Крики чаек

***

Кажется, прошла вечность. Мы стоим и смотрим друг на друга. Я делаю шаг вперёд и забываю, что сзади стоит Серёжа, который мёртвой хваткой вцепился мне в ребра. Он резко хватает меня за шею, от чего становится трудно дышать. — Не смотри на него. — шипит он и ослабляет руку. Боже, в этом мире мне больше никто не смеет указывать. Когда они наконец-то это поймут? — Ты хочешь причинить мне боль? — я ухмыляюсь и поднимаю выше голову. Серёжа слишком слабохарактерный для того, чтобы поднять на меня руку, и все это прекрасно знают. — Нет, я… —  в замешательстве он быстро убирает руку с шеи, но вторая так и остаётся лежать на талии. Отлично, тогда это сделаю я. — В нем есть все, чего нет в тебе, поэтому я и смотрю на него. — я указываю пальцем на сцену, но как только пытаюсь развернуться, кто-то прижимает меня к себе и целует в шею. Я знаю, что это он. Аромат мяты, коньяка и сигарет заполняет мои лёгкие. Это потрясающее сочетание, от которого кружится голова. На шее сразу появляются мурашки. Я сильнее прижимаюсь к спине солиста и судорожно ищу его руку. Через несколько секунд наши пальцы сплетаются и я чувствую, как он улыбается. — Милая, что этот ублюдок делал возле тебя? Он решил устроить драму? Отлично, давай сыграем. — Этот ублюдок уже уходит. Вокруг нас собирается толпа людей. Несколько человек смеются, остальные находятся в шоковом состоянии от этой сцены. Впервые за все время Свобода соизволил спуститься со сцены и оказаться в такой близости с кем-то. Этим «кем-то» оказалась я. Значит, я здесь не зря. Я вижу недоумение на лице Сережи и ещё больше улыбаюсь. Мне нравится видеть людей в замешательстве, в этом есть своя красота. — Кристина, что, черт побери, происходит? — Серёжа медленно приходит в себя и делает несколько глубоких вдохов. — Ничего сверхъестественного. Свобода шепчет мне на ухо всякие глупости, от которых меня пробирает на смех. Я закрываю глаза и кладу голову на грудь солиста. Текила явно не была сегодня лишней. Жар от касаний разливается по всему телу. Я горю тобой. Толпа начинает расходиться, я слышу недовольные голоса и открываю глаза. К нам направляется Олег, расталкивая вокруг себя людей. А сейчас начнутся нравоучения: «Кристина, что ты делаешь, Кристина, приди в себя, это неправильно» и прочий бред. Люди иногда перегибают со своей заботой. — Что происходит? — Олег подходит к Серёже и выжидающе на нас смотрит. Все это время Свобода целовал и покусывал мочку моего уха. Нужно контролировать себя… Я сильнее сжала его руку. — Ничего не происходит, все в полном порядке. — я пытаюсь не улыбаться, но эта ситуация выглядит явно смешно со стороны. — Ты стала сама на себя не похожа. Он не должен был этого произносить. Слова мгновенно отрезвляют, сковывают на месте,  эхом проносятся в голове. «Ты стала сама на себя не похожа, Кристина, ты должна вести себя подобающе…" голос мамы повторяется, в ушах все звенит. Этого не должно случится прямо сейчас. Господи, пожалуйста! Ноги подкашиваются, голова начинает кружиться, Свобода чувствует это и сильнее сжимает меня в своих крепких руках, не давая упасть. Со стороны все выглядит так, будто ничего не произошло. Только Олег видит мое бледное лицо и понимает ошибку, которую только что совершил. Он пытается подойти ближе, но я выставляю руку вперёд и смотрю ему в глаза. — Уходи. — я собираю остатки своего самообладания и из последних сил сдерживаю слезы. — Кристина, я… — Я прошу тебя уйти. — я пытаюсь повернуться к Свободе, чтобы он отпустил меня и дал сбежать, но тот только крепче обнимает меня и шепчет на ухо: — Стой. Собери все силы и стой до конца. Я рядом. Дыхание становится спокойным, солист поглаживает меня по руке и целует в висок. Он делает это нежно, успокаивающе. Может, это все сон? Тогда почему я не могу проснуться? Я поворачиваюсь к Олегу, когда он начинает говорить: — Я должен отвезти тебя домой. Я уже собираюсь ответить, но солист это делает за меня: — Она не придёт сегодня ночевать. Все снова возвращается: в глазах все плывёт, я хватаюсь за руки солиста, у меня начинается приступ паники. Музыка отдаёт пульсацией в голове, по щекам текут слезы, я пытаюсь дышать ровно, но ничего не получается. Секунды тянутся бесконечно долго.       Через секунду Свобода тянет меня к себе и разворачивает так, что мы оказываемся лицом друг к другу. Вблизи он выглядит ещё лучше, хотя куда лучше? Солист смотрит прямо мне в глаза одновременно с тревогой и желанием. Он резко тянет меня к себе, прижимаясь тазом к моему животу и затмевая меня своим ростом. Я едва замечаю вспышку голубых глаз, перед тем, как мое лицо наклоняют и целуют, пробуя языком на вкус мои губы и язык, затем исследуют губами изгиб рта. Поцелуй распространяет жар от моего языка к горлу, к легким… Всё горит. Я не могу дышать — поцелуй меня заморозил, заблокировал на месте, полностью обездвижил. Меня так никогда не целовали… Я забыла о проблемах, о словах Олега, обо всем в этом мире. Я чувствую вкус мяты на своем языке, когда Свобода отстраняется. Голубые глаза изучают меня, губы растягиваются в ленивой улыбке. — Можешь не благодарить.