Квиддич - дело семейное

      План реализации задумки Гарри состоял из нескольких этапов, и первым делом ему предстояло найти человека, который сможет воплотить изобразительную часть его задумки – сам он рисовал как василиск хвостом. Вариантов было немного – Дин Томас или Томас Дин. К нему всегда можно зайти – двери студии, которая являлась по совместительству и квартирой вольного художника, были открыты для всех. А вот добивались внимания Дина далеко не все – тот уходил в работу с головой так, что за волосы не вытащишь! Томас после Хогвартса пошёл работать в «Придиру» карикатуристом. Несмотря на великолепное чувство юмора Томаса, его карикатуры успехом не пользовались – были слишком художественными. Зато в редакцию «Придиры» на имя Дина Томаса написала сама Мэри Грандпре – автор первого портрета Дамблдора! Дин долго умолял Ксено отпустить его и, добившись своего, ушёл без ссоры и поступил в ученики к автору одного из самых известных портретов Магической Британии. Сейчас, спустя девять лет, Томас уже давно сам писал на крупных формах холста, хотя продолжал советоваться с Грандпре.       Гарри открыл старую обшарпанную дверь. Из квартиры явно потянуло запахом лапши быстрого приготовления – магия магией, но китайская лапша и кипяток бесценны. Уф, она что, с грибами? А вот и он, поглотитель магловского чуда – сидит у окна и мелкими мазками рихтует холст. Дин, весь заляпанный какой-то подозрительно волосатой краской, мотал головой туда-сюда, пытаясь запечатлеть происходящее на улице.       Гарри про себя отметил, что легче попытаться нарисовать Чеширского кота в марте под валерьяной, чем Косой переулок в выходной день. Вокруг Томаса желтела гора смятого пергамента, заляпанного цветами всего спектра: от почти розово-красного до звёздно-фиолетового. В воздухе, просвечивающемся лучами заходящего солнца, витала масса пылинок, кружащихся в завихрениях. Весь остальной пол был в жире, уже не блестящем, а матовом от осевшей на нём пыли. Скользящий взгляд Гарри зацепил зелёное пятно на полу. Неподалеку, в углу, лежало ведро, в котором давно засохли остатки краски. То, что Гарри сначала принял за обновку – психоделические разноцветные обои и пол в тон — на поверку оказались просто следствием неаккуратности или никуда не годящихся нервов хозяина квартиры, швырявшего банки краски в стену при малейшей неудаче. Более того, мелкие капли краски попали и на потолок. И вся эта вакханалия была только верхним слоем, тем, что бросалось в глаза первым. Диван в углу выглядел таким пыльным, что казалось, несчастный предмет мебели сам забился туда, в угол, в надежде хоть как-то спрятаться от глаз потенциального наблюдателя (впрочем, если вспомнить, что это квартира волшебника, то Гарри не удивился бы, если бы диван реально ушел в угол сам…). На импровизированную кухню нельзя было взглянуть без слёз – хотя сложно было сразу заметить кухню за бастионом коробок из-под лапши, пиццы и бургеров. Реконструкция Пизанской башни из кухонной утвари возвышалась из раковины. Только одна сковорода стояла на плите – там лежали угли. Судя по форме, раньше это были куриные крылышки. Запаха не было – видимо, горело оно давно, да и потухло, судя по всему, без помощи повара. “Недоеденного хот-дога не хватает,” – подумал Гарри, и, конечно же, тут же увидел “недостающее”.       – Дин?       На голос из-под настольной люмосной лампы, стоявшей на барной стойке, выбежал рыжий кот и вопросительно уставился на чужака. “Dean” – прочёл Гарри на медальоне кота. На обратной стороне значилось прекрасное: “Покормите кота. Я работаю”       Что ж, просят? Накормим. Сухой корм нашелся не сразу, но в ходе розыскных мероприятий Гарри удалось обойтись без наряда авроров. После того, как кот сделал выбор между гостем и миской с едой (явно наблюдаемой им не особенно чаще гостей), Гарри решил все-таки докричаться до заработавшегося художника, до сих пор не заметившего, что по его квартире кто-то шастает:       – Дин? Дин! Дин!!!       Бесполезно. Тот мотал головой так усердно, что, казалось, его уши просто отметают от себя звуки.       А теперь ещё раз, наложив на себя “Сонорус”:       – ДИН! ТВОЙ КОТ УМЕР!       На это Томас лишь перестал вертеть головой, сконцентрировался на одной точке и сказал будто в пустоту:       – Это у него перманентное состояние. Называется “сон”, Гарри, – и, помолчав, добавил: – И незачем так орать.       – Незачем? Ты мне Гермиону в Хогвартсе напоминаешь. Откликалась только на “Герми”, после чего надо было делать ноги. Дин, серьёзно, ты когда в последний раз ел?       Томас принюхался и сказал:       – Судя по запаху, где-то полчаса назад.       – Ты про эту отвратительную вонь? Серьёзно? Лапшу быстрого приготовления, повернуть твой холст в гробу?       – Незаконченную работу не обсуждают! – Дин встал и закрыл собой холст, будто Гарри уже шёл к нему с маниакальной улыбкой и ножом для масляных красок в руке. Как будто он вообще говорил о картине! Один раз упомянул холст...       – Да я и не собирался! – поднял руки Гарри. – А ты сейчас идёшь в душ, отмываешь с себя всю краску и шерсть кота, причесываешь свои космы, и мы с тобой идём обедать. Я угощаю... Вообще-то я пришёл, можно сказать, молить о спасении, но тут ещё кто кого спасать должен.       – Гарри, я должен дописать этот фрагме…       – Никому ты не должен. Ты должен себе – помыться! Соверши этот подвиг, ради Мерлина! И пошли, нормально накормлю.       Дина пришлось уговаривать долго – около получаса. Сдался Дин, когда Гарри начал тащить его за уши, а его тезка-кот — толкать мордой его ногу. Потом Поттер повёл Дина в “Английский завтрак” – свежего и причёсанного, чего с Дином не случалось уже давно. Там Гарри купил ему яичницу с гороховым супом, бифстроганов и сливочное пиво, и практически силой заставил его есть, иначе же Дин просто неподвижно сидели беспокойно, нервно, оглядывался вокруг, как и всю дорогу до столовой.       Уже через пятнадцать минут скорость поглощения еды увеличивалась с каждым съеденным куском и глотком сливочного пива. Жизнь возвращалась в Томаса, с глаз сошла безумная пелена, движения перестали быть дёргаными. Когда Дин окончательно пришёл в себя, то спокойно огляделся, посмотрел на пустые тарелки, отхлебнул сливочного пива и протянул:       – Да-а-а-а… Давно я нормально не ел. Спасибо, Гарри.       – Не за что, – махнул тот рукой. – А то, смотрю, отощал и чуть с ума не сошёл. Кота бы хоть сам кормил!       – Ты про медальон? Так это не я, мне Мари подарила, увидев кота в прошлый раз.       – Я бы спросил про Мари, – сказал Гарри, – но вот вопрос, что с тобой творится, меня интересует больше. Намного больше. Что стряслось?       – Эх, не поймёшь ты.       – Куда мне, мещанину, в мир духа и искусства! – натуально заржал Поттер и, хлопнув Дина по плечу, практически приказал ему “выкладывать, в чём дело”.       Дин вкратце рассказал, что вот уже полгода пытается нарисовать вид из окна своей съёмной квартиры. И у него не выходит – испортил три холста, рисуя заново на каждом так, что краска начинала отслаиваться. Вот, начал четвертый, и всё равно не выходит! Что делать? Он просто в полном недоумении и практически впал в перманентно истеричное состояние.       На последнее предложение Гарри заметил, что учёба у Грандпре пошла ему впрок, на что Томас только фыркнул, но после рассказа опять здорово сдал: осунулся, и погрустнел. Гарри молча встал, заказал ещё сливочного пива. Вернувшись, Гарри с ходу заявил:       – Я знаю, как ты сможешь побороть этот твой “творческий кризис”!       Томас чуть не подпрыгнул вместе со стулом:       – Как?       – Ты, главное, успокойся сначала и попытайся осознать, что тебе надо отдохнуть от картины. Рисуй что-нибудь другое. Можешь вообще не рисовать. – Эскизы эскизами, но друг важнее.       Но Дин его не разочаровал:       – Я же не выживу так! Хоть эскизы на салфетках можно?!       – Знаешь… Вообще-то, как раз из-за эскизов я и решил тебя навестить…       – А-а-а-а… – покачал головой Дин. – Значит, просто проведать друга в голову не взбрело? – спросил Томас и, не удержав на лице серьёзно-обиженную мину, засмеялся. – Выкладывай, что там, Поттер!       – Не-а, – закачал Гарри головой. – Только после того, как ты пообещаешь никому ничего не говорить.       – Гарри, да ты что, я ж могила!       – Ага, и орёшь так, что теперь все так и смотрят на нас.       – Ой, прости… Но я правда ничего не скажу! – уже шёпотом добавил Томас.       – Так и быть. В случае, если ко мне пристанут репортёры, запомни: я пообещал тебе устроить выставку всех твоих работ за некое секретное условие, которое ни ты, ни я, разглашать не станем в силу Непреложного обета.       – Обалдеть, Гарри! А какой текст обета?       – Я просто так клятвы не даю и не беру. Обойдёмся честным словом гриффиндорцев.       – Честное гриффиндорское.       – Теперь я вижу, что ты пришёл в норму. — Гарри поднялся из-за стола, — Пошли, такие разговоры не здесь ведутся.       – О’кей, только давай зайдём к Фортескью – страсть как хочу мороженного!       Как только Дин с Гарри пришли обратно в студию Томаса, тот закричал:       – Боже, ну и грязища! Как я тут жил вообще?       – На автомате… – проворчал Поттер.       – Гарри, эм… – Дин потёр затылок, – ты не мог бы помочь мне убраться? А то, я боюсь, Эванеско не только мою мебель за мусор примет, но и вообще весь мой дом.       – Мог бы, чего уж там...