Игры с огнем

«Come on, come on Put your hands into the fire Explain, explain As I turn, I meet the power…»

      Не в силах больше сдерживать отвращение при виде тщедушного Поттера, вырядившегося в парадную мантию и уверенно марширующего по проходу так важно, словно он уже одолел Тёмного Лорда, я начал осматривать зал. Взгляд задержался на Викторе Краме, следующим прямо за Мальчиком-Который-Никак-Не-Сдохнет. За болгарином можно наблюдать без подкатывающей тошноты. Все же Дурмстранг — не Хогвартс, полный нелепых задумок любителя лимонных долек.       Знаменитый ловец с идеальной осанкой и сдержанным взглядом вышагивал вслед за Поттером. «И спутницу подобрал с чувством собственного достоинства», — вдруг подумал я, разглядывая девушку, казавшуюся смутно знакомой. Узенькие бретели лилового платья открывали хрупкие ключицы, а талия выглядела столь тонкой, что казалось — такую можно заключить в ладонях. Бледная кожа аристократического оттенка, который я так любил. Каштанового цвета волосы, чуть подобранные кверху, ниспадали мягкими волнами на плечи, обрамляя изящное лицо. Глаза незнакомки сияли в ореоле парящих в воздухе свечей. Она казалась невесомой и очень ранимой. В то же время манеры, прямая спина, слегка вздернутый подбородок, и то как уверенно она смотрела перед собой, игнорируя шепот вокруг, раскрывали ее истинную сущность. Невзирая на иллюзорную хрупкость девушка, несомненно, была уверена в себе и сильна духом. Я продолжил бы беззастенчиво разглядывать ее прекрасное лицо, если бы не услышал вокруг себя нарастающий гул голосов. — Гриффиндорка с Крамом, вы только взгляните!  — Как же она прекрасна…  — Поверить не могу, что он пригласил эту гадкую заучку!  — Мерлин, грязнокровка и студент Дурмстранга! Что скажут люди?!       Так, стоп. Что?! На свете была всего одна зубрилка из Гриффиндора, которую Пэнси именовала не иначе как «грязнокровка». Но как сумела Грифиндорская бобриха преобразиться в загадочного вида красавицу, которую я разглядывал последние пять минут? Однако чем больше голосов раздавалось вокруг, тем реальнее становилось то, что Крам действительно пригласил Грейнджер. И это… злило.       Как мог уважающий себя волшебник из Дурмстранга, куда грязнокровкам, кстати, вход воспрещен, прилюдно выступить против чистокровных догматиков? Во времена, когда Темный Лорд вот-вот должен возродиться. На глазах у Каркарова, у которого начал дергаться левый глаз, когда он услышал о происхождении спутницы своего лучшего студента. Как мог просто дышать с ней одним воздухом, не говоря о том, чтобы держать за руку? Это отвратительно настолько, что даже шрамоголовый Поттер перестал казаться мерзким. И я сам. Позволил себе рассматривать грязнокровку? Видеть в ней что-то большее, чем гадость? Изучать уродливое лицо и любоваться. Черт, как же противно. Хотелось сбежать.       Вступительная речь директора пролетела за мгновение, и вот уже чемпионы открывают бал приветственным танцем. Затем, один за другим, в танец вступили стоящие рядом, и мне ничего не оставалось, как подхватить за талию Пэнси и начать кружиться вместе со всеми. Не успел танец подойти к концу, как музыка сменилась, и довольный голос Макгонагал объявил, что далее следует вальс. Старая кошка издевается?! Нам предстояло несколько раз сменить партнеров, с каждым из них нужно протанцевать целый круг, а учитывая размеры Большого зала, это минимум три минуты. Три гребаных минуты физического контакта неизвестно с кем, возможно, даже с кем-то… не чистокровным. Будьте прокляты, выжившие из ума старикашки. Воображая худшее, я зажмурился, а когда открыл глаза, с отвращением понял что передо мной стоит Грейнджер. Это конец.       Хотелось отдернуть руки и рвануть в душ. Я задержал дыхание. Казалось, что смрад может снести с ног, а кожа начнет свербеть в тех местах, которых она посмела дотронуться. Она заразит меня… собой.       Но сдерживаться больше не оставалось сил, потому пришлось позволить себе медленно вдохнуть. И утонуть в восхитительном, мягко окутавшем запахе свежесрезанных фрезий. Насыщенный, но ненавязчивый, игривый, но не приторный. Глоток свежего воздуха в душном зале. Аромат Грейнджер был легким — хотелось вдохнуть его полной грудью, приблизиться настолько, насколько позволяли приличия, лишь бы не ускользал. Сокрушающий удар по моим убеждениям. Грязнокровка не пахла болотной слизью, ее тонкий, цветочный аромат казался божественным.         Мы медленно двигались по кругу, избегая смотреть друг другу в глаза. Кожа Грейнджер под моей ладонью казалась рожденной для ласки — такой нежной она была. Словно отборного качества шелк, который так придирчиво выбирала для нарядов мама. Хотелось провести по руке большим пальцем, дотронуться губами и увидеть, как эти нежные пальчики подрагивают от прикосновений. У нее были тонкие запястья и изящные, узкие ладони. Удар номер два, чистокровный болван. Грязнокровка на ощупь не уступала, а в чем-то даже превосходила породистую Паркинсон. Кожа не чесалась от ее прикосновений, она вспыхивала, и это вовсе не было похоже на болезненную реакцию, скорее даже на страсть.       И ее магия. Я чувствовал, как она клубилась вокруг, окружала силой, порой давила своим превосходством. Черт, эта девчонка действительно была сильной ведьмой, а ведь я привык думать о ней, как о той, кому все дается лишь путем бессмысленного заучивания. Удар номер три, мистер Малфой. Грязнокровка умеет колдовать не хуже, а возможно и лучше твоих чистокровных однокурсников.       И вдруг она подняла глаза. Эти бездонные омуты, которые я еще на первом курсе окрестил «гадкой лужей». Вот только сейчас, когда я тонул в них, они не выглядели грязными. Ни на грамм, идиот. Они напоминали об ароматном утреннем кофе и бельгийском горьком шоколаде, который я так любил. Манили, мерцая сотней оттенков в уютном отблеске парящих свечей. Удар номер четыре. Глаза грязнокровки были самыми завораживающими, что я видел в жизни. Она смотрела и молчала. Не хмурилась, штудируя очередной талмуд и решая задачу по спасению очкастого мерзавца. Не закатывала глаза, споря с тупоголовым Уизелом. Оказалось, я давно изучил каждый ее жест, потому что часто смотрел на нее все эти годы (и впервые честно себе в этом признался!). Но молчание было в новинку. Не затянувшаяся пауза, не тишина после длительной ссоры. Легкое, уютное молчание. Оно убаюкивало. Удар пятый, кретин. Молчать рядом с грязнокровкой оказалось также естественно как дышать.       Думаю, когда этот танец закончится, я сдохну. От бесчестья. Потому что касался ее так долго и не только не сморщился, но и не сказал ни единой гадости. Потому что начинаю понимать причину, по которой  Крам ее пригласил. И, черт возьми, за это совсем не стыдно. Потому что в данный момент сам готов плюнуть на чертовы правила, взять в охапку грязнокровку и поцеловать на глазах у всех. Мерлин, о чем я думаю. Темный Лорд, вероятно, покажется мелочью по сравнению с гневом отца, узнай он о моих мыслях. Но что мне дало его учение о чистой крови? Он всю жизнь утверждал, что грязнокровки — это вонючие животные, с которыми даже дышать одним воздухом противно, не говоря уже о том, чтобы дотронуться до них. И я верил. В силу того, что отец для меня — единственный пример для подражания, шарахался от Грейнджер, как от огня.       Но вот я стою рядом, и ничего не произошло. Ни-че-го. Не стал от ее присутствия пахнуть хуже, не зачесался. Меня не окатило грязью. Напротив, я чувствовал себя прекрасно. Стена, что отец так тщательно возводил вокруг меня все эти годы, рухнула — а я вполне себе живой. Даже счастливый. Это в голове не укладывалось.       Ложь, все это ложь. Грязная кровь, привилегии. Серьезно, какие у меня перед ней преимущества? Воспитание? Возможно. Но она, будучи дочерью маглов, держалась на этом балу не хуже сестер Гринграсс. Аристократическая внешность? Увольте, она выглядела утонченнее и изящнее чистокровной толстухи Миллисент. Знания? Тут даже говорить не о чем, — ворвавшись в волшебный мир всего несколько лет назад, Грейнджер давно догнала или даже перегнала многих чистокровных сверстников.       Я был раздавлен внезапно открывшейся истиной — никакой разницы между такими как Грейнджер и такими как я — нет. Это чудовищная, несправедливая правда, но это так. Мне было страшно, ибо все, что я знал прежде, оказалось ложью. С другой стороны — как только я признал это — дышать стало легче. Я вдруг понял, что не должен больше носить эту маску ненависти и презрения. Не должен играть по чужим правилам, которых не понимаю и не поддерживаю. Впервые в жизни я почувствовал себя свободным. «Безвольный предатель крови», — прозвучал в голове насмешливый голос отца. «Пошел ты, чистокровный ублюдок!», — мысленно произнес я и образ растворился в воздухе.       И тогда я решил протянуть руки к огню. Улыбнулся ей. Искренне, по-настоящему. Так, как до этой поры никому еще не улыбался. Она робко улыбнулась в ответ. А потом раздался раскат грома, и Большой зал погрузился в темноту. Воцарилась тишина, которая быстро сменилась паникой, пока грозный голос директора не приказал всем оставаться на своих местах до того момента, как освещение вернется. Мы застыли на месте, не успев отступить друг от друга, поэтому теперь неловко держались за руки. Я слышал, как преподаватели пытались вернуть освещение, но волшебные палочки не реагировали на заклинания, магия словно перестала отвечать нам, и это пугало.  — Это из-за грозы, — едва слышно пробормотала Грейнджер. — Что? — удивленно моргнул я, совершенно забыв, что никогда прежде не вел светских бесед с гр… маглорожденными. — Столкновение магий, — так же тихо ответила она, явно удивленная тем, что я способен вести диалог без явных эмоций. — В каждой природной стихии заложена особая магия. Когда молния попадает в место с высокой магической концентрацией, силы словно сталкиваются между собой, поглощая друг друга. Это приводит к магическому истощению атмосферы на некоторое время. Хогвартс был построен на одном из сильнейших магических источников Великобритании. Неудивительно, что здесь это происходит чаще, чем в других местах. — Откуда ты все это знаешь? — не удержался я. С детства изучая различные аспекты магии, я о таком даже не слышал, а сейчас это казалось крайне интересным. — Я… — кажется, она смутилась, — планирую стать магическим ученым, поэтому много занимаюсь дополнительно. Те книги, что я изучаю, были написаны магами, использующими знания маглов для магических исследований — именно так они открыли магию стихий, расположение лей-линий, а также сумели измерить магический потенциал тех или иных мест. Например, госпиталь Мунго был построен на источнике целительной магии, а Хогвартс — на месте пересечения магической силы земли, воды, огня и воздуха — поэтому основатели и выбрали это место. Но измерить все это стало возможным лишь используя магловские знания об электричестве, устройстве нашей планеты и прочих вещах, — теперь в ее голосе звучала неприкрытая гордость. — Так вот чем ты занимаешься в библиотеке, когда не обременена спасением Поттера, — вновь улыбнулся я, зная, что она не увидит. Но Грейнджер словно почувствовала мягкость в моем голосе и улыбнулась в ответ. — Угадал.       Раздался очередной раскат грома, такой устрашающий, что даже мне стало не по себе. Грейнджер покачнулась, и я вдруг почувствовал, что она оседает в моих руках. Я едва успел ее подхватить. — Что с тобой, Грейнджер? Эй, слышишь меня? Черт, только не сейчас, очнись… Г…Гермиона!       Мне пришлось усесться прямо на пол и опереться о стену, благо мы стояли у самого края зала. Обхватив гриффиндорку рукой, я подтянул ее к себе — теперь верхняя часть тела Грейнджер покоилась в моих объятиях, а ее лицо находилось прямо передо мной. — Прости… я с детства боюсь грозы… Драко, — внезапно произнесла она, и я физически мог ощутить, как ее ресницы затрепетали. Она наконец-то пришла в себя. — Так сильно испугалась, что не заметила как начала фамильярничать, Грейнджер? — усмехнулся я, не желая показывать смущение, услышав собственное имя, хотя сам только что сделал то же самое. — Я и раньше называла тебя по имени, — кожей чувствовал, что снова улыбается, — просто не при тебе.       Неловкость вернулась. Она использовала мое имя, обсуждая со своими дружками? Черт возьми, да с кем она вообще могла говорить обо мне? Я за все эти годы обсуждал ее с друзьями от силы пару раз, но не нужно быть провидцем, чтобы догадаться как мы ее называли. «Грязнокровка».       Привычно. Традиционно. По-слизерински. И совсем не про нее. Уже не про нее. Я знал, что не отношусь к числу тех, кто очертя голову бросится реформировать чистокровный мир и рассказывать о том, что узнал этой ночью (точнее — ощутил). Но в то же время понимал, что мой собственный мир изменился, и я уже никогда не смогу назвать ее этим словом.       Свет так и не появился. Мы разговаривали и это было странно. До этого дня я слышал как Грейнджер строгим тоном отчитывала недалеких дружков, захлебывающимся от восторга голосом отвечала на уроках. Обрушивала на меня яростный гнев. Но я никогда не слышал мягкого теплого голоса, которым она могла вести беседу. С ней было чудесно. Изящный юмор, выразительные интонации. Даже не видя лица, я мог ясно представить сияние карих глаз. Бережно прижимая Гермиону к себе, и погружаясь в тепло ее голоса, я не заметил, как погрузился в сон.       Рассветные лучи ласково щекотали лицо, не давая ни малейшего шанса проигнорировать новый день. Я лениво распахнул глаза и первое что увидел рядом, это умиротворенное лицо Грейнджер, которую обнимал всю ночь так усердно, что руки затекли. Оглянувшись, обнаружил, что все остальные ученики заснули так же, как и мы — где придется. Мне не хотелось, чтобы волшебство заканчивалось. Но я знал, что должен идти. При свете дня суровая реальность вернулась. И в ней отсутствовало место для трогательных утренних объятий. Я аккуратно встал, она не проснулась. Хотелось остаться, любоваться ей столько, сколько смогу, но игры с огнем закончились. Прежний мир сгорел дотла. Но я не готов впустить новое, пока не готов. Потому я лишь поплотнее укутал ее в свою мантию, аккуратно подстелил под голову призванный с помощью «Accio» плед и ушел.       Магия вернулась, я чувствовал, как она лениво разливается по телу, наполняя привычной силой. В то же время какая-то другая, человеческая магия прошедшей ночи неизбежно покидала меня тем быстрее, чем дальше я уходил от Грейнджер. И я не знал, смогу ли когда-то вновь ощутить ее. Но одно я понимал точно — Грейнджер стала дорога мне. Мерлин знает, что будет дальше, но я совершенно точно никогда больше ее не обижу.