К Сёгунат Токугаве
10 мая 2022 г. в 16:00
Примечания:
Вдохновлено чужими хэдканонами:
https://vk.com/wall-152807755_30669
https://vk.com/wall-152807755_30803
Я образ твоих мерклых глаз запечатлел отчасти —
Размытую картину благородных, хладных слёз.
Но синева… та синева запомнилась в контрасте
С гранитным небом и пучком твоих волос.
О мама, я ведь проронить не смел ни звука,
Увидевши средь моря столь родимые черты.
В глазах, в которых рассыпалась тяготеющая мука,
Я, как фрегат, тонул, пока в волнах топилась ты.
А море боронилось кротко, словно птица,
Вздымалось мокрой тенью кверху, в небеса,
Торжествовало пылко сущностью убийцы,
От чьего взора отвратиться мне уже нельзя.
И поднималось что-то с дальних закоулков,
Бессильной злостью путалось вокруг души.
Сопротивляться тому чувству было столь же глупо,
Как верить в дружбу стран, что без единой лжи.
Я никогда не верил — оставлял до лучшей жизни,
Когда-нибудь потом, на следующий раз.
Чтоб моя вера снова не глядела с укоризной
На вереницу — нужных? — неправдивых фраз.
Я приходил на море восполнять пробелы:
Я искренность видал лишь в сокрушеньях волн,
Когда с вкраплением мажора мрачные напевы
Звучали громогласней, чем любой линкор.
О мама, снизошедши, брал я воспоминанья:
Там небо было синим — тот цвет его жесток.
Теперь я это понял, но дрожь от осознания
Покладистою грустью в каждый била закуток;
Игрались тихо волны, сокрушались даже мирно,
Там, знаешь, места для ненастья просто не нашлось.
По тем дням, мам, не плакал я, хоть и хотелось сильно,
Ведь обособленная совесть не терпела слёз.
Я поднимал наверх глаза — те, что повыцветали, —
И всё глядел на гущу, с виду лёгких, облаков,
Которые скитались годом не одним гонимые ветрами
И каждый раз сплывались монолитом у брегов.
Рассвирепевши, небо эти тучи хмурило, как брови,
И расползалось надо мною теменью веков,
А не найдя в себе ни капли сил, рыдало так от горя,
Что ливень виделся снарядом, пущенным в полёт.
Хлестало твердь оно земную всполохами молний
В попытке безуспешной отогнать от бездны прочь
И от досады горькой завывало трепетно, неровно —
Задержать человека ему оказалось невмочь.
А знаешь, мама, это небо даже жалость вызывало,
Единственное, впрочем, чувство, что я мог отдать.
Все остальные, целиком, как будто их и небывало,
Тысячекрылой птицей разбивались о морскую гладь.
О воды, что прельщали меня трепетным порывом
Эмоций, расплескавшихся за гранью мысленных оков,
Которые я сам же возводил вокруг по кругу непрерывно,
Чтоб после в сожалении печальном не сжигать мостов.
Я видел в глубине, окутанной той непроглядной тьмою,
Изгибы аккуратных и изящных, исхудалых рук твоих.
Я шёл на волны кораблём с пробитою кормою
И был уверен, что, уйдя на дно, навечно кану в них.
Спасли, в итоге, опасения в стране напротив —
В единственном, кто расплескавшуюся бурю увидал во мне.
Отсрочил действо, поддержал, смолчал, что я юродив,
Ведь, по уму, доверия выслуживал в делах не о войне.
Я, клятвенно зарёкшись, не искал с тобою встречи,
Считал всё до победы — так ли нужной? — дни.
Но за то время громкий град непрекращающей картечи
Поспешно перетёк в резкие тени от взрывной волны.
И правда: всё казалось она выжгла во мне что-то.
Не столько вечные теперь обломки ядерной души,
Сколь веру в благосклонность нового исхода,
Летевшего с такой неотвратимостью, что хоть кричи.
Серебряные волны на плечах затягивались лентой
В напоминанье панихидно чёрной, гробовой.
Сражённый горем люда, сдавшийся одномоментно,
Я клал цветы у вечного огня под плачущий конвой.
А после, удалялся, не нашедший внутри духа,
Чтоб взгляд поднять на безутешную толпу пред мной.
Прощенья даже не просил — ну разве что лишь глухо
Шептал в снедающей печали за грехи их и покой.
Я точно чувствовал, как море постоянно торопило,
Звало развеять тучи, все дела окончить в срок.
Напоминало: до сих пор опасный, благородный синий
Превыше ядерного цвета в выборе дорог.
И вырвавшись однажды к мрачному простору,
Я рокот сердца, словно натиск бури, усмирить не мог,
Пока в немилости погоды, проигравшей вздору,
Держал на берегу меня за обувь вымокший песок.
Однако после грозового, полыхающего неба
Робеть от тверди под ногами было бы смешно,
Поэтому нога ступила в пену гривистую заворожено и смело,
Хоть взбеленившиеся воды усложняли, укрывая дно.
И здесь уж в волнах зверских, выглядевших мутно,
Всё дальше зазывали очи, порожденья пустоты,
Туда, куда без ропота поверженными уходили судна —
Я, как фрегат, тонул там, где топилась, мама, ты.