***
— Что делает тебя слабым, сын? — спрашивает Вейдер, отсекая юноше руку. — Нет такого, — отвечает ему Люк, уверенно не отводя взгляда. — Что делает тебя слабой, дочь? — спрашивает Вейдер, сжимая горло девушки до хруста. — Нет такого, — говорит Лея бесстрашно и заносчиво.***
Ни Люк, ни Лея не знают слабости — они отказываются знать друг друга с малых ногтей. С тех пор, как отец впервые рассказал, что им будут принадлежать вся галактика и все небесные тела. — Я хочу эту, — сказал Люк, указав на самую яркую звезду, какую можно было разглядеть с корабля. — Нет, я хочу эту, — сказала Лея, выбрав себе тот же самый свет. Вейдер пожалел, что не может разделить космос напополам — половины каждому из его детей будет недостаточно. Половины ни Люку, ни Лее никогда не хватит.***
Люк и Лея живут во тьме и не знают света — они отказываются знать друг друга с озарения юности. С тех пор, как он остановил камни, обвалившиеся у сестры над головой, с тех пор, как она лишь взглядом заставила гвардию Императора преклонить колени. — Зачем ты спас мне жизнь в тот день? — спросила Лея, повзрослев, и не получила ответа — лишь холодный взор и темную улыбку. — Зачем ты отдаешь мне лучший из мечей своих подчиненных? — спросил Люк много позже, и не получил ответа — только проникновенный взгляд и морозную усмешку.***
Люк и Лея следуют заветам отца и почитают их за истину — они отказываются знать друг друга вовсе. С тех пор, как узнали, насколько реальна, цельна и светла слабость. — Слышала, ты захватил целую планету, брат, — говорит Лея на приеме Императора и салютует ему бокалом. Острая издевка ее глаз составляет пару ее морелианским изумрудам. — Слышал, ты заставила повстанцев повиноваться, сестра, — говорит Люк и поднимает ответный тост. Королевское снисхождение так идет его красивому лицу. А после они бьются, как бились тысячи ситхов до них. И Император доволен, и Вейдер горд — неважно, кто победит. Это всего лишь один из множества боев, это далеко не конец. Битва их прекрасна, жестока, беспощадна; сверкает красным и золотым, голубым и бронзовым — то холодными глазами Люка, то чарующей улыбкой Леи. Столько в ней ненависти, столько отречения, столько соперничества, что Император думает оставить обоих; столько Силы, что Вейдер боится за галактику, если оставить обоих. — Что делает тебя слабой, сестра? — спрашивает Люк, занося меч, и с Леи спадает заносчивость. — Что делает тебя слабым, брат? — спрашивает Лея, удерживая Силу лишь поворотом головы, и Люк отводит глаза.***
И Люк, и Лея отрекаются друг от друга одинаково: одинаково решительно, одинаково безысходно, одинаково страшась, — они отказываются знать друг друга навеки вечные. Но вечность рушится, когда отец больше не спрашивает их про слабость. Вечность становится ничем, когда отец спрашивает про любовь. — Сегодня один из вас умрет, — говорит Вейдер сыну в кресле второго пилота. — Я, — отвечает Люк не задумываясь. — Выбирай — кто, — говорит Вейдер дочери, зайдя в ее покои. — Я, — отвечает Лея, не успев моргнуть.***
— Я вижу в тебе свет, брат, он ярче всех звезд вселенной, и я ненавижу тебя за это. — Я вижу в тебе путь, сестра, он отличен от изученных мной истин, и я ненавижу тебя за это. — Я вижу в тебе жизнь, брат, она прекраснее моих самых чистых камней, и я люблю тебя за это. — Я вижу в тебе смысл, сестра, он страшнее жара татуинских солнц, и я люблю тебя за это. — Ты делаешь меня слабой, Люк. — Ты делаешь меня слабым, Лея.