Rock'n'Roll Queen

Мельбурн спешно поднимается по железным ступенькам на второй этаж музыкального клуба и прячется среди подростков, чуть ли не переваливающихся за перила в попытке быть ближе к сцене. Яркие прожекторы прикованы к четырем фигурам за инструментами, и Уильям, бережно удерживая свой бокал с рубиновым вином, черной тенью встает между не замечающими его подпевающими грохочущей песне молодыми людьми. Довольный открывающимся видом на сцену, мужчина, сделав маленький глоток терпкой жидкости, освобождает свое измученное сознание от мыслей и приковывает свой взгляд к тоненькой фигурке за синтезатором. Девушка не старше двадцати трех лет вдавливает пластиковые клавиши в инструмент, подпевая уже давно знакомой песне. Голубые глаза щурятся от яркости попадающих в них лучей прожекторов, выпрыгнувшая из убранных в растрепанную косу темных волос прядка ложится волной на обнаженное плечо, щекоча светлую кожу. Ножки в тяжелых сапогах выбивают ритм, короткое ярко-красное платье взметается полами после каждого движения. Вишнёвые губы то и дело расплываются в довольной улыбке, и девушка в очередной раз дает волю своим тренированным пальцам порхать по череде черно-белых клавиш. Переглядываясь с остальными членами группы, она практически не обращает внимания на беснующуюся публику, концентрируясь на том, чтобы не ошибиться в своей партии. Мельбурн, не чувствуя, как тонкие губы расплываются в почти незаметной улыбке, замирает, когда в песне наступает момент инструментального соло: звонкая гитара, глубокая бас-гитара и мелодичные клавишные соединяются под равномерный скорый бит барабанов. Да, этот тип музыки никогда не был его любимым, но то, с каким увлечением растворялась в ней крошечная девушка, заставляла Уильяма проникаться тем, что он слышал. …Почему мужчина под сорок, единственный, сжимающий уже почти опустошенный бокал вина в этом разнообразии пивных банок и коктейльных калейдоскопов, да еще и не любитель такого типа музыки, находится в этом клубе в столь позднее время, прячась за спинами извивающихся подростков, спросил бы каждый. И это вполне себе очевидный вопрос. Мельбурн и сам не мог бы на него ответить, не предавая глубоко в сердце хранимый секрет. …Мужчина просто выдыхает и одним глотком допивает чуть сладковатую жидкость, когда проигрыш заканчивается и солист опять заполняет помещение звуком своего хрипловатого голоса. Девушка, за которой Мельбурн так непрерывно следил, быстрым движением убирает прядку за ушко и широко улыбается, прикрывая глаза. Виктория. Прекрасная, умная Виктория. Своими огромными голубыми глазами внесшая в размеренную, унылую рутину жизни профессора по истории, пришедшего на первую лекцию первогодкам, поступившим на магистратуру в их университет, непоправимый беспорядок и раздор. Своим голоском, озвучивающим все правильные ответы, который и ласкал сознание, и вместе с тем высекал сердце уже думавшего, что иссох, мужчины. Мельбурн прошел через стадию отрицания и порицания себя за свои неблагородные, неэтичные мысли, но так и не смог от них избавиться, поэтому просто… сдался. Давился своими чувствами издалека, прикрываясь маской вежливого равнодушия и желания ответить на любой, интересующий студентов, вопрос. Уже пошел второй год, как он ждал наступления лекций у ее группы, наслаждался прочтением эссе, над которыми она очевидно усердно работала. Слушал ее щебетание с однокурсниками, из которого он и узнал о том, что Виктория играет в музыкальной группе, которая регулярно выступает в небольшом, но значимом для молодых музыкантов клубе. Он все никак не мог решиться пойти туда, боясь, как бы его не встретили его студенты, и, что главное, она сама, но все же сорвался, когда, приехав с месячной командировки, понял, что у нее с ним не будет лекций еще две недели, а стайка проходящих мимо студентов, обсуждая ее группу, назвала число и время ее выступления. Да, придя в клуб, Уильям стеснялся, вечно оглядывался, понимая, что выделяется из основной аудитории, но, когда различил за некоторыми столиками людей своего возраста, которые, как оказалось, были музыкальными критиками или людьми, владеющими звукозаписывающими студиями и искавшими себе подопечных, понял, что и его могли бы принять за одного из них. Он все равно всех сторонился, но никак не мог себе запретить во второй, третий, пятый, седьмой и очередной раз. И сейчас, понимая, что выступление подходит к последней песне, он, поставив бокал на ближайший пустой столик, направляется к выходу, опережая толпу подростков и пресекая любую возможность наткнуться на Викторию, которая находилась на сцене тогда, когда он приходил, и тогда, когда он выскальзывал из здания. Одинаковые понимающие усмешки сидящих за столиком в тени молодых людей, светловолосого и темноволосого, опускающих свои телефоны, он не замечает. … Мельбурн складывает в свой портфель стопку с итоговыми работами студентов, уже почти выпускников, через пару недель получающих свои дипломы, когда слышит, как в почти опустевшей аудитории раздаются тихие шаги и ему на стол опускается небольшой конвертик с выглядывающим из него прямоугольником бумаги, похожим на билет. — Мы, наконец, вышли на уровень — даем сольный концерт. Звук получше, чем в клубе. Буду вас ждать, — раздается знакомый мелодичный голос. Уильям медленно поднимает взгляд, в поле зрения попадают два любопытно заглядывающие из-за еле прикрытой двери лица (Драммонд и Пэджет, неразлучная парочка, лучшие друзья Виктории), и останавливает его на любимых голубых глазах. И от ее смелой, но чуть смущенной улыбки что-то заметно тает у него в груди, а кончики пальцев накрывают белый конвертик.