Переиграл

Омеру казалось, что еще две минуты этого невыносимого голоса — и выдержка ему откажет, но наконец-то они ушли. Весь этот час, пока родственники сидели у него, он создавал им все условия: часто выходил в кухню, подолгу заваривая кофе, и не один раз говорил по телефону в кабинете. Тем проще ему было объяснить свой отсутствующий вид, напряженный голос и большую, чем обычно, молчаливость. «Конечно соскучился, ведь вы же моя семья…тётя, вы заменили мне родителей… Нет, что ты, дядя, всё в порядке, я просто устал, много работы, прошу прощения. Да-да, конечно приедем на ужин, но в другой раз… жених и невеста… свадьба… важно обсудить, конечно, я понимаю, да…». Он целенаправленно освободил Нериман поле деятельности для того, чтобы она провернула свое дело — с комфортом и без помех украла письмо, предварительно положенное Омером на видное место. Письмо, которое на этот раз предназначалось именно ей — надписать новый конверт чужим почерком и переклеить марки заняло три минуты. Как она предсказуема… Когда уже понимаешь что к чему, когда каждый элемент головоломки встал на свои места, предугадать действия тетки стало легко. До тошноты легко. Теперь Омер был в своей стихии — он видел всю ситуацию насквозь, всех пешек и кукловодов, все мотивы, причины и следствия, а значит он снова дышал. Парадоксально, но дышал полной грудью, несмотря на кипящую в ней адскую смесь, которая жгла, заставляя задыхаться и сгибаться в три погибели, вынуждая испытывать жгучее желание: первым же рейсом вон из Стамбула, из Турции, из жизни, где есть эти люди. Этот вечер он провел с мамой. Точно так же, как 15 марта он поехал к ней, в ее лес. Слушал шелест тополей, выливал свою боль, лупя кулаками по одному из молчаливых стволов, а потом обняв обиженное дерево, просил ее послать своему сыну сил поступить так, как он решил. А потом, отключив источники света и звука в доме и в саду, он сидел в траурной пустой тишине и рассматривал свои воспоминания. " — Ввы. Вы, эээ…  — Что я?  — Вы раздеты!!!» " — Где ты ее нашел, Синан?» " — Я иногда сомневаюсь, что ты настоящая» " — Я гладила твое лицо, чтобы запомнить каждую черточку… вдруг однажды ты оставишь меня, тогда я закрою глаза и сразу тебя почувствую.  — Мы никогда не расстанемся, Дефне.  — Обещай…» " — Я теперь только половина, Из…» " — Ты права, я не могу тебе доверять.» " — Дефне, ты играешь с огнем.  — Ну что ж, согреемся.» " — Не поступай так… Мне никто не нужен, только ты… Я люблю тебя, Дефне». " — Я боюсь привыкать к тебе… к твоей доброте… к тому, что жизнь станет легче и красивее… А если я это всё потеряю однажды? Я не смогу стоять на ногах…  — Такого никогда не произойдет, любимая… " " — Ты уничтожила меня.» Зарычав, он вскочил и швырнул стакан с виски в стену, а потом сцепил руки за головой и затих. Дефне бродила по уже ставшей родной гостиной, бездумно проводя пальцами по столику, по спинке дивана, по каминной решетке. "Как странно, что не горит огонь, он же так любит камин... ". Неясная тревога, которая жила с Дефне уже год, то засыпая, то пробуждаясь, опять подняла свою голову. А ведь только полчаса назад Дефне немного успокоилась - примчавшись к нему домой, она с облегчением поняла, что Омер такой же, как обычно. Чуть более напряжен, но присутствие Нериман-ханым никогда его не радовало... Глаза Дефне остановились на осколках, так и лежавших на полу у дальней стены, и тут же тревога превратилась в ледяной страх. "Что это?? Аллах... что с ним?" Она гнала от себя догадку, защищаясь отупением и прострацией. Казалось, что уже сто лет как ее ноги вросли в этот пол, а взгляд - в эти осколки, но громким выстрелом шарахнул тихий щелчок замка от входной двери. Дернувшись, Дефне повернулась и на деревянных ногах направилась в холл. За гостями закрылась дверь и Омер прислонился лбом к ярко-красной поверхности, бессознательно разглядывая ее цвет и рельеф. «Ойй, Сердар, нам тоже надо покрасить дверь в красный, смотри-ка богато как смотрится!». Криво ухмыльнувшись, он протяжно выдохнул и наконец-то развернулся лицом к оставшейся доме гостье, мысленно собирая всю свою волю в кулак. Дефне стояла напротив, прислонившись спиной к стене, ее ладони были обращены к кирпичной поверхности, как будто желали сцепиться с ней, ища поддержки у равнодушного терракотового камня. Мятущиеся ореховые глаза ощупывали любимого все еще отказываясь понимать почему так напряжены его плечи, почему его руки так безвольно опущены вдоль тела, почему ноги расставлены широко и стоят прочно, так, как будто он бросил якорь. Чтобы не упасть, не уплыть, не раствориться… Эта неподвижная поза, а глаза смотрят в пол, прикрытые длинными черными ресницами — Дефне обожала эту нежную, даже немного детскую, нотку в полностью мужественном облике этого красивого человека. Сколько раз она любовно водила пальцем по этим угольным ресницам, по резко очерченным полным губам, повторяя их контуры… «Он как мертвый», — вдруг с ужасом поняла Дефне и больше не смогла нормально вдохнуть. В голове гудел набат, ладони стали влажными и еще сильнее впечатались в стену. Она хотела сделать шаг назад, хотела раствориться в ней, сбежать от страха, который, шипя, снова подползал к ее ногам. «Мне просто кажется, он просто устал, у меня паранойя — я уже год живу в диком ужасе. Я сойду с ума. Не молчи!».  — Омер… что случилось? Скажи мне… Черные ресницы взлетели, обнажив горько-шоколадные застывшие зрачки, и Дефне поняла, что пятиться ей больше некуда. И что спиной она падает в пропасть. — Ты заметила? Я позволил ей забрать письмо.