Живой образ

      – Знаешь, что такое живой образ? – поинтересовалась Англия, проследив взглядом тёмный силуэт России.       – Вариантов море, – безразлично пожав плечами, ответил Франция. – Я не буду угадывать содержимое твоей головы              Россия восхитителен в чёрном. Выбранный им костюм покоился бы где-то на вешалке в американском гардеробе, если бы армяне не были в душе итальянцами, а Россия за двадцатый век не привык прислушиваться к советам. Страна советов же.       Брагинский хорош в чёрной рубашке. Он не загорает при любой температуре, как бы не прогревался тот или иной регион Российской Федерации летом. Бледная моль, с тёмными, непонятного цвета глазами. Сама смерть или её слуга. Или банальный гробовщик.       Иван восхитителен в своем вечном трауре. А какова была в нём Алиса?       Кёркленд осмотрела содержимое гардероба: черная юбка-карандаш, чёрная юбка-тюльпан, чёрная юб… Слишком много юбок… В соседней секции покоятся на вешалках выглаженные чёрные брюки со строгими стрелками, черные пиджаки с разнообразным бортами и лацканами, чёрные рубашки и чёрные свитера. У чёрного поразительно много оттенков. Альфред велел ей прекратить траур пару лет, а может и десятков лет назад. Даже денег дал на «что угодно любого цвета». Интересно, Ивану он сделал такое же предложение? Да. Только, скорее не Альфред, а Эмили. «Инвестиций» в свое время Джонсы завезли в Россию много.       С другой стороны – Брагинский почти всё вернул.              – Так пошло! – шепнула Алиса на ухо Италии, во время фуршета в российском посольстве.       – Что именно? – испуганно воскликнула Фелиция.       – Наигранный траур! Такой неживой образ!       Италия задумчиво посмотрела на беседующего с Венециано Брагинского:       – Россия не самая модная страна. Это выбор Ивана как и сколько переживать потерю. Мы можем только оказывать ему поддержку или не обращать внимания. Тем более что все мы далеки от пережитого им.       Поймав едкую улыбку Англии, Варгас добавила:       – Почти все.              У Ивана была черно-серая рубашка, от которой Алиса сходила с ума. Самым завораживающим в этой рубашке было то, что она выглядела почти не_чёрной. Англия была уверена, что наличие этой рубашки указывает на двуличность Брагинского.       – Я вас уверяю, – сплетничала она как-то в гостиной небольшого домика на берегу озера Мичиган. – Он уже давно даже думать забыл про свою Анну. Этот цирк для нас. Его надо вывести на чистую воду.       Англия нашла поддержку практически у всех своих собеседников. Мэгги с Метью согласно покачали головами, Альфред шутливо предложил ввести санкции, а вот Эмили как обычно вызвала раздражение:       – Тебе-то что. Если он действительно больше не переживает, то нам это только на пользу. Пока он припоминает кому-то что-то, всегда есть вероятность, что он снова наберётся сил, или ещё хуже – найдёт себе новую «Анну». Нужен кто-нибудь, кто бы нарисовал ему образ, объяснил, как прекрасна жизнь без… – Эмили очертила ладонью дугу в воздухе, – без этого всего.       – Без чего? – уточнила Англия.       – Ты меня поняла. Кому как не тебе знать. Намекни ему, что мы хорошо за это заплатим.              Шотландия однажды пригрозил Кёркленд, что доложит Америке про все сохранённые черные вещи, если Британия не даст ему свободу. Алиса на это согласно кивнула. Добавила только, что с уважением к покойникам у Шотландцев всегда были проблемы, но она прощает Алистера.       – Ты всё ещё оплакиваешь? Интересно, а Джонс знает, что купил только твой образ? Или он ещё денег не занёс, чтобы приобрести мысли?              Прибывать в Москву Англии очень легко – там слишком много её граждан. В одну минуту два лондонца зашли в бар на Арбате, группа туристов встречается у аквариума в маленьком торговом центре на Садовом кольце, пожилая пара укладывает в чемодан вещи в гостинице.       Хочется сказать, что в Москве всё как в Лондоне, но это не так. Треть Москвы выехала в пригород на дачи, и в выходные даже осенью улицы ещё пока менее людны, чем в будние дни. Где-то здесь находился Иван. Англия чувствовала, что приближается к нему, вот только куда она идёт – ей было неведомо.       В очередном переулке Алиса встретилась с ним. Брагинский в дешёвой зеленой ветровке и синих грязных джинсах посмотрел на нее с интересом, поднял руку к уху и нажал на кнопку своих беспроводных наушников.       – Так и думала, что твой «мрачный» образ на наших встречах – лживый, – прошипела Англия.       Иван сделал вид, что снова включил наушники и пропел:       – Пластмассовый мир победил.       Макет оказался сильней. (Примечания автора: здесь и далее курсивом приведены строчки из песен Егора Летова)       – Как тебе нравится во всех ситуациях изображать честного человека, сломанного системой. Достоевский в тебе неискореним. Но ты такой же, как и мы! Даже хуже. Ты уже давно самый плохой парень в нашей компании.       Брагинский пожал плечами:       – Глупый мотылёк,       Догорал на свечке,       Жаркий уголёк,       Дымные колечки,       Звёздочка упала в лужу у крыльца...       Отряд не заметил потери бойца.       – Тебя совершенно не волнует, что я тебя раскрыла, что я сейчас пойду и всем расскажу, какой ты фальшивый? Все будут знать, что ты на самом деле не такой! Даже Америка! Все получат ещё одно подтверждение, что ты не великий и не честный.       – Вот и всё что было -       Не было и нету.       Все слои размокли.       Все слова истлели.       Всё как у людей, – рассмеялся Россия.       – Как же ты меня раздражаешь! Ребёнок! Паяц! Карикатура, а не страна!       – Запрятанный за углом,       Убитый помойным ведром,       Добровольно ушедший в подвал,       Заранее обречённый на полнейший провал       Я убил в себе государство.       – Прекрати и поговори со мной нормально! Вечно ты изображаешь из себя особенного! Нет в тебе ничего особенного. Только и умеешь, что пользоваться своим прошлым и своими страданиями. «Ах, я потерял столько миллионов во Вторую Мировую. Ах, я потерял столько народу в Смуту. Ах, у меня была революция и не одна! Ах, я потерял… – Алиса начала задыхаться, – Ах, у меня отняли, – воздух будто бы не попадал в лёгкие, – Ах, я теперь вдовец.» Не ты, твою мать, один. Только приличные люди не устраивают из своей потери выступление!       – Плюшевый мишутка       Лез на небо прямо по сосне       Грозно рычал, прутиком грозил,       Превращался в точку,       Значит, кто-то там знает,       Значит, кто-то там верит,       Значит, кто-то там помнит,       Значит, кто-то там любит,       Значит, кто-то там...       – Бесишь! Когда же ты уже исчезнешь! Заткнёшься навсегда!       – А моя душа захотела на покой,       Я обещал ей не участвовать в военной игре,       Но на фуражке на моей серп и молот и звезда,       Как это трогательно серп и молот и звезда,       Лихой фонарь ожидания мотается,       И всё идёт по плану...       Всё идёт по плану...       – А моей женой накормили толпу, – подхватила неожиданно Алиса. –       Мировым кулаком растоптали ей грудь,       Всенародной свободой растерзали ей плоть,       Так закопайте ж её во Христе!       Ведь, Всё идёт по плану...       Брагинский удивлённо открыл рот:       – Англия, ты знаешь Летова?       – Проблемы? Ты знаешь Пинк Флойд.       – Сравнила! Летов!       Закатив глаза Кёркленд раздражённо заметила:       – Ты случаем не помнишь, сколько из твоих граждан стали моими гражданами?       – И?       – Ты не поверишь, но многие из них знают «родоначальника русского панк-рока». Не скажу, что я счастлива от обладания этими знаниями.       Широко и открыто улыбнувшись, Иван предложил:       – Пойдём что ль, а то, что мы как два дебила в этой подворотне?              У Брагинского в стране как-то странно. Вроде бы он и стремится воссоздать Европу в себе, но не уходит дух прошлого. С другой стороны – Англия также не стремится расставаться с останками былого. Когда-то Артур Алисе объяснял, что страна живет между прошлым и будущим и без них не существует. Нельзя ненавидеть своё прошлое, так ты ненавидишь только себя. Давно это было. Почти сразу после реставрации монархии возле раскопанной могилы Кромвеля. Артур любил произносить проникновенные речи где-то рядом со смертью. Интересно, что бы он сказал над собственной могилой?       – Заказывай все что хочешь, – Брагинский вывел Кёркленд из размышлений.       – В дешёвом баре? Здесь даже чаем можно отравиться.       – Насчёт чая не знаю, а вот алкоголь здесь настоящий, просто завезённый не очень законно, – подмигнул Иван. – Рискни! Помянём павших во имя глобального гегемона.       – Не смей.       – Неужели ты, правда, ещё скорбишь? – удивился Брагинский.       – Я не ты. Мне не надо всем демонстрировать своё мнимое горе. В конце концов, это просто неприлично, постоянно вспоминать своё прошлое и всех в него тыкать носом. Твои проблемы, это твои проблемы.       – А Артур был иного мнения.       – Наверное, поэтому его и нет с нами. Он был неправ, и потому проиграл.       – Невозможно быть империей и проиграть. Можно только умереть. Или это ещё один урок цивилизованных государств. С жизнью и смертью мы теперь только играем, чтобы не называть всё своими настоящими именами?       – Не говори глупостей.       – Аня, получается, тоже проиграла?       – Аня твоя получила по заслугам. Она угрожала миру, уничтожала людей, разрушала политические устройства других стран.       – А Артур…       – А АРТУР БЫЛ ДРУГИМ! – вскипела Англия. – Артур был… – она снова начала задыхаться. – Был… Британская империя была ужасным государством, антигуманным, колониальным монстром, жадным чудовищем, уродливым пиратом, – она почему всхлипнула. – Артур был.       Иван понимающе кивнул.              В Москве просыпаться проще. Артур часто говорил, что сон вне Европы всегда спокойней. Впрочем, потом он добавлял: «Когда Европа уснёт, она уснёт навсегда. Хочу остаться единственным бодрствующим».       – Бешеная собака должна быть застрелена, – заявил на переговорах в Нюрнберге Альфред.       – Любая? – уточнил Артур.       – Какая собака считается бешеной? – поинтересовался Иван.       – Непослушная, – хмыкнула Эмили.       – Кого она не слушается?       – Хозяина, – хором ответили Альфред и Анна на непонятно кем заданный вопрос.       – Поэтому, что делать со своей собакой – мы разберёмся сами. Гилберт и Юльхен пойдут с нами.       – Пруссия всё равно будет реформирована!       Анна ударила кулаком по столу, за которым переходили переговоры:       – Казнить даже половину я тебе не дам. Мы не знаем, чем это кончится для народа. Ты готов стать причиной смерти целой цивилизации?       – У тебя нет доказательств, что без половины воплощения народ не выживет.       – На данный момент не сохранилось никого, кто бы пребывал в единственном экземпляре. Каждой твари по паре. Я думаю, этого достаточно. Убейте друг друга, если вам так интересно, а мы посмотрим.       – Ты думаешь, оставлять Пруссию в живых да ещё и у русских в подчинении – хорошая мысль? – шёпотом поинтересовалась Алиса у мужа.       – Сидеть, Алиса. Фу. Хозяин решает, – рассмеялся Артур и поймал недовольный взгляд Америки. – Каждой твари, Алиса, должно быть по паре. Пока не наступит баланс, всё распадается.       Вне цивилизованной Европы Артур вспоминался спокойно. Его образ приходил рассуждающим или шутящим, довольным или гневным, всегда привычным, и заполнял собой все душевные дыры. А вот в Лондоне он только кричал, ругался и заставлял пить не чай, а кофе.       – Что тогда случилось с Артуром? – в утреннем полумраке голос Брагинского растекся, словно патока по комнате и застрял в щели света между тёмными шторами.       Интересно, придёт ли в голову кому-нибудь в Европе обсуждать тот факт, что Англия осталась на ночь в квартире России? Скорее всего, только Франциск попробует грязно сострить и сам не поверит в собственный каламбур.       – Почему эта комната такая пустая? – голос Кёркленд ей самой показался похожим на дым.       – Я был в отчаянии первое время и старался избавиться от всего, что напоминало о… Потом пожалел. Но сделанного не воротишь. Не вижу смысла наполнять чем-то гостевую комнату.       – Артур и в кризисные пятидесятые, и в ветреные шестидесятые продолжал говорить, что останется империей. Это многим не нравилось.       – Это не нравилось Альфреду.       – Это многим не нравилось и Альфреду тоже. Арти говорили оставить все эти амбиции в покое. Говорили, что его время прошло, что настали новые времена. Он только больше злился. А потом видимо сцепился с кем-то из стран. По пьяни, скорее всего. Всё банально.       Иван покачал головой:       – А мне одна птичка принесла, что он был трезв и…       – Я верю не птицам, а официальному расследованию. Британская империя мертва, по собственной оплошности.       – Ясно.       Повисла неловкая пауза. Брагинский вздохнул и потянулся в своём кресле.       – Что случилось с Анной? – приподнялась на локтях Алиса.       – А моей женой накормили толпу,       Мировым кулаком растоптали ей грудь,       Всенародной свободой растерзали ей плоть, – напомнил Иван.       – И всё идёт по плану… – Как ты думаешь, наши народы умирают из-за нашего одиночества?       – Я стараюсь об этом не думать.       – Я представила в своей голове разговор о новых женах и мужьях, – шёпотом начала Кёркленд. – О том, что я могла бы попробовать отравить Франсуазу… – и совершенно не чувствовала, как с каждой фразой говорит всё громче.       – Я так и думал, что яд – это твоё оружие…       – А ты мог бы убрать Николая или Олега и у нас, возможно, получилось бы сохранить наши народы с вливанием в них новой крови.       – Это ты отравила Анну?       – Я не травлю, я отравляю жизни! А предложи мне, моя ужасная Россия, союз. Давай станем едины! Давай создадим новую империю и отомстим всем им. За падение, за смерти, за чувство превосходства. Это будет новая великая Империя: Объединённые королевства Великобритании, Российская Федерация и Северная Ирландия. Мои законы и прецедентное право, твои ресурсы и армия. И новая королева, – Алиса уже практически кричала. – Не эта, ставшая памятником прошлому, а новая. Тёмная. Злая королева. Наши корабли в акваториях всех морей, наши самолёты в воздушном пространстве всех стран. И никто не указывает нам, с кем дружить, как общаться и чем кормить народ. Никаких договоров о партнёрстве, никаких санкций и пошлин. ТОЛЬКО МЫ!       – Знаешь, что такое живой образ? – поинтересовался Россия у Англии.       Подумав, она кивнула:       – Тот, который слишком хорош, чтобы быть правдой. Но это не значит, что он не может не воплотиться. И я не могла отравить твою жену. У меня алиби. В то время я отвлекала тебя. А ты не мог убить Артура, потому что в то время пытался отговорить от этой идеи Китай.