Шаг в потерянную вечность

      Прохладный осенний ветер колышет ветви деревьев. Ранняя осень даёт о себе знать. Сквозь белые пушистые тучи пробивались последние лучики солнца. Деревья не торопясь сменили свои зелёные наряды на золотистые, где-то с коричневыми пятнами, где-то с красными. Под ногами хрустели листья. По улице толпами шли люди, не замечая такой красоты вокруг себя.       В одном старом парке на лавочке сидел мужчина с заметной сединой на голове и опухшими глазами. Чёрная шляпа мирно лежала на колене, коричневое длинное пальто свисало со скамьи, в кармане которого лежали очки и упаковка свечей. Правой рукой мужчина опирался на старую трость, а в левой руке держал фотографию, уже устаревшую, в некоторых местах порванную и поношенную. Но такую дорогую.       Посмотрев уже сто-пятисотый раз на изображение, неловко улыбается, вспоминает. Любимая и дорогая девушка, женщина, жена. Свою половинку. Слеза невольно скатывается по щеке, не может сдержать ещё одну, и ещё, и ещё… Его любимая синеволоска, синеглазка. Сколько воспоминаний навалилось в голову. И даже на фотографии — весело проведённый день с ней, друзьями и велосипедами. Воспоминания…       Тут он смотрит, как она отдирает жвачку со своего сидения, фыркает на него и подругу детства. Тут она, стесняясь, берёт зонтик с его рук, густо краснеет и теряется в речи. А сейчас на балу танцует с ним, забывая обо всём на свете — только она и он. Вместе катаются на катке, вместе едят мороженое, катаются на велосипеде, вместе идут в университет, вместе на свадьбе их друзей, поздравляют их, счастливы, смеются…       А в этом воспоминании, в декабре, вдвоём на самом верху Эйфелевой башни. Он с бархатной синей коробочкой в руках, а она с пунцовым румянцем на щеках то ли от холода, или от радостной новости. Быстро кивает, соглашаясь, а затем набрасывается с объятиями на него, целует и плачет от счастья.       Здесь он в чёрном смокинге, рядом верные друзья. Поворачивает голову — видит свою любовь, такую родную, красивую, в белом пышном платье. Идёт, улыбается. Натягивает ей колечко, она — ему. Двое не перестают улыбаться, хихикают. Наконец-то говорят «да». А через мгновение — радостная жена бежит к нему, и восторженно восклицает, что теперь их трое. Муж удивлённо хлопает глазами, переспрашивает, замечает тест в руках. Радостно щебечет оды своей жене и будущей матери его детей.       Вот он выходит с роддома с ребёнком. Через два года уже с близнецами. Радуется жизни, с женой и детьми идёт в садик, школу… Прошло уже немало времени. Они такие счастливые, всё хорошо, но… Наступает та дьявольская дата…       Конец лета, август. Она неожиданно падает, задыхается, задыхается слезами, не может встать… Карета скорой быстро довезла в больницу. Она не понимает что с ней, хватается за руку любимого, он шепчет, что всё будет хорошо… И каждый день приходит к ней, обнимает, говорит, что всегда с ней будет рядом, а она верит, а что поделать.       Уже бледная, как смерть, лежит и тихо плачет, смотрит на него, глаза закрываются и на последок шепчет: «Прости меня, что не проживу с тобой последок жизни… Люби детей и меня забудь… Люблю тебя…»       Рука старца опускается, не может больше выдержать этих навалившихся воспоминаний. Невыносимо больно. Рукой сжимает рукоятку тростинки, плачет.       — Папа?.. — поднимает свою седую голову, а слёзы стекают с щек и падают на асфальт. Видит любимую дочь, вмиг побледневшую. Старается улыбнуться, но не выходит. Девушка вмиг обняла отца, сильно прижимая в объятиях. И так же не сдерживает слёз.       — Анна, а где Хьюго и Эмма? — немного успокоившись, спросил мужчина, вытирая капельки слёз с лица.       — Хьюго уехал за цветами, а Эмма с Андре укладывает малютку. Говорила, что скоро подъедет. — запинаясь, ответила она.       Аннабель помогла отцу встать с скамьи, придерживала за руку и аккуратно довела к машине. За рулём сидел её муж, Натаниэль, темноволосый мужчина в чёрном костюме. Он поприветствовал тестя и спросил его о самочувствии.       — Мистер Агрест, может, купить Вам чая, чтобы согреться? Вы неважно выглядите.       — Нет, спасибо. Уже всё в порядке, Натаниэль. Мы можем отправляться? Я хочу побыстрее доехать туда.       — Да, пап. Кстати, дядя Нино звонил, сказал, что уже там, ждёт нас. И тётя Алья с ним. Нам поспешить нужно, ей полтора часа выделили. Нат, можем ехать.       Мужчина кивнул и машина тронулась с места.

***

      Уже на месте. Вижу знакомые черты этого места. «Кладбище Монпарнас». Здесь и отдыхает уже больше пятнадцати лет моя любящая жена. Моё синеволосое чудо, единственное, самое любимое чудо, моё сокровище…       — Адриан… — пожилая женщина, сидящая на лавочке с бледным лицом, спохватилась и со слезами на щеках принялась обнимать друга детства. — Адриан, почему она до сих пор лежит?.. Почему ко мне не приходит? Говорила же, что обязательно придёт… А я её до сих пор жду, до сих пор… Она ведь придёт, правда? — женщина крепкой хваткой вцепилась в рукава чёрного плаща, бледные и жилистые руки дрожали от прибывающей истерики, а поседевшая шатенка молча смотрела в изумрудные глаза.       — Алья, успокойся… Маринетт мертва, её больше нет, — тихий и успокаивающий голос мужа заставил ослабить хватку. — Иди, Адриан. Времени у меня осталось приблизительно полчаса, Алью в больницу везти нужно.       И кивнуть не хватает смелости. Видит место, которое посещает несколько раз в год — не может остановить слёзы и сердце больно сжимается, осознавая кто там.       Тяжёлыми шагами, опираясь на тростинку, идёт прямо. На гробу виднеется знакомые очертания букв, от которых во рту пересыхает.       — Маринетт… — хриплый голос вырывается из уст. — Маринетт, милая… Вот я и пришёл, как обещал…

***

      На улице стемнело, день опускает своё место ночи. Холод пробивал мелкую дрожь до костей.       — Папа… — лёгкая женская рука легла на плечи. — Пап, уже темнеет. Пошли, — блондинка закрыла глаза, ставя преграду слезам.       — Эмми… Ты ещё малышкой была, когда её не стало…       — Но прекрасно понимала, что её больше нет… Пап, мама всегда будет с нами. Хватит накручивать себя, перестань. Представь себе что почувствовала бы сейчас мама, если б увидела тебя таким?       — Да, ты права.       В руках всё та же фотография, где они вдвоём. Её любимая, драгоценная…       — Ох, Маринетт, я тебе столько всего не рассказал, пока приходил… Думаю, ты от туда и так всё видишь, но всё же… Малышка Эмми уже совсем не малышка, — лёгкая усмешка образовалась на лице, смотря на любимую дочурку. — Выросла, замужем, малыша Керла родила. Он так на Андре похож, но глаза точь в точь как у тебя, васильковые. — лёгкий смех окутал мужчину, а слёзы радости ручьём стекали с глаз. — Господи, сколько ещё за сегодняшний день буду плакать?       — Держи, отец, — белокурый парень протянул небольшой платок отцу и поднёс на могилу охапку сирени.       — И не забыл любимые цветы матери, да, Хьюго? — вытерев платком лицо, удивился Агрест старший.       — Да как можно забыть? Эти цветы были когда-то повсюду в доме, да и дедушка Габриэль их тоже любил. — ответил старший сын и, глубоко вздохнув, убрал руки за спину.       — Да, дедушка был очень счастлив, узнав, что Маринетт забеременела тобой. А как счастлив был, когда узнал, что будет внук! Вот какой красавец вырос, Хьюго, старший и порядочный сын и хороший старший брат. Только он что-то не спешит меня порадовать внуками!       — Папа! — возмутился парень. — Всему своё время.       — Да-да, всему своё время! — повторил Адриан, покачав головой. — А вот и пришла наша Аннабель.       — О чём разговариваете?— удивлённо спросила синеволосая девушка с разноцветными глазами.       — О, Хрома* пришла, — с насмешкой произнёс Хьюго, дразня сестру.       — Я же просила не называть меня так, гигант-переросток ты эдакий! — огрызалась та в ответ.       — Вы можете не шуметь хотя бы здесь? Проявите хоть капельку уважения матери!       — Прости, отец… — извинился за всех Хьюго и опустил взгляд.       — Какие вы ещё дети… Вот видишь, Мари, дети с годами взрослеют, но не полностью, они всё равно в глубине души остаются маленькими детьми. — блондин опять посмотрел на фотографию. — У Альи с Нино тоже хорошо всё. Алья проходит уже чуть больше двенадцати лет курс лечения в психологической больнице, Нино говорит, что несколько месяцев — и она полностью придёт в себя. Знаешь, бесплодность и потеря дорогой подруги сильно придавила её, но она сильная, как и Нино. И я должен быть сильным, и если б не дети я не знаю что сделал бы с собой… Быть сильным очень сложно, но я стараюсь ради Хьюго, Аннабель и Эммы, и ради тебя тоже, особенно ради тебя. Люблю тебя…

Осень дарит много пасмурных дней, но в них есть своя прелесть и гармония, и всё как будто замирает, и есть время подумать о ком-то важном и любимом. И те фотографии будут напоминать о шагах, пройденных вместе много лет назад…