Неприятная работа

- Знаете, милочка, что самое неприятное в той работе, которая нам не нравится? Джоан медлит. Профессор Амбридж смотрит сочувствующе, отхлёбывая чай из неизменно-розовой чашечки, но Роулинг слишком хорошо знает цену этому выражению лица. В конце концов, она сама его придумывала. - Вам ведь говорили, что невежливо молчать, когда вам задают вопросы? – не дождавшись ответа, интересуется Долорес. – Впрочем, не нужно. Я вижу, что вы не подготовлены. Самое неприятное, когда после долгих усилий оказывается, что работа сделана некачественно, и приходится это исправлять. «Если бы у меня было время подготовиться», - думает писательница, наблюдая, как убывает чай в чашке. Она уже читала такую историю. Персонажи приходили к автору, чтобы убедить его продолжать книгу. А когда тот снова забросил произведение, его сбила машина. Как и все здравомыслящие люди, Роулинг всегда считала, что Стивен Кинг просто подогрел интерес фанатов к своей книге, умело связав ее с дорожным инцидентом из реальности. Считала раньше. Сейчас же, уставившись на маленький черный бантик в волосах Долорес, она с пронзительной ясностью понимает, что ошибалась. И тут же, словно отвечая ее мыслям, профессор Амбридж продолжает: - Я немного подскажу, чтобы вам было легче ответить на следующий вопрос. Разумеется, вы знаете, кому принадлежит эта цитата: «Ну, естественно, все мы хотели бы услышать, что с ней произошёл какой-нибудь ужасный случай, но на самом деле она жива-здорова и работает в Министерстве». Вспомните ли вы, о ком она? «О тебе», - Роулинг чувствует, как лицо заливает краска. Это ее интервью. Это она ответила так на вопрос о том, что случилось с Амбридж. - Я рада, что здесь ваши познания ещё тверды, - удовлетворенно кивает профессор Амбридж. Где-то в тишине летней жары жужжит муха – вяло, басовито, - и писательницу не оставляет дурацкое ощущение, что это жужжит бантик в аккуратной укладке. - Книга… уже написана, - наконец отлепляет она пересохший язык от нёба. – Я не могу ничего изменить. Даже если бы очень хотела. - О, - Долорес чуть улыбается. Так могла бы улыбнуться ее чашка – искусственной радостью фарфоровой статуэтки. – А вы хотели бы? Она встаёт, сразу оказавшись выше: - Единственное, чего вы хотели тогда – это создать ненавидимого антагониста. Нечто, что было бы отвратительно и внешне, и внутренне, лишённое даже тёмного шарма величия Того-кого-нельзя-называть. Чашечка звякает о блюдце. - Создать меня. Джоан тянется к тяжелому пресс-папье на столе – но достаточно одного небрежного взмаха палочкой, чтобы писательницу впечатало обратно в кресло. - Невежливо перебивать, - замечает профессор Амбридж, поворачиваясь. – Знаете, вам стоило бы написать эти слова несколько сотен раз, чтобы лучше запомнить, какие именно черты следует вкладывать в персонажей. Но, к счастью… Она снова садится напротив. - Думали ли вы о том, насколько Хогвартс на самом деле жесток? О полном отсутствии техники безопасности? О психологических травмах учеников? И, будем справедливы - о катастрофической некомпетентности преподавателей? В голосе ее проскальзывает горечь. - Вы могли написать совсем другую историю. О том, как Хогвартс становится лучше. О том, как соединяются правила и юношеская дерзость, и каждая из сторон меняется. О переубеждении и совместной работе. Но вы… вы, мадам Роулинг, предпочли чистую ненависть. - Я уже ничего не смогу исправить, - проклятый бантик приковывает к себе всё внимание, словно гипнотизируя, и сейчас профессор Амбридж кажется еще отвратительнее, чем раньше. В книге она была… не страшной. Не сидящей напротив и задумчиво похлопывающей палочкой по ладони. «Круцио», - всплывает в голове. Сколько заклинаний, способных причинить боль, знает Амбридж? Роулинг отчаянно надеется, что всё закончится быстро. Но гостья отрицательно качает головой. - Можете. Просто убейте меня. - Ч…что? - Просто. Убейте. Меня, - терпеливо, словно объясняя необходимость введения очередного запрета, повторяет Амбридж. – Милочка, я смертельно устала быть тем чудовищем, которое вы из меня сделали. Как оно у вас там бывает…выпустите новую редакцию, скажите в интервью фанатам, что на самом деле меня убили кентавры, а всё дальнейшее было иллюзией. Не мне вас учить. В следующую секунду в комнате остается только пустая приторно-розовая чашка на столе. Впрочем, тут же исчезает и она. …Пальцы зависают над клавиатурой. Всего лишь еще одно маленькое продолжение. Роулинг думает о профессоре Амбридж. О том, каково это – когда тебя создавали для того, чтобы тебя ненавидели. О ее просьбе… или приказе? Что будет, если отказаться? А затем она думает о сказанном до этого – продолжая набирать текст. «… - Здравствуйте, профессор Амбридж! – неохотно отозвался класс, и по нему побежали шепотки. У многих родители учились в Хогвартсе раньше. Некоторые ученики даже уже успели приготовить перья и натянуть на лицо скуку. Но профессор словно бы не заметила неприязненных взглядов, обращённых на неё. - Я вижу, кто-то уже заочно знаком со мной? Отрадно. А сейчас уберём перья и вынем волшебные палочки. Откройте, пожалуйста, «Теорию защитной магии» на разделе использования защитных заклинаний. Теперь шепотки стали громче. - Я рада слышать такой энтузиазм. Разумеется, без теории не обойтись… Мгновенно воцарившееся молчание стало почти осязаемым. - Но теорию гораздо лучше изучать в процессе, что сделает ее более наглядной. Особенно когда вы увидите, к какому результату на практике может привести отсутствие знаний и их разрозненная подача. Здесь у нас школа… Она секунду помедлила. - Но за ее стенами - реальный мир. И, если кто-то посмеет напасть на таких детей, как вы - на этот раз вы будете готовы. Мисс Мари-Виктуар Уизли, прошу вас пройти к моему столу, и не забудьте палочку». Роулинг отрывается от текста, разминая пальцы. Снова принимается за работу. И ей кажется, что где-то за спиной она слышит облегчённый вздох и звяканье чашки о блюдце.