой стороны, если бы существовала более безопасная альтернатива, Порпентина Голдштейн тоже не стала бы приближаться к недружелюбно ворчащей двери. — Но ты, Тина, не станешь отрицать: он прекрасен, даже когда злится! — с чувством заявила Мендоза, мечтательно прикрывая глаза. — Эти искры в глазах, и эти его идеальные губы… Мы, латиносы, в губах знаем толк! О, Мерлинова борода, я бы сотворила Resto Momentum, чтобы полюбоваться подольше, а потом можно и умереть!.. Тина, что с тобой? — прервалась мулатка, с удивлением поворачиваясь к коллеге: отчаянно розовея, Голдштейн заедала смущение пончиком. — Такой вкусный, я не удержалась, — промямлила она, старательно изображая наслаждение и с трудом прогоняя детализированный образ шефа, незамедлительно возникший перед глазами и окончательно выбивший из-под колдуньи и без того потрескавшиеся кирпичики уверенности. Нет, сегодня ей точно не стоит попадаться ему на глаза, лучше как-нибудь потом! Но не сегодня!***
С учётом утренних обстоятельств Тина была даже рада, что среди заявлений не нашлось ничего настолько серьёзного, для чего потребовалось бы тревожить Персиваля. Правда, было одно заинтересовавшее её, которое Голдштейн даже отложила в сторону, — о неких «Вторых Салемцах». Она знала о них немного: что это небольшая группа немагов, пропагандирующих истребление магии, и что единственная их активность — это митинги, пикеты и листовки. Одним словом, ничего такого, что могло бы существенно навредить волшебному миру или подорвать основы, заложенные Статутом о секретности и Законом Раппапорт. И хотя сама суть этой общины балансировала на грани, МАКУСА пока не предпринимал никаких попыток устранить её, и даже если были сомневающиеся в рациональности такого решения, — авторитет Пиквери их быстро убеждал в обратном. Тем не менее, рано или поздно это снова начинало тревожить волшебников, так что периодически среди поступающих в отдел сообщений оказывались и просьбы «сделать что-нибудь с этими сальмистами». Обычно они игнорировались, но сейчас в голове Тины звенел тихий колокольчик: ей очень хотелось проявить любопытство, и она испытывала странную уверенность в том, что это действительно нужно сделать. С большей частью стопки аврор разобралась ещё до обеда: часть из них перенаправила в другие отделы, на другой части (снять жмыра с дерева, призвать к порядку соседа, наложившего Петрификус на любимую собачку заявителя и тому подобные) оставила пометку «БЕЗ ДВИЖЕНИЯ» и убрала в архивный ящик. После всех этих кропотливых манипуляций по душу мракоборца Голдштейн осталось всего с десяток бумажек, по которым можно было работать. Положив сверху сообщение о Вторых Салемцах, Тина с довольным видом переложила получившуюся стопку на край стола и с удивлением обнаружила под ней так и не переданный шефу отчёт о закрытом контрабандном деле. Вот же чёрт! С досадой закусив губу, девушка царапнула ногтем твёрдый картон папки: все отчётные документы требовалось сдать до Рождества, а оно было уже на носу, о чём напоминали праздничные украшения, постепенно появлявшиеся то там, то здесь. Не то чтобы сотрудники МАКУСА не торопились соответствовать добрым американским традициям, просто украшать удавалось только походя и второпях, и хорошо, если не в последний вечер. «А скоро запахнет еловыми ветками, корицей и цитрусом, — Голдштейн со вздохом потянулась, разминая спину. — И тогда работать станет невозможно… Может, дотянуть до последнего дня и преподнести отчёт как шуточный подарок? — на мгновение эта идея показалась ей заманчивой, но Тина почти сразу её отвергла, поджав губы. — Нет, с новым Грейвсом это неоправданный риск. Лишит премии — и даже не улыбнётся… И это в лучшем случае». Если тебе отчаянно не хочется что-то делать — сделай это сейчас! С женской точки зрения это звучало очень логично и убедительно, кроме того, сулило избавление от некоторых проблем вроде груза совести. Со своей совестью Порпентина старалась дружить, поскольку знала, как та может душить и мешать наслаждаться простыми радостями жизни. Их в жизни Голдштейн на настоящий момент можно было пересчитать по пальцам одной руки: любимая сестра, любимая работа, отношения с коллегами, праздничные дни… Четыре. Медленно пройдя через секретарскую (интересно, куда подевалась секретарша?) и остановившись перед дверью в кабинет, Голдштейн рассеянно шевельнула левым мизинцем. Когда-то пятым был «замечательный начальник». Сейчас же… «Так, соберись, Тина! Надо просто постучать», — покосившись на ощерившуюся звериную морду, колдунья нервно сглотнула и легонько забарабанила кулачком. — Порпентина Голдштейн, с отчётом! — отрапортовалась она и затихла в ожидании ответа, однако его не последовало. Вообще ничего не последовало: за дверью сохранялась непроницаемая тишина. «Может, он там не один, а на дверь наложен Звуконепроницаемый Полог?» — задумчиво закусив губу, мракоборец напряжённо прислушалась и для порядка постучала снова. — Мистер Грейвс, если вы заняты, я занесу его вам позже! «Надеюсь, во всяком случае, что не забуду об этом», — добавила Тина про себя и повернулась к двери спиной. Что ж, она попыталась, во второй раз у неё будет уже больше уверенности в себе! И вообще, с чего бы это она вдруг начала бояться собственного шефа? Разве аврор может позволить себе такой дурацкий страх? Ну в самом-то деле, если говорить общими категориями, Персиваль Грейвс такой же, как она… Вскрик, донёсшийся из-за плотно притворённой двери кабинета, даже будучи приглушённым нёс в себе столько боли, что у Тины застыло сердце. Похолодев, Голдштейн нерешительно замерла, втайне надеясь, что, быть может, она ослышалась или это был другой звук… Но он повторился снова — слабеющий, умоляющий, угасающий. Не в силах медлить дальше, волшебница метнулась к двери и дёрнула за ручку, совсем позабыв про опасные металлические клычки замка-охранника. Дверь не поддавалась, и девушка торопливо выхватила палочку, направляя её кончик на дверь. Но что теперь с этим делать? Ей совсем не хотелось привлекать внимание других, пока она не узнает, в каком состоянии Грейвс, так что подрыв двери отменялся. «А может, просто достаточно справиться с дверными петлями?» — Голдштейн напряжённо сдвинула брови, взмахом палочки заставляя металл разогреться, отчего дверь, скрипя, стала заваливаться вперёд. И какой олух догадался заказать такие обычные петли?! Подхватив дверь левитирующим заклинанием прежде, чем она успела бы грохнуться на пол, Тина торопливо вбежала в кабинет, в ужасе воображая себе залитые кровью стены и растерзанный труп Грейвса… Но и реалии потрясли её не меньше. Персиваль Грейвс всегда был полным сил. Всегда был крепким, сильным… И казался таким настолько убедительно, что никто и не задумывался о том, что у него есть слабость, о том, что ему что-то может быть не под силу, о том, что что-то может его задеть или сломать. Но теперь он предстал перед Голдштейн именно таким — беспомощно павшим на колени рядом со столом, уперевшимся локтями в мягкий ковёр и сжимающим ладонями голову. Неизвестно, что испугало Тину больше: сама эта картина или причина, по которой всё произошло. Отшвырнув в сторону папку, аврор опустилась перед мужчиной, коротким взмахом палочки возвращая дверь в проём. — Мистер Грейвс, что с вами стряслось? Вы в порядке? — она встревоженно коснулась ладонью его плеча. — На вас напали? Маг застонал и, пошатнувшись, попытался разогнуться, то и дело норовя завалиться набок, но Голдштейн вовремя поддержала его, при этом испытав невероятное облегчение от того, что он жив, в сознании и способен двигаться. — Что происходит… Тина? — глухо просипел Грейвс, отнимая ладони от лица и мутными глазами шаря по кабинету, пока в конце концов ему не удалось сконцентрировать взгляд на её побелевшем лице. Порпентина была не силах ответить: мелкие кровоточащие порезы на лице Персиваля лишили её дара речи. — М-мистер Грейвс, — наконец выдавила она, — у вас кровь на лице… Разрешите, я… — Голова просто разрывается, — пробормотал мракоборец, наблюдая за попытками своей подопечной найти в кармане платок. — У меня такое чувство, словно я ничего не помню. «Только этого не хватало! — одно такое предположение могло привести в ужас кого угодно, но Тина, наконец нашарив батистовый уголок, вместе с ним словно бы обрела и долю уверенности. — С другой стороны, он ведь понимает, где находится». — Вы помните, как меня зовут, значит, у вас нет потери памяти, — отозвалась колдунья, и хотя голос её звучал уверенно, пальцы её дрожали, когда она коснулась платком самой глубокой раны, пересёкшей левую щеку мужчины. Преблагий Мерлин, сколько раз она воображала себе эту идиллическую сценку!.. Кто бы мог подумать, что она воплотится в таких обстоятельствах. — Вас, Тина, я надолго запомню, — Грейвс тихо зашипел, слабой рукой перехватывая запястье мигом порозовевшей Голдштейн. — Хлопот с вами… Где вы умудрились так разодрать пальцы? — Это всё ваша дверь… Простите, сэр, я попрошу, чтобы её поменяли, — девушка смущённо кашлянула, исподлобья кинув на Персиваля подозрительный взгляд: почему он вдруг заговорил совсем как раньше? И несмотря на то, что ему всё ещё дурно, в его глазах читалась прежняя забота, и это опекунское беспокойство, от которого она уже успела отвыкнуть… Разительный контраст в сравнении с тем Грейвсом, который расхаживал по МАКУСА последние два месяца. — Ещё и дверь выломала… Вы, Тина, везде успели, — усмехнулся маг, слегка сконфуженно опираясь на подставленное Порпентиной плечо и поднимаясь на ноги. Он довольно быстро приходил в себя или просто старался не показывать вида, стесняясь проявленной слабости. В этом стремлении его можно было понять: начальство всегда должно держать марку и задавать высокую планку, на которую должны равняться остальные. Демонстрируя полный контроль над ситуацией, Грейвс огляделся и недоумевающе изогнул брови. — А что это за брошенная папка? — О, — волшебница торопливо встала и поспешно подняла с пола отчёт, отряхивая его от невидимых взору пылинок, прежде чем протянуть Грейвсу. — Мне удалось закрыть дело о контрабанде, сэр, это отчёт. Я смогу присоединиться к вам в текущем расследовании? — Посмотрим, — вяло отмахнулся аврор, перекладывая папку на стол. — Я с ним ознакомлюсь, зайдёте ко мне завтра, и мы обсудим итоги. А пока надо что-то сделать с вашей рукой, Тина, пока вы не умудрились усугубить ситуацию, — с хищным видом Грейвс решительно шагнул к озадаченной волшебнице, инстинктивно спрятавшей обе руки за спину в молчаливом простесте. Грейвс недовольно поморщился. — Ну что вы как ребёнок! — Мистер Грейвс, это вам нужна помощь колдомедика, — негромко, но твёрдо отозвалась Голдштейн, продолжая заглядывать в лицо начальника с подозрением и тревогой. — Ваши порезы, они продолжают кровоточить. И ещё… Вы громко кричали, и судя по крику вам было очень больно. — Кричал? — рассеянно переспросил маг, потирая пальцами седеющий висок. — Не уверен, что помню это, но моя голова раскалывалась… Может, сбежал какой-нибудь экспериментальный образец? Не берите в голову, Тина, я разберусь, — он сдержанно улыбнулся ей той самой знакомой улыбкой, от которой у девушки всё внутри разом перевернулось. Быть может, это было лишь временное помутнение из-за стрессовой обстановки? Может, ей просто показалось, что он изменился? Вероятно, она просто накрутила себя от волнения, когда он исчез, вот и… Кстати! — А что с вами случилось в Париже? — на одном дыхании выпалила аврор, пока энтузиазм не покинул её безвозвратно, но Персиваль лишь негромко засмеялся и покачал головой, отчего Тина слегка поникла: стало быть, ответа не будет. — Как-нибудь в другой раз, Тина… А пока приказываю вам воспользоваться штатной аптечкой. Получите выговор, если завтра я не увижу результатов лечения, и я не шучу, — мужчина демонстративно сдвинул брови и, накрыв ладонью плечо подопечной, решительно подвёл её к двери. Та словно и ждала этого момента: будто спущенный подвесной мост, она выпала в секретарскую, услужливо рухнув под ноги своеобразным трапом. Голдштейн покраснела до кончиков ушей и непроизвольно втянула голову в плечи, скосив взгляд на окаменевшее лицо Грейвса. — Голдштейн, — кашлянув, обратился он, — есть ли на свете такая дверь, которая способна вас удержать?