Скарлетт и Хиакинт

- Он хочет меня, - говорит женщина, стряхивая пепел отточенным, изящным и выверенным до миллиметра движением. Большой палец мягко стучит по краю фильтра, сигарета глупой рыбкой бьется о краешек пепельницы теряя свои сизые лепестки. Женщина снова затягивается, всасывая щеки и щуря густо подведенные глаза, которые сейчас расфокусировано объемлют пространство, не концентрируясь ни на чем конкретном. - Я — его мечта. Он хочет меня, - повторяет женщина и открывает напомаженный рот, позволяя дыму самому завитками покинуть ее тело. Она вся красная на фоне синей стены. Сплошная претензия на сексуальность. Пространство просеивается через сито, разбивается на ячейки, кутается опиумными парами и ввинчивается в голову дымной концентрацией одной единственной мысли. - Мечта… - выдыхает женщина свою мантру и снова стряхивает пепел, интимно лаская фильтр накрашенным пальчиком. - Люди любят громкие слова, особенно мужчины, - замечает ее подруга, сидящая напротив. Сплошная антитеза той, что в красном. - Тебе ли рассуждать о мужчинах, Хелена. -Тебе ли верить мужчинам, Скарлетт. - Он меня не трахнул. Хотя мог бы. Он сказал...что я – его мечта. Хелена морщит орлиный нос, ей не нравится, когда в ее магазинчике курят. Впрочем, это всегда делает лишь Скарлетт, которая ставит свои желания, долговременные или сиюсекундные, выше чужих интересов. Женщина уходит. Дверь закрывается с громким хлопком на фоне всеобщей темно-синей ночной симфонии уединенного двора многоэтажного комплекса. Прохлада ударяется о тело, проникает под тонкие слои красной одежды. Скарлетт ежится, а потом смело цокает каблучками в сторону черного провала арки, ведущей на главную улицу. Время — около полуночи. Она опаздывает, но четко уверена, что имеет на это право, раз уж он назвал ее своей мечтой. Вечер субботы шел по обычному плану, который включал в себя несколько тривиальных пунктов: прийти с работы, налить себе ликера и систематически попивать его, параллельно пытаясь отыскать в бардаке то стринги, то колготки. Потом — замереть перед зеркалом в розовом коробе небольшой уборной и нарисовать лицо поверх усталого куска мяса. Красные губы и черные стрелки — верх ее вкуса. Алкоголь в клубе слишком дорогой, если никто не удосужится угостить, поэтому вышла она уже ощущая в икрах вяжущую легкость. Она была вся алая на фоне белесо-могильного нутра троллейбуса. - Тебе идет этот цвет, - сказал он, подсев к женщине за стойку, в тот момент, когда она уже думала отойти в курилку, чтобы грациозно исполнить то, что у нее получалось лучше и красивее всего — стряхивать пепел. Но вместо этого пришлось применить другой, тоже неплохой прием — ощупать внезапного ухажера оценивающим взглядом, густым от вызова и налета похоти. Скарлетт знает, как понравится тем, кого привлекают такие женщины, как она. Мельтешащие блики стробоскопов высвечивали по частям чужое лицо. Красный. Синий. Фиолетовый. Белый. Зеленый. Оранжевый. Имитация музыки. Красивое лицо, разбитое на пиксели и не позволяющее собрать себя воедино. Все мелькало. Стакан проскрипел свой приглашающий путь от мужчины к женщине. Она лениво перевела взгляд на сосуд, заполненный чем-то многообещающе янтарным и решила, что теперь-то стоит ответить. - Этот цвет подойдет к твоей синей рубашке. - Ты так считаешь? - Определенно. Она кивнула, чуть поведя бровью, вся высчитанная до крохи движения, заведенная механизмом привычки. - Хиакинт. - Скарлетт. Ты грек, что ли? - Нет, я, что ли, американец. Они засмеялись. Он ловил ее лицо ладонями, а оно все ускользало и ускользало. Она терлась щеками, губами, ощущая чужое колено, ненавязчиво втиснувшееся меж ее ног, а так же твердое возбуждение мужчины, трущееся непроизвольно о ее живот и задирающее чуть вверх красную ткань платья. Женщину не смущала обстановка узкого коридорчика, ведущего к двери с надписью «Stuff only”. Они целовались. Скарлетт была уверена в этом своем извечном сценарии. Сейчас он сунет руки ей под юбку, она же положит ладонь на его пах, поддразнивая. Однако внутри все замерло в звенящей тревоге. Хиакинт не касался ее плоти. Не сминал ее вожделенно, не обтирал ее тело своим от нетерпения. Просто ловил лицо руками, размазывая по щекам алую помаду, которая оставила и на его голубоватой в полумраке коже свои отпечатки. Женщина смотрела влажно, ее рот призывно открывался еще до обозначенных поцелуев, ее руки гладили чужое тело и внутри клокотал щенячий скулеж. Сейчас будет...сейчас будет...сейчас он скажет: «Поехали ко мне». - Скарли...Скарли… - дышал он часто и сдавленно, - Скаррррли…Мечта моя. Скарррли… Как же медленно, и как же жарко! Тянул слова, как карамель из таза с расплавленным сахаром, трогал лицо, но не касался ноющего тела. Она уже подалась увереннее навстречу, уже готова была скользнуть своими безупречно накрашенными ноготками туда, где ее хотели. - Стой, Скарли. Стой. Не надо. Погоди, мечта моя. Погоди. Не спеши. Не стоит. Потом. Все потом. Скарли. Его слова мутили ил разума. Она не понимала тогда. Но понимает сейчас. Она — его мечта. Ее возвели в ранг, в статус, в качество высшее по своей сути. Однако имеющее особенное условие. Мечту следует добиваться, она должна быть не доступной сладостью, а долгожданным лакомством. И теперь Скарлетт идет на свидание к Хиакинту. Вся красная, на фоне города. Мужчина ждет ее и ни слова не говорит про опоздание. Женщина садится, точено закидывает чулок на чулок, а он сразу начинает лить ей в уши мед своей жизни. Про искусство, про свои картины, про планы на будущее, про нее, про ее цвет, про импрессионистов и экспрессионистов. Она пьет рубиновое вино в приглушенном оранжевом свете лампы, висящей над кофейным столиком. Потом деликатно ломает ложечкой апельсиновый чизкейк. Мужчина напротив говорит, а женщина знает лишь то, что она — его мечта. Скарлетт приходит домой, утомленная, выжатая приглушенной страстью от чужих ладоней, которые снова мяли в исступлении ее лицо. И губы трогали грубой жаждой. Однако не переходили запретных линий ключиц. Мечты надо добиться. Скарлетт ложится спать. Скарлетт снится обнаженный Хиакнт, который ставит ее на колени, надавив на плечо, а потом по локоть засовывает в ее глотку руку и достает бесконечно длинный гриф лютни, встает позади. Она чувствует его эрекцию, которая дулом упирается ей в затылок. Мужчина начинает играть, перебирая струны. И кончает, вслушиваясь в отзвуки собственной музыки. Они встречаются несколько раз в неделю. Хиакинт знает о Скарлетт только то, что ей идет красный. Скарлетт кажется, что она уже знает о Хиакинте все, но продолжает изящненько стряхивать пепел, простукивая фильтр. Пародия на заинтересованность. Ее заполняет лишь мысль о том, что она чья-то мечта. Они встречаются. Скарлетт постепенно наводит порядок в квартире. Скарлетт меньше пьет. Скарлетт меньше хамит покупателям в универмаге. Скарлетт ждет свиданий. Она меньше фокусируется на своем новом статусе, и все больше начинает думать о самом Хиакинте. Скарлетт расцветает пламенем на фоне своей серой жизни. Мужчина ловит лицо женщины руками, гладит большими пальцами мягкие щеки под выступами скул, рассматривает ее и улыбается. Он всегда так делает на прощание, но сегодня Скарлетт не намеревается его отпускать. Она даст ему его мечту. Он заслужил. Они в ее квартире, прибранной чисто и аккуратно – готовое нутро для того, чтобы посеять семена чего-то более фундаментального, чем планомерное размазывание по кофешечным столам пасту из великих имен и собственных достижений. Они упали в кровать со вздохом и скрипом. Она в красном платье, он в синей рубашке, но оба черные во мраке спальни. Женщина кладет руки мужчины на свою грудь, мягкость которой поддается знакомым пальцам, а потом ведет эти руки вниз, вдоль ребер к мякоти беззащитного живота. И еще ниже. Скарлетт раздвигает ноги и обнимает ими Хиакинта. Она ощущает торжество, ибо собирается подарить ему его мечту. Он сам наделил ее этим правом… Влажные тела лежат плотно. На них больше нет никакой одежды, никаких цветов. Скарлетт вдыхает запах чужого пота и размазывает его носом по чужой грудной клетке, прячется, улыбаясь натертыми губами. Она — мечта, обретшая мечту. Хиакинт лениво гладит ее по спине, еле касаясь пальцами. Они оба молчат, тишина – чуждое меж ними понятие, слишком откровенное и полое. Но открывающее новые горизонты...Так проходит полчаса, женщина не устает улыбаться и тихонько ласкать своего любовника, вдыхать его, чувствовать его. Строить планы на то, как все изменится. - Позвони мне… Хиакинту пора уходить, Скарлетт провожает его голая и глядит как преданная собачонка. В прихожей летний мотыль лупится тупой башкой в лампочку, намереваясь разбиться в перламутровую труху ради манящего, теплого сияния. Женщина глядит на мужчину с лаской, только вот мужчина молчит, всовывая ноги в туфли. Ответа нет. Тогда Скарлетт, вздернутая легкой тревогой кидает себя к нему в руки и прижимается всем своим тонким телом, пораженная тем, как внутри все ломается от грудной, сладкой, ноющей боли. Открой же рот свой. Облеки слова. Выдави их. Облобызай меня ими. - Хиакинт, - выдыхает она, трясясь от искренних чувств, возможность испытать которые дана каждому естественному человеку любой степени образованности и приятности. - Скарлетт, - выдыхает он непривычные интонации, которые тянут ее имя теперь не вверх, а вниз. Мужчина берет ее за плечи отстраняет от себя с какой-то странной улыбкой, пляшущей хамелеоном на обцелованных сто раз губах. Он рассматривает ее, девочку сейчас, покрытую платком рыжей шевелюры. Препарирует каждую черточку, и рот его что-то немо приговаривает, а глаза начинают наполняться сочувствием. Но не добрым, не дружеским, а сочувствием, которое выражают обычно по отношению к недалеким питомцам. - Не позвоню. - Но...я же — твоя мечта. Глупая фраза виснет в воздухе обрывком звуков. - Но я тебя достиг и перестиг. Скарли, девочка, - Хиакинт кладет руку на лоб ее и проводит вверх, по волосам, - пора искать что-то новое. Тебе так идет красный. Но теперь, кажется, мне больше нравится зеленый… Дверь захлопывается громогласной пастью языческого чудовища, оставляя голую женщину посреди прихожей. Она стоит так несколько минут и глядит перед собой, только теперь уже никаких мыслей в голове...Скарлетт возвращается в спальню, видит на полу свое платье, и надевает его, прикрывая наготу. Она ложится в еще неостывшую кровать, укутывается в одеяло. Луна пробивается коек-как через пластик дешевеньких жалюзи. Белое постельное белье в серебристых лучах начинает начинает исходить легким дымком, а потом уже и тлеть, пока на белоснежных холмах-курганах не начинают плясать яркие, алые языки пламени. Скарлетт горит. И не кричит. Ей очень идет красный цвет.