Переиграл

Быстро сев на заднее сиденье своего служебного Мерседеса, Омер, не дожидаясь Шюкрю, с раздражением захлопнул дверцу и, прикрыв глаза, устало откинулся на удобную спинку. Он не понимал ее. О чем она сегодня говорила? Какие слабости, какие недостатки, что значит «я была обычной простой девушкой и не умела лгать»? Стало быть теперь научилась? Уже который месяц голова Омера шла кругом. Какая-то угроза витала в воздухе и больше всего его выматывало непонимание того, в чем она заключается. Он привык контролировать и решать. Но как можно контролировать, не зная что именно, и как решать, не зная условий задачи и даже приблизительно источника проблемы? Омер с досадой стукнул затылком по изголовью кресла и сжал кулаки. Он четко знал одно: Дефне что-то скрывает. Долго и упорно. Сама страдает от этого, мучается, но не признается, не приходит к нему с этим. Как не пришла с проблемой выселения и продажей их дома. Что ж, пришлось все взять в свои руки, а она не приняла - гордая. Сегодня был очень неприятный разговор для обоих. "Дефне, мы решили пожениться! Идти по одной дороге вместе, но ты снова идешь одна. Почему??" Омеру было больно и он не понимал - как может быть по другому? Есть проблема, есть любимый мужчина, который может ее решить, причем решить легко, с удовольствием, он почтет за счастье хоть как-то облегчить жизнь любимой женщины, это его задача, его миссия теперь. Как долго он ждал человека, ради которого он искренне захочет свернуть горы, подарить Луну, звезды и весь мир, обернуть в уютный кокон своей любви и уберечь от любого зла. Но она не позволяет. А он ненавидел нерешенные задачи и вопросы, которые висели в воздухе и не давали свободно дышать. «Не может? Не хочет? Не доверяет? Почему? Может быть, просто не любит… " При последней мысли Омер, не открывая глаз, резко замотал головой. «Нет, нет, нет. Она любит. Я чувствую. Знаю. Я уверен. Разве может тебя не любить твоя собственная душа? Но тогда что… " Потерпев поражение, поняв, что она ничего не скажет, осознав, что не может доверять любимой, он изо всех сил пытался уйти: если проблема не решаема, то достаточно просто вычеркнуть ее из своей жизни и начать что-то новое, не тратя силы на стук в заколоченную наглухо дверь. Так было всегда — этот метод никогда не подводил Омера Ипликчи. Ни в бизнесе, ни в отношениях с людьми. Но с Дефне не сработало — впервые в его успешной, принципиальной и спланированной жизни. За последние полгода Омер был вынужден понять, что расстаться с ней он не может. Что только ее огненная шевелюра наполняет его светом и теплом, что только ее фарфоровая кожа дарит прохладу и остужает его гнев, ее тонкие нежные пальчики прогоняют тоску и дарят надежду, только ее ореховые глаза наполняют его безмерной нежностью к этой девушке. Ему казалось, что он готов отдать всё, чтобы узнать о том, что именно гложет Дефне, что именно уже столько месяцев отравляет их счастье, постоянно нагоняя тревожную тоскливую дымку. Омеру вдруг нестерпимо захотелось увидеть свою невесту, запустить пальцы в рыжий шелк, прижаться губами к макушке, укрыть своими руками и заверить, что все будет хорошо. И даже не спрашивать снова «что ты скрываешь?» потому что снова в ответ он не получит ничего, кроме ее печального взгляда и тихой просьбы не спрашивать. И он снова уступит этой нежной мольбе любимых глаз, не в силах ни настаивать, ни давить, ни уйти. И снова все вопросы повиснут в воздухе. Отчаявшись утихомирить в голове хоровод одних и тех же мыслей, Омер открыл глаза и повернул голову, силясь сосредоточиться на бегущей за окном давно знакомой и набившей оскомину картинке делового Стамбула. А потом он увидел на сиденье рядом с собой уже порядком потрепанный конверт. Взяв его в руки он с удивлением понял, что это то самое письмо, которое целый день мозолило ему глаза, гуляя по всему офису и по рукам наверное уже всех сотрудников. На мгновение Омеру стало смешно — какая-то магически неуловимая бумажка. Все еще неосознанно ухмыляясь, он надорвал конверт, достал письмо и стал читать, не осознавая как рассеянная ухмылка постепенно стекает с его лица, как напряженная злая складка меж бровей становится все глубже, как все крепче сжимаются губы, а пальцы все сильнее сминают края, исписанного рваным женским почерком, листа. Через пару минут он уронил руки на колени, выпустив лист из холодных пальцев, и перевел черный ненавидящий взгляд за окно.