Марионетка

      Иногда Берилл не спит по ночам, хотя для нее это время спасительное, ведь во сне она не чувствует твердости обманчиво-живого тела рядом, неискреннего кольца сильных рук, до боли и затрудненного дыхания сжимающих талию. Хочется встать, откинуть выцветшее одеяло из грубого хлопка и немедленно исчезнуть, но Берилл отрешается от своего ужаса во сне. А, когда веки не смыкаются, не знает, куда ей деться.       Эндимион лежит рядом, холодный и бесчувственный, – марионетка в руках королевы Металии, послушная ее словам. Темный принц скрывается в густых скоплениях мрака, что льнут к его телу верными псами, и оказывается за ее спиной сей же миг, как Берилл решает обернуться. Его чеканные, будто просыпающиеся на старые дороги монеты, короткие шаги преследуют, Эндимион читает мысли в ее голове и повинуется, а без этого стоит – красивый, величественный принц пока не завоеванного ими мира. Собрание плоти и костей без крохи собственной воли – сильнейший воин Темного Королевства, возрожденный из мертвых королевой Металией, одаренный темной мощью их правительницы.       Берилл страшно. Она думала, что все сложится иначе.       От Эндимиона не скрыться – он следует за ней в каждый угол замшелого древнего замка, протискивается через самые узкие проходы и нависает безмолвной тенью. В его синих-синих, бесконечно-синих глазах ни капли романтики, а только гулкая, всепоглощающая пустота, которой, как думала Берилл, ее уже не испугаешь. Грубые прикосновения темного принца – точно акт насилия, и, хоть синяков его пальцы не оставляют, Берилл чувствует, что остатки ее души трясутся в болезненных судорогах.       Эндимион делает так, что хочется оглушительно кричать.       Его нельзя проткнуть острым выгнутым кинжалом туда, где изредка ударяется о преграды кожи и доспехов сердце, – Металия дала ей поиграть со своим рабом, а не подарила его навек. Берилл корёжит от желания выбросить зачарованного принца в руки светлой лунной Серенити, обречь ее жить с оболочкой любимого человека, но она знает, что у той между ладоней чистый, как сама принцесса, свет Серебряного кристалла, и его сияние... заберет Эндимиона для той, что сквозь любые тернии найдет свой путь к счастью.       А у нее может быть только фальшивый Эндимион с надуманной любовью – не злой, не добрый, даже не лгущий ей. Он словно зеркало или набитое кровью, мышцами неживое создание сродни им всем в Темном Королевстве – ему все равно.       Берилл отчаянно надеялась на то, что Эндимион в ее полной власти окажется воплощением ломких мечтаний – тем самым храбрым и великим принцем, питающим лишь ненависть к свету лунной Серенити, бесконечно влюбленным в нее – в подставную королеву нескольких сотен демонов и пары выживших генералов, на побегушках у лиловых сгустков с сознанием, жаждущих пробудиться и захватить планету. Она представляла себе ту же любовь, что соединяла ее принца со смазливой Серенити, – и жестоко во всем ошиблась.       Наследница Серебряного Тысячелетия оказалась права – любовь подчинялась неизменным правилам, хрустела под властью навязываемой силы чужих желаний и для своего же выживания обретала новую форму – ту, существовать с которой не представлялось возможным.       Когда Эндимион накрывал ее губы своими, Берилл вздрагивала и не без труда отталкивала его от себя, позвоночником вжимаясь в намертво сцепленные руки. Она колотила ладонями по крепкой груди, сбивала костяшки о звенящие легкие доспехи и стремительно уходила прочь, шатаясь на ровном месте из-за зауженного платья и торопливых шагов. Но с приходом темноты Эндимион с шумом входил в ее спальню и раздевался, чтобы лечь рядом и мгновенно уснуть, и Берилл, если не успевала отрешиться от мира раньше, отползала на самый край и уклонялась от хватких объятий.       Что делать? Как сносить этот кошмар, где лучшее, в чем она нуждалась, ради чего продавала душу сущему Дьяволу, обратилось смешливой, издевательской иллюзией. Где-то там рыдала, заламывая свои тонкие руки, лунная Серенити, а Берилл хотелось жать в кулаке ее длинную шею, видеть загнанность в ясных голубых глазах и смеяться до хрипа где-то в легких – урвать последнее, не дать принцессе догадаться о собственных муках. Но иногда Берилл страшилась, что при встрече со светом Серенити отдаст ей победу без боя. Зачем мир, который и так забрала бы Металия, без любимого короля?       Великая правительница раскатисто гогочет и дает понять, что влила в молодое, сильное тело Эндимиона лучшую часть себя и накажет любого, кто посягнет на ее вылощенное творение. Берилл глядит в точку между неровных камней на уровне ступеней к коричневому пьедесталу и чувствует, что ненастоящий Эндимион ждет ее за высокими тяжелыми дверями и слушает. Она неразумно надеется на то, что в какое-то мгновение в цепких объятиях ее принца мелькнет забота, в умелых, но бесстрастных поцелуях – ласка. Эндимион не понимает лишь одного слова – «исчезни», и подходит ближе, и насильно заключает в тюремное кольцо рук, прижимаясь холодными губами к виску. Тогда он исполняет единственное желание Металии – навязывает осознание того, что она заточила себя в прочную клетку.       Бессонными ночами Берилл мерещится, что над ней кто-то гулко смеется.       А чего ты хотела, радость моя? Демоны исполняют желания по-своему...