Самый желанный гость

      Порой ей кажется, что за её спиной мелькает что-то неясное, будто чёрная тень, будто тихое безымянное зло проскальзывает где-то вдали и скрывается, так и не заявив о себе открыто. Но ей только кажется.       Филия не видела Кселлоса уже несколько лет. Она не сразу принялась считать дни с последней встречи, да и зачем? Кто на её месте стал бы считать, сколько дней он провёл в разлуке с монстром, который может убить одним взмахом пальца?       Раньше Кселлос являлся в гости регулярно, по меньшей мере раз в неделю. Вежливо стучал в дверь, улыбался, преувеличено радостно пил чай за одним столом с Филией. Она всё время думала, что ему поручено приглядывать за Вальгаавом. Она готова была биться с монстром за юного дракона, но Кселлос вёл себя как будто дружелюбно. Порой он даже приносил для Валя какие-то безделушки и сладости. Быть может, так он надеялся усыпить бдительность Филии? Кто знает.       Со временем визиты Кселлоса стали настолько обычным делом, что Филия перестала испытывать от этого раздражение. Порой она даже ловила себя на мысли, что сидеть вот так в саду, пить чай и беседовать со своим опасным гостем даже приятно. Казалось бы, откуда у золотого дракона и мазоку общие темы для разговоров? Тем не менее, они всегда находили что обсудить. Разговор как будто складывался сам собой, с каждым разом всё проще, плавнее, вежливее. Филия и не заметила, как начала ждать прихода Кселлоса, с улыбкой встречать его у самого порога, смеяться не над ним, но вместе с ним.       Кто бы на её месте стал считать, сколько дней он провёл в разлуке с самым понятливым и приятным собеседником? Наверное, каждый.       В один из вечеров Кселлос по обычаю попрощался с Филией, вышел за порог, растворился в сгущающейся тьме и более не являлся.       «Быть может, хозяйка послала его на очередное задание», — решила про себя Филия и даже не думала беспокоиться. Садилась пить чай в одно и то же привычное время, наполняя чашку для гостя, но день за днём проводила время бесед в молчаливом одиночестве.       Неделя идёт за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Календари бережно хранятся в шкафу под стопкой простыней. Иногда она достаёт их, листает, представляет, как он придёт, постучит в дверь, ехидно улыбнётся, а она бросит ему в лицо эти календари, осыплет проклятиями, а потом с размаху закроет дверь, громко хлопнув. Чтобы он точно понял, как она зла. Как она расстроена. Как она была одинока. Как она ждала.       А он будет рад, ведь она злится. Конечно рад, это его любимый вкус.       Она разозлится ещё больше, если он обнимет её, притворно извиняясь. Но не оттолкнёт, нет. Только сама обнимет крепче, сжимая цепко чёрный плащ, разрываясь между испепеляющей злостью и тихой радостью.       Жаль, что это только её фантазии.       Теперь Филия всегда пьёт чай в одиночестве. Молчать в ответ тишине почти невозможно, так и тянет улыбнуться и начать:       — А знаешь…       Она поведала бы обо всём, что волнует и тревожит её. О том, что радует и вдохновляет. Рассказала бы всё, не утаив ни слова. Но говорить не с кем, в плетёном кресле напротив — никого. Во второй чашке стынет чай. Никто не кивает учтиво головой, не щурит хитрые глаза. Никто не ловит каждое её слово, каждую каплю её эмоций. Только листва шуршит, да одинокая птица поёт о чём-то своём. Никто никогда не увидит, как она роняет в душистый чай слёзы. Никто не узнает, что она горюет по монстру.       Давно стоит избавиться от дурацкой привычки ждать его, сервировать стол на двоих, отмечать дни в календаре. Филия и рада бы прекратить всё это делать, да только легче ей от этого не станет. Так она вырвет целый кусок из своей жизни, из своей души. Пусть этот кусок тёмный, но если она позволит себе от него избавиться, то уже никогда не сможет принять его снова, когда он вернётся. Если вернётся.       Может, он уже и думать забыл, что где-то там есть женщина, которая ждёт его больше, чем божественного благословения. А может, этого демона уже и нет на свете. Таких, как он, уничтожить сложно, но всё же возможно. Могло произойти всё, что угодно. Но как же ей хочется, чтобы он был жив. Чтобы он помнил о ней. Чтобы однажды он всё же пришёл и с обычной улыбкой на лице выпил до дна всю её боль и тревоги.