Петуния Эванс

Петуния Эванс по праву считалась некрасивой девушкой. И даже сама признавала этот факт, смотрясь в такое правдивое зеркало. Крупные зубы, длинная шея, нелепо угловатая фигура, узкое лицо и глаза – слишком большие для такой внешности. Тонкие губы искривились в усмешке, когда она обнаженной стояла перед зеркалом. «Где вы, сиськи?» - с тоской подумала Петуния, тщательно рассматривая область груди. Точнее, грудной клетки – фигура девушки была по-мальчишески худой и плоской. -Зато у тебя офигительная задница, - прокомментировала сестра, вылезшая из душа и теперь увлеченно красившая ногти. Такие редкие посиделки, когда Лили не хвасталась своей магией и не болтала про свой дурдом, нравились старшей Эванс. В такие минуты она чувствовала приятное удовлетворение и радость, что сестра такая же, как она. Хотя… кому она врет? Лили Эванс – этот чудесный цветок, просто не могла быть такой же, как она. Младшая сестра разилась от нее, как небо от земли. Приятное овальное лицо, пленяющая зелень глаз, жемчужная улыбка и округлые формы совсем не были похожи на ее угловатость и серость. А медные локоны добавляли еще больше прелести этой ведьмочке. Ангелом назвать рыжую красавицу не поворачивался язык. У Лили был парень – красивый нахал с обаятельной наглостью. Такой же ненормальный, как сестра, он приходил однажды знакомиться с родителями девушки. И Тунья завидовала сестре, ведь у нее самой парня не было. Увивавшийся за ней хвостом Дурсль не считался – в глубине души Петуния была романтиком и удостаивала ухаживания полноватого Дурсля лишь снисходительной жалостью. Родителей дома не было – очередной вечер с кучей друзей на очередной взрослой вечеринке. Обе дочери знали, что родители временами хипуют, вспоминая бурную молодость с друзьями далекой юности. Взгляд невольно остановился на плоском животе. Против ее же воли с губ вырвались слова: -Лили, я беременна.

***

-Ты красива, очень красива… - шептал в страстном бреду юный художник, осыпая ее худые плечи поцелуями. И Петуния верила ему, как верила бы любая влюбленная девочка-подросток в своего любимого ВЗРОСЛОГО человека. После секса он рисовал ее – расслабленную, утомленную любовным марафоном, с красиво обнаженным телом. И показывал ей картины с приукрашенной Петунией. Ведь сама Петти никогда считала себя обладательницей такого пленительного взгляда, никогда не думала, что ее худое тело сможет быть наполнено такой томной страстью, никогда не видела, как преображалась она сама после его ласк, не замечала многообещающей улыбки на тонких губах. Но все равно благодарно целовала художника, снова увлекая его в постель. Узнав о беременности девушки, художник испарился. Он не был готов к тому, что его муза с огромным животом будет ждать его каждый вечер. Намного было приятнее заниматься сексом с доверчивым подростком – угловатым, не осознавшим еще своей сексуальной силы. Первым о беременности догадался отец. Обычно спокойный мистер Эванс бушевал и рвался открутить отцу незапланированного внука причинное место. Таких эпитетов от привычно-сдержанного отца Тунья не ожидала услышать и удивленно застыла, разевав рот. Мать внепланово напилась в хлам и пьяно рассуждала о безрассудстве дочери. Но потом, вспомнив о своей молодости, затихла. Лишь Лили с радостью приняла глупость сестры и таскала ее по нужным врачам. Даже предложила помочь с воспитанием ребенка, если сестра вздумает получать высшее образование. Пытаясь приободрить сестру, она таскала ей зелья из своего мира, чтобы помочь правильно развиться племяннику/племяннице. И шутила, что, наконец, у сестры появилась грудь. А грудь и вправду появилась. И теперь в магазине белья Петти смущенно просила чашку «С». Через полгода родилась дочь, которую назвали в честь бабушки – Джейн. А еще через полгода все Эвансы гуляли на свадьбе младшей дочери. Лили сияла от счастья, а наглый обаяшка-Поттер лишь собственнически прижимал раскрасневшуюся от шампанского супругу. Лили – теперь уже Поттер – сдержала свое слово и помогла молодой матери с ребенком. Как говорила сама Лили, сидеть с Джин было совсем не хлопотно. Учившейся на юриста и одновременно подрабатывавшей официанткой Петунье так не казалось. Джейн была крикливым и капризным младенцем. Успокаивало ее лишь звучание фортепиано, на котором наигрывал друг наглого обаяшки - Сириус. Изредка оставаясь на ужин в полном веселья доме Поттеров, Петуния Эванс пересекалась с не менее наглым обаяшкой Сириусом и тихим Ремусом. В такие вечера Джейн кочевала из рук в руки, взрослые (да какие взрослые? Дети еще, едва окончившие школу) умилялись девочке. Ремус помогал Тунье успокаивать чересчур разошедшуюся малышку, Сириус обожал возиться с очаровательной девочкой, так непохожей на мать, Джеймс ржал над Сириусом и насмешливо подтрунивал, что, дескать, его друга, наконец, покорила девушка, а не наоборот. А Лили хотела детей. Это было заметно по тому, как она трепетно ухаживала за племянницей, как долго смотрела на спящего ангелочка, как с упоением вдыхала детский запах иссиня-черной макушки. Зеленые глаза Лили ревностно следили за каждым жестом сероглазой малышки, предугадывая желания ребенка. Дочь росла, учеба заканчивалась, ужины у Поттеров становились чаще. Теперь Петти не завидовала сестре-колдунье – ведь не все можно решить взмахом палочки. «Колдовство лишь добавляет проблем» - считала Петуния, в очередной раз вслушиваясь в разговоры о Волдеморте. И совсем испугалась, когда двухлетняя дочь приманила к себе игрушку. Вскоре Поттеров стало трое, и Петунья перестала оставлять Джейн у сестры. Теперь была ее очередь помогать Лили с ребенком и хозяйством, и Петунья, как любящая старшая сестра, упорно таскалась после практики в Годрикову впадину – благо, Джеймс научил ее пользоваться порталами и даже дал один до их дома. Осунувшаяся после родов Лили была счастлива в материнстве и с радостью встречала сестру и даже рвалась делать все сама. Но хмурый взгляд Туньи остужал пыл девушки, и она спешила к малышам, пока сестра колдовала на кухне для целой оравы взрослых мужиков. Сириус возился с малышкой, и поэтому лексикон Дженни быстро обогатился неприличными и магическими выражениями. Шустрая и умная, она на лету запоминала фразочки Сириуса и звала того папой. Сириус не возражал. С каждым месяцем у Эвансов становилось все больше колдографий с Мародерами и Поттерами. Хэллоуин печально известного восемьдесят первого года настал внезапно, оставив Петти без сестры и с племянником на руках. «Сириуса судили, Ремус пропал, а Питера убили. И Поттеров больше нет» - каждую ночь она повторяла эти слова и не верила. Маленький Гарри плакал, ища родителей, и Петти успокаивала мальчика, душа свои слезы. Но ничто не вечно – слезы высохли, голову мальчика заняли совсем другие мысли и проблемы, какие могут занимать двухлетнего ребенка. Жизнь продолжалась. Лишь каждый год тридцатого января Петуния красиво одевала и причесывала детей, красиво одевалась сама, устраивая праздничный ужин, ставила лишний прибор перед фотографией сестры – красивой, юной, живой. И шептала «С днем рождения, Лили».