Unfading flower

      Все началось с того, что она заместила маленький цветок на запястье. Маленький цветок азалии. Такой нежный и хрупкий. Он горел и светился, освещая мрачную комнату инвентарной, куда Канаэ забежала из офиса, почувствовав сильное жжение на руке. Цветок раскрывался прямо на ее глазах, причиняя немыслимую боль. Тогда еще Канаэ не знала, что будет чувствовать эту боль каждый день.       А только вчера она написала парню своей мечты, которого любила с подросткового возраста. Не беда, что он не ответил, главное что прочитал. «Наверняка у него много работы» - утешала себя Канаэ.       С тех пор как она приехала в Токио, она мечтала увидеть его каждый день. Она всегда искала его лицо в метро, в многочисленной толпе, когда гуляла. Она ждала встречи. Чтобы хотя бы узнать, все ли с ним хорошо. Она думала и о нем, когда засыпала и когда открывала утром глаза с восходом солнца. Она привыкла вставать рано, встречая рассвет, смотреть на просыпающийся город, и думать о нем. Наверняка, он уже забыл о ней.       Но она помнит все те моменты, которые провела рядом с ним. Пожалуй, это самое прекрасное, что было в ее жизни.       Он всегда был таким добрым и спокойным, порой даже грустным. Как ей хотелось в такие моменты обнять его, и сказать, что все будет хорошо. Она хотела быть всю жизнь рядом с ним, но в то же время понимала, что он никогда ее не полюбит. Но ради него она готова была на все. Пусть он будет счастлив с другой девушкой. Главное, чтобы он был счастлив. Тогда будет счастлива и она. …С каждым днем азалий на ее теле становилось все больше. Они были разных оттенков, переливаясь, от нежно розовых, почти белых до алых, красных как кровь. Каждый день на руках вырастал новый цветок, выжигая участок кожи. Девушка носила блузки с длинными рукавами, сторонилась людей, ведь любое их прикосновение вызывало острую боль.       Однажды ночью она проснулась от того, что ее грудную клетку распирал кашель. Откашлявшись, Канаэ увидела на ладони, которой она прикрывала рот, капли крови вперемешку с лепестками все той же чертовой азалии…       Взяв на работе отгул, она заперла в своей маленькой квартирке все окна и двери, и, взяв в ванной бритву, пыталась срезать ею цветы. Струями по ее телу текла кровь, но из открытых ран наружу появлялись все больше цветов.       Не в силах больше себя держать, Канаэ опустилась в лужу собственной крови и тихо зарыдала, попеременно кашляя лепестками азалии. Они заполняли все пространство вокруг нее, взметались в воздух и кружась, приземлялись… Теряя сознание, Канаэ произнесла лишь одно слово: - Такаки…

***

      Макото Синкай выключил компьютер и сняв очки потер глаза, после чего посмотрел в окно. В это время должна возвращаться с работы его знакомая девушка, которую молодой парень каждый день видел из своего окна. Ее звали Канаэ, и она жила по соседству с его квартирой. Канаэ всегда выглядела печальной и задумчивой. Макото знал ее историю, она приехала из маленького городка, находившегося далеко от Токио. Насколько он понял, она была влюблена в парня отсюда, но его самого Макото никогда не видел. А в последнее время Канаэ стала избегать и его, хотя они часто поддерживали дружеский разговор, когда встречались на площадке перед квартирами. Сегодня же девушки не было. Начало темнеть, и Макото забеспокоился. Канаэ жила одна, и подруг в Токио у нее не было. Следовательно, она не могла остаться у них с ночевкой. Выйдя из своей квартиры, Макото подергал ручку двери квартиры Канаэ. Закрыто. В окне свет не горит. Постучав в еще одну дверь, где жила добродушная старушка, которая только и делала, что сидела целый день на кресле-качалке и смотрела за прохожими, что-то при этом вязав. Шаркая ногами, старушка открыла дверь, и добродушно поприветсвовшись, спросила, что Макото привело к ней так поздно(как будто бы он жил, как минимум на другом конце города, а не через одну квартиру, по соседству) Поклонившись в знак приветствия, Макото Синкай спросил, видела ли она сегодня Канаэ. Старушка ответила, что на работу она сегодня не ходила, и вообще видно никуда не выходила, потому что не могла проскользнуть мимо ее «всевидящего» окна. Озадаченный Макото попрощался с пожилой женщиной, и вернулся в свою квартиру. Значит, Канаэ дома. Захватив книгу, под предлогом предложить ее Канаэ, он постучал в дверь ее квартиры. Тишина. Постучав еще раз, Макото прислушался. Если бы и Канаэ спала, то от его стука она все равно бы проснулась. Квартира небольшая, и слышимость хорошая. Если она, конечно, не спит вечным сном. От этой мысли парня передернуло. Но опасения начали нарастать, еще и еще, поэтому Макото вернулся в свою квартиру, и нашел свой ящик с некоторыми инструментами, которыми он иногда чинил компьютер.       Макото вздохнул, подумав, что вот так вот люди и превращаются в преступников, несколькими движениями взломал замок. Мысленно пообещав обязательно поставить новый, он вошел в квартиру соседки, и оглядел ее. В небольшом помещении царил мрак из-за задернутых занавесок, и только из под двери, ведущей в ванную комнату в узкой щели виднелся свет. Глаза Макото привыкли к мраку, и он заметил, что на полу иногда по одиночно, а иногда сразу в большом количестве валялись лепестки цветов. Макото подошел к двери в ванную и тихо постучал. Ему никто не ответил. Макото опустился на колени перед дверью и увидел красную лужицу, которая выступала из под двери. И страшная догадка пронзила его голову… Макото стремительно вскочил и распахнул дверь. Перед его глазами предстало ужасное зрелище. На полу, в большой луже крови, заполнявшую почти всю площадь пола маленькой ванной комнаты, лежала Канаэ. Ее короткая ночная рубашка была пропитана той же кровью, на руках не было свободного места от прорастающих на них цветов. На теле их было меньше, зато обвивали шею, и половину лица. Девушка дрогнула, как будто в судороге и из ее маленького алого ротика вылетели лепестки азалии… Макото схватил ее на руки, стараясь не задеть цветы, и понес в свою квартиру. Накинув на заправленную постель клеенку, а потом простыню, Макото положил девушку, и достал бинты. Нужно остановить кровотечение, во что бы то ни стало. Аккуратно сняв ее кровавую рубашку, он облачил Канаэ в свою. На ее теле также прорастали цветы, но не так часто, и это заставило Макото слегка покраснеть, но он сразу же отогнал все мысли, ведь девушке нужна помощь. ...Через полчаса все открытые раны были забинтованы. Канаэ иногда кашляла лепестками, и это был признак того, что она жива. Макото сбегал в аптеку, находившуюся напротив, и аккуратно вколол ей обезболивающее. Но Канаэ так и не очнулась…       Прошло два дня. За это время Канаэ так и не очнулась. В больницу Макото не звонил, прекрасно зная, что болезнь под названием «ханахаки» не занесена ни в один медицинский справочник. Он вместе со старушкой-соседкой пытались сделать все возможное, чтобы поддерживать жизнь Канаэ. Макото весь день проводил возле постели, иногда срезая ножницами цветы, мешавшие дышать, но оставляя стебли, чтобы Канаэ не было больно. Старушка варила обед и приносила Макото, каждый раз сетовав над девушкой и морлясь своим духам, чтобы помиловали бедняжку. Но на ее лице не трогался ни один мускул. Это было что-то на подобии комы. Она неподвижно лежала, спокойно дыша, хотя иногда ночью дыхание спирало, и из рта вырывались лепестки в большом количестве, иногда даже цветы. Макото просмотрел ее телефон, и увидел смс для Такаки. Наверняка, это из-за него она так страдает. О, если бы знал этот чертов Такаки, как страдает Канаэ из-за него! Макото лично бы убил его за это.       Каждую ночь он проводил у ее постели, гладил ее волосы, держал ее за руку. Кажется, он любил эту девушку. Он чувствовал это. Такую беспомощную и беззащитную… Он готов был сделать все, чтобы оградить ее от этих мучений. Лишь бы она выздоровела и была счастлива… Он готов был даже отдать жизнь за это, если потребуется.       Но день проходил за днем, а она все не приходила в себя. Чтобы поддерживать ее жизненные силы, Макото с бабушкой каждый день вливали в ее рот чашку бульона. Она могла глотать. Сквозь забытье. На пятый день, ночью, Макото не выдержал, и уснул, прислонившись головой к постели Канаэ. Проснувшись лишь в пять утра, он испугался, но как ни странно, лепестков не было. Обычно за ночь их набиралась целая дюжина, а в этот раз была лишь маленькая кучка. Что случилось? Цветы тоже перестали расти, когда их срезали.Неужели она… Нет, рано радоваться. Но слабая надежда уже зародилась в душе Макото. С каждым днем цветов становилось все меньше. Они увядали и опадали. Раны затягивались, оставляя маленькие рубцы на теле. Но для Макото они были дороги... Но Канаэ так и не приходила в себя. Иногда Макото говорил с ней, хоть и не был уверен что она услышит. Говорил про то, что скоро на улицах Токио зацветет сакура, и они вместе пойдут гулять. Он сводит ее в кафе, и она сможет насладиться любыми блюдами, а не только бульоном. Они купят воздушные шарики, и отпустят их в небо… Будут смотреть на закат с балкона… А потом, они поедут в ее родной город, и она покажет ему все места, которые любила в детстве... В ночь на двенадцатый день, Макото смог позволить себе немного поспать. Перед тем как ложится рядом с постелью Канаэ на полу, он прошептал ей: - Я люблю тебя, Канаэ, сладких снов. И наклонившись к губам нежно поцеловал… А утром, сквозь сон, он услышал ее нежный голос. «- Я тоже люблю тебя, Макото…»