Третья скрипка в пятом ряду

Дирекция Оперы была в ужасе и не знала, что ей делать. Волевое решение о продолжении шоу приняла герцогиня, бывшая в последнее время генеральным спонсором сего предприятия.  — Пусть Кристина поёт главную партию, — произнесла она, великолепная и уверенная в своих правах, дама в красном платье.  — Мы не можем идти на поводу у убийцы! Мы должны поймать его! — проговорил полицейский, едва ли не заработав укоризненный удар веером. Однако герцогиня сдержалась.  — Но не ценой новых жертв, не так ли господа? — она обвела присутствующих взглядом своих изумрудных глаз, заставляя с собой согласиться. Для пущей убедительности, заставляя вспоминать всех, что именно она даёт деньги, а значит и заказывает музыку. Всем не оставалось ничего, кроме как согласиться. Взгляд зелёных глаз действовал гипнотически.  — Что же до господина Призрака, — добавила она пару секунд спустя, позволив себе лёгкий намек на улыбку. — Уверена, он будет вести себя прилично… и захочет обговорить некоторые условия при личной встрече. Засады не будет — слово герцогини. *** Призрак как зачарованный слушал пение Кристины, мечтая теперь только об одном — чтобы она пела исключительно для него одного, разделив с ним свою жизнь. Однако до этого ещё было ох как не близко, и вместо приятной встречи с девушкой его мечты Призраку предстоял деловой разговор с хозяйкой Оперы. Часы пробили полночь, как водится, самое подходящее время для переговоров с потусторонними и не очень силами.  — О чём вы хотели говорить со мной? — прозвучал голос призрака, нисколько не испугавший герцогиню. Скорее наоборот, показавшийся ей приятным, чарующим в своем нетерпеливом желании получить всё, что он хочет.  — О Кристине, о музыке, но большей частью о вас, месье Призрак, — ответила женщина. — Прошу, не надо скрываться. Я не причиню вам зла. Лукавые зелёные глазки следили за тенью, даже не пытаясь разгадать, где он прячется, ожидая, когда Призрак покажется сам, не в силах устоять перед тем, что она готова предложить ему.  — Ничто не мешает мне разговаривать с вами и так, — возразил Призрак.  — Что же, тогда, вероятно, я просто оставлю ноты на столике, и вы можете забрать их позже, — согласилась она, продолжая улыбаться. — Ваша музыка прекрасна, месье Призрак. Признаюсь, мне бы хотелось услышать, как её играет сам автор.  — Где вы взяли это? Моя музыка! Они украли у меня мою музыку! — безумство и отчаянье с неясным намёком на счастье звучали в его словах. Заставляя выйти из тени и схватить заветную папку, жадно прижимая к себе.       — Скорее произошло некоторое недоразумение…  — Недоразумение?! — возмущённо произнёс Призрак. — Воры! Воры! Воры! Лицо, скрытое за тёмно-голубой маской, оказалось в опасной близости от лица герцогини, та не стала настаивать и как-либо опровергать версию композитора, согласно поднимая руки вверх, примирительно сдаваясь на милость его версии происходящих событий.  — В любом случае, я возвращаю рукопись вам, месье Призрак, — она смотрела ему в глаза, различая их цвет — тёмные, карие. Казалось бы, всё должно было быть в разы проще, чем с голубыми, но нет… всё по-прежнему оказывалось сложно и запутанно. Призрак был счастлив, Призрак был в смятении, подозревая подвох. Ведь не могло оказаться всё так легко. Что-то здесь было не так. Очень-очень неправильно, учитывая, что герцогиня предложила далее.  — Сотрудничество. Я заинтересована в успехе Оперы, ибо вложила много денег в это дело. И не намереваюсь терять ни франка. Учитывая тот переполох, что вы начали… Нет, нет, не поймите меня не правильно, парочка смертей даже подогревает интерес публики. Острота, опасность! Это всегда привлекает зрителей. Тут главное не пересолить. Пары инцидентов вполне достаточно, но далее… — взгляд её вспыхнул на секунду злым огнём, а затем снова стал приятно тёплым, ласковым и согревающим, а не обжигающим. — Это должно прекратиться.  — До тех пор, пока Кристина будет петь — этого не понадобиться, — после некоторого раздумья ответил Призрак.  — Рада, что мы понимаем друг друга. В этом вопросе.  — А что, разве есть другие? — спросил Призрак, теперь огнём вспыхнули его глаза. И эти искры понравились герцогине.  — Есть, — жадно произнесла она. — Вы ведь хотите не только того и даже не столько того, чтобы Кристина пела на сцене. Вы хотите, что бы Кристина пела только для вас. Маска опасно близко приблизилась вновь, а руки в перчатках предостерегающе сжали хрупкие женские плечи.  — Откуда вы знаете, чего я хочу! — раздражённо, на грани злого безумия буквально прорычал он. Женщина нисколько не испугалась, не сделала попытки вырваться из его хватки, скорее осталась довольной столь бурным проявлением эмоций. Ей определённо нравилось играть на и без того расстроенных нервах музыканта.  — Это видно по вашим глазам, — голос её стал чуточку тише, печальнее, нежнее. — Вы любите её до безумия. И я хочу вам помочь завоевать её сердце. Я ваш друг, месье Призрак. Хватка ослабла.  — Чего вы хотите взамен? — спросил её мужчина. — Жизнь ничего не даёт просто так.  — Я хочу, что бы вы сняли маску, — ответила она. Многое, например, истинные мотивы своей помощи, не договаривая.  — Это — лишнее, — коротко проговорил Призрак. — Да к тому же, зачем вам смотреть на моё более чем непривлекательное лицо.  — Об этом уж позвольте мне судить самой, — произнесла герцогиня. Призрак колебался пару секунд. Но маску снял.  — Я вас предупредил, — бросил он перед тем, как показать ей своё обезображенное лицо. Герцогиня лишь тихо вздохнула, вовсе не испугавшись. Аккуратные дорожки слёз побежали по её щекам. Дрожащие пальцы потянулись к нему.  — Вы так невероятно красивы, — протянула она. — Наполовину испорчены, но по-прежнему прекрасны!  — У вас очень злые шутки, герцогиня, — свирепо произнёс Призрак, но она не смеялась. Она была серьёзна, просто зачарована его красотой, пусть и утерянной на половину.  — Вы должны носить маску лишь на половину лица. Теперь, когда вам простят ваши преступления, месье Клоден. Эрик…  — Боюсь, я не разделяю вашего оптимизма, — проговорил музыкант. Ещё больше, чем его взгляд, гипнотизировал голос, сопротивляться волшебству которого она не могла. Впрочем, в ней самой были кое-какие чары, заставившие его сначала выйти из тени, затем снять маску, а потом и вовсе потерять бдительность. Герцогиня поцеловала его. И готова была умолять о любви, опустившись на колени перед ним. Будто и вправду он был неотразимым красавцем-мужчиной, музыкальным гением. Седина и обезображенное лицо могли бы поспорить. Поцелуй длился непозволительно долго и, кажется, Эрик отвечал на него. Заключая даму в свои объятья. Он хотел бы, чтобы на её месте каким-нибудь образом, вероятнее всего — волшебным, оказалась Кристина. Его дорогая, его обожаемая Кристина. А потом, с лёгкой руки герцогини, он сменил театральный костюм на костюмы настоящие, дорогущие, заказанные у лучших портных Парижа. Голубую маску — на закрывающую лишь половину лица, из слоновой кости, инкрустированную бриллиантами. Франтом, светским щёголем одела его герцогиня, превратив третью скрипку в пятом ряду в повелителя Оперы. Она разве что не выкрасила в чёрный цвет его волосы, ибо ей нравилась седина… Клоден сочинял музыку. Герцогиня не пела, категорически не умея и не считая нужным мучить окружающих. Пела Кристина, всё так же вызывая восхищение Эрика. От очередной катастрофы всех спасало лишь то, что Клоден уже перешагнул за ту грань безумия, за которой уже не так уж и важно, кого целовать — свою мечту или её подобие… Он по-прежнему с любовью и трепетом смотрел на Кристину, слушал её голос. Даже мечтал о ней, но как мечтают о том, что уже никогда-никогда не сбудется. Он отпустил её, желая ей счастья. Зная, что частью этого её счастья может стать лишь в качестве музыканта, но не как любимый мужчина. Он любил её слишком сильно, слишком крепко, и вероятно, сжал бы в своих объятиях до смерти…