Хроники города Энск

Круглый стол в уютной гостиной Пастрано был завален обрезками плотной бумаги, мотками бечевки и несметным количеством блестящих кружочков, о происхождении которых человек, далекий от рукоделия, вряд ли мог бы догадаться. Вокруг стола кипела работа: усевшись рядышком на высоких стульях, Лауретта, Аурелио и Маритаими ловко скручивали из тонкого серебряного картона короткие трубочки; Лея аккуратно и ловко разрезала серединки разноцветных прямоугольников на тонкие полоски; Саломея сворачивала нарезанные заготовки в цилиндры, пробивала степлером с обоих концов и надевала на трубочки, придавая им вид блестящих воздушных фонариков; Луиджи, вооружившись другим степлером, побольше, крепко-накрепко соединял обе части и передавал их дедушке Саломеи, который с помощью дырокола проделывал в верхней части фонарика пару отверстий; а господин Кобаяси, с неожиданным для себя удовольствием, продевал в них отрезки бечевки и завязывал затейливыми бантиками. Бабушка Саломеи, не принимавшая участия в общем веселье, успела несколько раз за вечер обнести всех блюдом с пирогами и ватрушками, а теперь разливала по стаканам холодный яблочный сок. – Ой, уже почти четыре! – взглянув на часы, встревожилась Маритаими. – Тетя Саломея, мне пора домой. Я бабушке обещала... – Раз обещала – значит, собирайся. Лея тебя отведет. Только выпей сперва сок и возьми с собой гостинец для бабушки с дедушкой, – сказала, улыбаясь, Саломея. – А я пока сложу в коробку твои фонарики. Без десяти четыре Лея и Маритаими вышли из дому. Лея несла большущий кулек со всевозможными сластями – кулинарными шедеврами своей прабабушки, Маритаими – такой же огромный, но гораздо более легкий коробок с бумажными фонариками. ... День клонился к вечеру. Холодок, почти незаметный на солнце, в тени пробирал до костей. Деревья стояли в осеннем убранстве, роняя один за другим лимонные и охристые листья. Держась за руки, девочки (врочем, Лея была уже почти взрослой девушкой) медленно шли по широкому тротуару. Сухая листва шуршала у них под ногами, еле ощутимый ветерок шевелил выбившиеся из-под шапочек волосы. – Как твои успехи в школе? – спросила Лея, наклоняясь к Маритаими. – А! – мотнула челкой девочка. – Не очень! – Неужели двойку получила? – удивилась Лея. – Не-а. – Маритаими помахала коробком. – «Тройку» по физкультуре. От неожиданности Лея даже остановилась. – Разве по физкультуре ставят «тройки»? – Угу. По поведению... Темно-синие глаза Леи потрясенно округлились. – И что же ты, позволь спросить, натворила?! – Отлупила Ваську из второго «Б»... – Та-а-ак... – Лея снова зашагала по тротуару. – А что сказал дедушка? – Что правильно я ему врезала. Лея громко закашлялась, стараясь не расхохотаться. – За что ты ему... э-э... врезала? – За дело, – буркнула Маритаими. – А все-таки..? – Он сказал... – девочка надулась и покраснела, как вишня. – Он сказал... Он сказал, что я дедушке с бабушкой неродная! – Вот те раз... – растерялась Лея. – Глупость какая... Само собою, ты родная! Достаточно взглянуть на вас с дедушкой и бабушкой. Ты – вылитая Тихиро! Скажи, пожалуйста, а почему он так сказал? – Потому что... – Маритаими подумала – и вдруг горько расплакалась. – Потому что я летать не могу! Лауретта и Аурелио могут, они даже на физкультуре в спецгруппе занимаются, а я – нет!!! – Ну, не плачь, моя хорошая... – попыталась утешить ее Лея, но Маритаими была безутешна. Вытерев двоюродной сестренке опухшие и покрасневшие глаза, Лея снова взяла ее за руку. – Я подумаю, как тебе помочь. Обещаю! Я обязательно что-нибудь придумаю! Только не надо плакать. Не будешь? Маритаими громко шмыгнула носом и помотала головой. Наутро Лея проснулась чуть свет, набросила поверх пижамы вязаное пончо и выскользнула из дому. Она хотела поговорить с отцом. Скрип рубанка, доносившийся из дальней части сада, подсказал ей, где его найти. Луиджи мастерил конуру для молодых хихиб, накануне привезенных господином Кобаяси. Целестина и Фрай, сидя напротив него, с интересом следили за каждым его жестом. Их дочь, Эстер, в такую рань вставать не привыкла и в этот час, как хорошо знала Лея, похрапывала на полу гостиной. Услышав шаги юной хозяйки, они, как по команде, поднялись и приветствовали ее доброжелательным пофыркиванием. – Привет, пап! – поздоровалась Лея, гладя животных по острым ушам. – Ты не очень занят? – Хочешь поговорить? – сразу отложив рубанок, спросил Луиджи. – Ага. – Лея забралась на грубый деревянный стол, за которым отец имел обыкновение что-то мастерить, и стала лениво покачивать ногой, дразня добродушную Целестину. – Пап... Я вчера разговаривала с Маритаими... В глазах Луиджи вспыхнуло любопытство. – И как? Она тебе что-то рассказала? – Только то, что ее дразнят в школе, – расстроенно ответила Лея. – Называют неродной, и все такое... Скажи, пожалуйста, у меня в детстве тоже были проблемы с превращениями? – Еще какие! – рассмеялся Луиджи. – Представь, как трудно было удержать тебя от того, чтобы ты не превратилась в дракона и не улетела бог знает куда, пока мы отвернемся! – Понятно, – кивнула Лея. – Значит, не было. – А Маритаими что? Совсем не может? Или просто не получается? – По-моему... – медленно проговорила Лея, – если я не ошибаюсь, ее способность превращаться что-то блокирует. Я замечала много раз: когда она чем-то обрадована или сильно расстроена, кажется, вот-вот – и обернется. Однако ничего подобного не происходит. Она сдувается, как воздушный шарик, а потом каждый раз чуть не плачет. – Странно... – потирая подбородок, задумчиво проговорил Луиджи. – Дело явно не в ней... – А в ком? – быстро спросила Лея. – Не знаю... Возможно, в ее родителях. – Ой! – Девушка спрыгнула со стола, отняла у Целестины тапочек и надела на ногу. – Спасибо, пап!!! Я лечу!.. – Куда это? – спросил, вновь берясь за рубанок, Луиджи. – На Лапуту! Поговорю с Хаякавой и Стефано! Я, кажется, догадываюсь, в чем дело... – В такую рань?! – Не беда! – Ух, до чего ж тут холодно! – лихо приземлившись на первом попавшемся участке, свободном от сооружений, пробормотала Лея. Она не стала принимать человеческий облик: в чешуе было теплее. Принюхавшись, она уловила еле различимый запах родной крови и, яростно хлеща хвостом, ринулась к жилой части здания. Вдребезги разбить окно и выбить дверь спальни для юной полудраконессы оказалось делом двух секунд. ... Никогда еще пробуждение Хаякавы не было таким кошмарным. Ей казалось, что она все еще видит жуткий сон, в котором правая лапа жемчужно-серой драконицы пригвождает ее к подушке, намертво сковав движения. Рядом метался Стефано. Левая лапа, украшенная круто изогнутыми, как серпы, когтями, крепко держала его за горло, блокируя трансформацию. – Ваша работа?! – проревела драконица, лязгая огромными клыками. – Ты о чем? – слабо пискнула Хаякава. – Жалкие трусы!!! – не унималась чудовищная в своей ярости драконица. – Несчастные глупцы!!! Вы что, хотите гибели Маритаими?!! – Нет!!! – закричала Хаякава, силясь освободиться. – Ты что, с ума сошла?! – Это вы сумасшедшие! – окатила их презрением драконица. – Боясь, что Маритаими однажды поднимется в воздух, вы сами толкаете ее к гибели! Стефано тяжело вздохнул и расслабился. – Психическая атака удалась на славу, – спокойно сказал он, больше не пытаясь сопротивляться. – А теперь, племянница, слезай с кровати и объясни, что стряслось? Огромные когти мгновенно разжались. Соскользнув на пол, Лея приняла изящную позу, подперла голову кончиком хвоста и улыбнулась. – Ненормальная... – дрожащими руками натягивая халат, проговорила Хаякава. – До чего же холодно... Ну, что случилось? Почему ты прилетела в такую рань? С Маритаими все нормально, правда? Иначе ты не ухмылялась бы с такой ехидцей. – Разумеется, – сладко улыбнулась Лея. – Тогда что тебя сюда привело? – поинтересовался Стефано. – Маритаими. – Как так? – Ее задразнили в школе, – безжалостно сообщила Лея. – Открыто говорят, что она вам неродная. Хаякава и Стефано переглянулись и испуганно уставились на Лею. – А все потому, что кое-кто – не будем называть имен – поклялся, что их дочь никогда не поднимется в воздух. – Когда это..?! – вспыхнула Хаякава, но Стефано успокаивающим жестом положил ей руку на плечо. – Было дело, – признал он. – Когда нас обручили. Помнишь? Я тогда лежал пластом, а старик Оуэн-Рейфорд вливал мне в рот какое-то снадобье, чтобы смог произнести формулу согласия. – Не помню... – хмуро проговорила Хаякава и вдруг негодующе вскинулась: – Я стараюсь забыть тот день, как страшный сон, а ты снова напоминаешь?! – Да, – холодно проговорила Лея. – Потому что из-за опрометчивых слов глупой девчонки теперь страдает дорогой мне человечек. – Что я тогда сказала? – не глядя на Стефано, спросила Хаякава. – Что наши дети никогда не будут драконами, – услужливо подсказал ей супруг. – Ужас какой... – Хаякава запустила пальцы в волосы и глухо застонала. Лея деликатно кашлянула. – Я прилетела не одна. Внизу, под островом, летает господин Оуэн-Рейфорд... Позвать его? – Конечно!!! – в один голос закричали Хаякава и Стефано. Лея сосредоточилась и послала старику телепатический сигнал. Послышалось громкое хлопанье крыльев, и старый дракон деликатно протиснулся в дверной проем. – Вижу, ты времени даром не теряла, – усмехнулся он, окидывая взглядом творившийся в спальне разгром. – Потрудилась на славу! Доброе утро, друзья мои! Как спалось? – Благодарю, превосходно, – слегка поклонился Стефано. – Особенно приятным было пробуждение. Чтоб вас так будили! – Меня и не так будили! – захохотал, ничуть не обидевшись, старый ученый и, подмигнув Хаякаве, спросил: – Ну, как? Будем исправляться? – Я... я... – молодая женщина покачала головой, не находя слов. – Значит, приступим. Стефано, сынок, выйти из комнаты. – А мне? – спросила Лея. – Можешь остаться. Тебе полезно на это взглянуть. Погладив жену по щеке, Стефано вышел из комнаты. Оуэн-Рейфорд-третий медленно трансформировался, превратившись в сухонького старика в узорном плаще, вынул откуда-то хрустальный шарик на цепочке и попросил: – Хаякава, деточка, смотри сюда. Не в силах сопротивляться его спокойному, властному голосу, Хаякава послушно уставилась на шарик. Ученый слегка шевельнул пальцами – и шарик стал раскачиваться: срерва медленно, затем все быстрей и быстрей... – Она спит, – шепнула Лея. – Вижу, – ответил старик и громко позвал: – Хаякава, ты слышишь меня? – Слышу... – голосом без всякого выражения ответила женщина. – Тебе тринадцать лет. Ты стоишь на коленях возле Стефано. Он ранен. Умирает. – Нет! Нет!!! – закричала Хаякава и в отчаянии зарыдала. – Вас обручают. Чтобы он выжил, ты должна отдать что-то взамен. Что-то из прошлого, настоящего или будущего. – Я... – начала Хаякава, а слезы, меж тем, так и лились по ее щекам. – Я отдаю за жизнь Стефано... – Бронзовую статуэтку в кабинете Хаку! – выпалила Лея. – Бронзовую статуэтку в кабинете моего отца... – послушно проговорила Хаякава. Оуэн-Рейфорд улыбнулся и кивнул. – А теперь спи, – сказал он. – Спи еще двенадцать часов. А когда проснешься, не будешь помнить ничего из того, что сегодня произошло. Хаякава без сил опустилась на подушки. Ученый заботливо укрыл ее одеялом, поманил Лею, и они бесшумно вышли. – Вот и все, – улыбнулся старик бросившемуся к ним Стефано. – Хаякава проспит еще двенадцать часов. Буди Акиро и быстро приводите дом в порядок. – А как же... – начал Стефано. – Все в порядке, – успокоил его старый ученый. – Все можно исправить. Все, кроме смерти, конечно! Но о ней думать не стоит. У вас впереди столько событий! – и он мечтательно улыбнулся. – Пока, Стефано! – крикнула Лея, спланировав с высокого парапета. Вслед за нею, тяжело хлопая крыльями, летел золотой дракон... – Что у вас новенького? – угощая двоюродную сестренку чаем с черничным вареньем, спросила Лея. – Как прошло утро? – Хорошо, – ответила Маритаими, откусывая сразу половину большущего пирога с творогом и запивая крепким чаем. – Дедушка Хаку стеклит окно и дверь в своем кабинете, бабушка Тихиро собирает пластилином осколки. – А что случилось? – Помнишь фигурку дракона, которая стояла на полочке? Она взорвалась и разнесла половину кабинета! Бабушка говорит, что в ней был заключен злой дух. – Думаю, бабушка чуточку преувеличивает, – улыбнулась Лея и предложила: – Печеньица?