О(не/жо)гин

V. На сцене мог он лицемерить, Таить надежду, ревновать, Разуверять, заставить верить, Казаться мрачным, изнывать, Являться гордым и послушным, Внимательным иль равнодушным! Он — граф, маэстро, дворянин — Таков, конечно, был один. Он не играл, но жил героем. Да, сцену искренно любя, Как он умел забыть себя! Как мог затронуть за живое! В столицах разных наш герой Блистал талантливой игрой. VI. А в жизни что ж? Он мог примерным Легко и правильным прослыть, Движеньем глаз во тьму низвергнуть, Околдовать, приворожить. Достигнуть вскоре восхищенья; Затем, изгнав предубежденья, Умом и страстью победить И прямо в сердце поразить. Madame кокетливо признанья Ему промолвит робкий звук — Лишь с той надеждой, чтобы вдруг Добиться тайного свиданья… Чтоб после ей наедине Он дал уроки в тишине. VII. Театр уж полон; ложи блещут; Партер и кресла — все кипит; В райке нетерпеливо плещут, И, взвившись, занавес шумит. Блистательно звучит Ожогин — Он не запомнится немногим, Когда умолкнет волшебство, И будут снова ждать его. Велик и мрачен ныне дьявол. Всё стихнет, зал заворожён; Харизмой дьявольской сражён, Один мужчина крикнет: «Браво!», И снова тишь, луна, покой Над той — булгаковской — Москвой. VIII. Все хлопают — и Воланд ходит, Идет меж кресел по коврам И взгляд холодных глаз наводит На ложи незнакомых дам; Все ярусы окинул взором, Всё видел; с дьявольским укором Народ с ухмылкой оглядит — Уж первый акт к концу летит. Прошествует, потом на сцену Для «Варьете» мессир взойдёт; Когда придёт его черёд, Он молвит: «Люди неизменны; Да, любят деньги — и вполне Напоминают прежних мне». IX. Уже амуры, змеи, черти На сцене больше не шумят; Уж нет и красок круговерти, Уж к ночи близок циферблат. Вот только перестали топать, Кричать восторженно и хлопать; Уже снаружи и внутри Горят созвездий фонари. Озябнув, жмутся люди — кто-то Ещё цветы не подарил, Смутившись, не заговорил, Не попросил автограф, фото… И вот Ожогин вышел вон — К толпе на выход, на поклон.