А какая разница?

      Зайдя в ординаторскую, Нарочинская закрыла дверь и обессиленно прижалась к стене, откинула телефон куда-то в сторону старой кушетки и закрыла лицо ладонями. Женщина глубоко дышала, стараясь не дать волю слезам. Она сильная. Сильная ведь?       Следом за ней в помещение вошел Лазарев. Костя взъерошил свои волосы и устало буквально упал на кушетку. Он настолько устал, что сначала даже не заметил, что не один. Потом увидел телефон, а следом за ним и его хозяйку, что застыла, словно статуя.       — Марина Владимировна, что-то случилось? — парень тут же подошел к ней, а женщина уже не могла сдерживать слезы, что катились по бледным щекам. — Снова Брагин?       Тишину разрушил внезапно вырвавшийся всхлип. Марина пыталась внушить себе, что она сильная, что Костя (да и никто вообще) не должен видеть ее слез. Она думала о мерзком характере Брагина, из-за которого должна страдать. Думала о том, что любит его и иногда ненавидит, а еще о том, что не может понять, какое из чувств сильнее.       — Марина Владимировна, — вновь обратился к ней Лазарев, выводя из этого странного транса.       — Все в порядке, Константин Германович. Идите работать, — она пыталась сказать это с обычной интонацией, но на половине фразы голос оборвался, заставляя ее еще больше ненавидеть себя за слабость. — Простите.       — Я могу чем-то помочь?       Нарочинская посмотрела на него и вдруг поняла, что это совсем не тот Костик, с которым она познакомилась, когда только пришла сюда работать. Тот был мальчишкой, балбесом, раздолбаем. А этот же — настоящий мужчина, который готов отвечать за свои слова и поступки.       Она вдруг поняла, что они похожи, как ни странно. Она так долго пыталась найти свою любовь. То пыталась построить отношения с кем-то одним, потом обжигалась, поймав его на измене. Потом меняла мужчин с завидной регулярностью. Потом вновь понимала, что это не ее, но что-то шло не так. То ли она не такая, то ли рядом были не те.       А Костик ведь тоже все время маялся, пытаясь построить крепкие отношения. А Костик ведь тоже иногда со злости на себя и других начинал жонглировать девушками, не боясь ранить, как когда-то не побоялись ранить его.       Поддавшись неведомому порыву, женщина положила голову ему на плечо. Горячие слезы намочили его белоснежный халат, а парень без лишних слов, поглаживал женщину по спине в надежде, что скоро она успокоится.       — Все будет хорошо, — внезапно прошептал он на ухо Нарочинской.       — Ты серьезно в это веришь? — засмеялась женщина, отстраняясь от Лазарева, чтобы заглянуть ему в глаза. В них она не увидела ни «да», ни «нет». В них она увидела лишь боль. Она внезапно почувствовала себя эгоисткой, которая считает, что только ее проблемы имеют значение. — У тебя тоже что-то случилось?       — А какая разница? — пожал плечами парень.       Сердце бешено колотилось где-то недалеко от ноющей души. Слезы на щеках еще не высохли. Хотелось свернуться котеночком и плакать. Хотелось любви. Хотелось забыть, что сильная. Хотелось забыть, что ее невозможно сломать. Хотя, кажется, уже забыла. Или просто забила на это.       Поцелуй. Робкий. Удивленный. Удивлены оба. Но ни один не собирается прекращать. Разница в возрасте? Да плевать! Щелк замка. Через несколько мгновений они целуются на кушетке, совершенно не осознавая, что творят. Жаркие поцелуи и обжигающие прикосновения холодных пальцев. Лишняя одежда постепенно остается в стороне, а чувствительные пальцы хирурга все смелее и смелее продолжают исследовать тело. Мозг отключается.       Мобильный телефон, сиротливо лежащий на другом конце кушетки, засветился фотографией другого хирурга. Подпись под фотографией гласила «Брагин». Хорошо, что на работе у Марины часто отключен звук на телефоне. Ей сейчас хорошо и этот звонок был бы просто лишним.       — Костя, ты же понимаешь, что нам эти отношения не нужны? — спросила, застегивая медицинский халат. Она вдруг закусила губу, вспоминая, что эти же слова когда-то говорила другому мужчине. — Я ведь Брагина люблю.       — Конечно, — пожал плечами Лазарев.       Нарочинская поправляла растрепанные волосы, когда заметила, что экран телефона вновь засветился. С фотографии ей улыбался коллега.       — Алло, — холодно ответила она.       — Мариш, ну прости дурака, а? — на том конце трубки послышался голос Брагина. — У тебя через час смена, кажется, заканчивается. Хочешь приеду, а потом вместе поедем к тебе? Купим вина, закажем роллов, отпразднуем примирение.       Как у него все просто! Поссорились-помирились. Кажется, ему совершенно плевать, что снова сделал больно. Хотя, получается, и она перед ним виновата. Один-один?       — Ну и скотина ты, Брагин, — улыбнулась женщина. — Но я тебя все равно люблю.       Люблю?