Это я убил вашего брата, Наннерль.

      Домой Сальери шёл пешком. На него никак не действовала вечно праздничная атмосфера центра ночной Вены, наоборот- она его раздражала. Для него это был слишком, слишком легкомысленный город.       Композитор был всецело погружён в свои мысли. Он был опустошён духовно, мысль о смерти Моцарта и о том, что музыка молодого композитора будет в какой-то степени принадлежать ему засела в нём как крюк, но он уже физически не мог мучать себя. Он просто думал об этом уже как о данности, как о том, о чём он будет думать всегда и что будет мучить его всегда. Смирился ли он? Возможно. Но сейчас Сальери не мог анализировать своё состояние. Его мысли были заняты немного другим. Что это было? Что за неземное свечение исходила от старшей сестры Моцарта, или ему это только показалось? Что за боль таилась в её глазах? Сальери внезапно подумал, что его мысли идут в необычное для него русло и усмехнулся. Усмешка у него была мрачная, странная и, как он сам считал, довольно мерзкая.

***

      Зазвенел колокольчик, открылась дверь, из которой на тёмную улицу полился тёплый свет.       Заспанный дворецкий слегка ошалело глядел на вернувшегося довольно-таки поздно композитора. Сальери сам снял с себя верхнюю одежду, не обращая внимание на юношу, который явно хотел ему в этом помочь и быстро прошёл в гостиную. Терезия, как всегда в это время, читала, раскинувшись на софе и при появлении мужа лишь небрежно повернула голову в его сторону.       С Терезией композитора связывали очень странные отношения. Они были женаты, имели детей, жили под одной крышей- но не любили друг друга. Да, на людях они вели себя как любящая пара- но это было очень большой ложью. Да, у них было четверо дочерей (не считая трёх умерших) и сын… Но они стали друг другу чужими людьми уже очень давно.       Терезия была молодой, миниатюрной, чуть пухленькой, смешливой, очаровательной блондинкой-хохотушкой. Её частенько сравнивали с синичкой или корольком, вечно радостной маленькой птичкой, постоянно восторженно щебечущей о чём-то. В обществе она, в отличие от «асоциального» (как о нём выражались) герра Сальери, фрау Сальери всегда была гостьей желанной. Естественно, такая девушка не могла оставаться одна - не обделённая вниманием юных и горячих виконтов, графов и даже князей, Терезия Сальери имела целую свиту любовников, числа который не знала сама. С Сальери она держала себя холодно, крайне редко о чём-то его спрашивала, не интересовалась им. Он же никаким образом не обращал внимания на её личную жизнь, не ревновал её. Ему было абсолютно плевать на эту женщину. В душе он уже давно называл её исключительно "schickse" - шикса, шлюха.       Итак, когда Сальери вошёл, Терезия лишь повернула голову в его сторону, отвлекаясь от прочтения какого-то чувственного любовного романчика. -Где был? – Лениво спросила она. -На похоронах.- Коротко ответил (фактически солгав) Сальери. -И на чьих же? -Моцарта. -М-м-м, ясно. Ужинать будешь? -Нет, благодарю.       Терезия пожала пухлыми плечиками и снова вернулась к книге. Сальери же прошёл в следующую комнату, где играли дети. Как только композитор вошёл, девочки замолчали, напряжённо смотря на отца. Тот не удостоил их даже взглядом и стремительно взлетел по лестнице на второй этаж.       В такой обстановке и жил Сальери- у него была жена, были дети, в общем, была семья - но на самом деле её не было. Он их не любил, а они - его.

***

      Кабинет Сальери был и его комнатой. Терезия спала в их спальне всегда в одиночестве, либо с кем-то из высокопоставленных любовников. Мужчина же не заходил туда очень давно, он жил в своём кабинете. Он представлял собой довольно обширное помещение, в котором помещался книжный шкаф, вечно заваленный бумагами старый стол с засохшими каплями воска, комод, большое кресло, софа, на которой композитор спал, читал или сочинял, настенные часы над столом и зеркало над комодом. Обои в комнате были серые, довольно старые - их не переклеивали очень давно, это была единственная не «отреставрированная» комната в доме четы Сальери.       Когда композитор, со стуком раскрыв дверь, буквально влетел в комнату, его резко остановил поток ледяного воздуха, хлынувшего ему в лёгкие.       "Опять не закрыл окно. Надо служанке сказать, чтобы проходила и проверяла."       После нескольких попыток Сальери зажёг уже до предела оплавившуюся свечу, которая стояла в покрытом толстым слоем воска железном канделябре. Остальные мужчина решил не зажигать - он сейчас был явно не в состоянии творить и более яркий свет был ему не нужен. Обессиленный композитор с тоской подумал, что завтра промозглым венским зимним утром, так не похожим на настоящую зиму, надо будет вставать и ехать на репетицию в оперу… С кем у него репетиция? Ах да, с мадам Ланге. Сальери снова усмехнулся. Ну, хоть что-то приятное. Несмотря ни на что, мужчина был влюблён в сопрано этой шикарной девушки и репетировать с ней было одним из немногих доступных ему наслаждений.       Маэстро скинул жилетку и башмаки, не раздеваясь далее улёгся на смятое постельное бельё. Свеча горела неверным светом, воск тихо стучал, капая на старую столешницу, чувствующий, что засыпает Сальери смотрел в темнеющий где-то наверху потолок.       "Всё-таки что-то в ней странное, в старшей Моцарт… Неземное что ли..?"- с этой мыслью мужчина провалился в царство Морфея.