«Флирт без правил»

***

      — Хельга влюблена в меня.       — Хельга ВЛЮБЛЕНА в меня.       — Хельга Джи Патаки ВЛЮБЛЕНА в МЕНЯ.       Он уже не помнил, который раз произнес это вслух, как будто бы непрестанное повторение каким-то образом могло помочь ему хоть чуточку осмыслить значение этих слов. Да только выходило все в точности наоборот, независимо от того, во скольких вариациях он выговаривал эту фразу.       Все быстро пришло в норму после того диковатого и ужасно рискованного приключения во время спасения их квартала. Вот если бы между ними с Хельгой все так же легко устаканилось. Она с огромной охотой отреклась от своих хлынувших через край чувств, возложив вину за это на недостаток сна и пыл момента. Согласившись, он позволил ей отступить первой и даже обрадовался оскорблению, которое прилетело ему перед тем, как она убежала прочь. Ведь это значило, что между ними все по-прежнему. Таково было их негласное соглашение — притворяться, что этого всего вообще не случалось.       Вот только в этом как раз и была загвоздка. Это случилось, и, как бы он ни пытался, он не мог этого забыть. Оглядываясь назад, он понимал, что очевидная причина, по которой Хельга всегда дразнила его и награждала дурацкими прозвищами и была жестока с ним — попытка скрыть то, что она была безнадежно, до нелепости, абсолютно, бесспорно, безумно, всем сердцем и по уши влюблена в него.       И вот теперь, когда это всплыло наружу, похоже, что Хельга собрала всю свою жесткость, возвела ее в абсолют и направила на него. Казалось, что она изо всех сил постаралась стать еще хуже, если это вообще было возможно, и он бы вернулся к мысли, что она и правда его ненавидит, если бы они оба не знали, что это не так.       Он решил, что если сведет с ней счеты, то это положит конец всем ее играм, поможет ей отринуть маску задиры, которую она так умело себе скроила и за которой так успешно пряталась столько лет, но, конечно, нелепый розыгрыш, который он затеял, ой, как ему аукнулся. Он знал, что поступает нехорошо, но то, что случилось после, было только несчастным случаем. Это Хельга придумала коварный план, чтобы заставить его почувствовать себя еще более виноватым, и продолжила уверять, что ослепла навсегда, тогда как ее зрение уже вернулось в норму. Даже после своего разоблачения она вышла из ситуации победительницей, и он должен был признать, что нельзя не восхититься ее умом, хоть она и использует свою хитрость во зло, а именно — для того, чтобы унижать и мучить его.       Теперь это все казалось таким нелепым. Почему ей просто не перестать притворяться и не начать быть самой собой с ним? Именно это больше всего расстраивало во всем их с Хельгой странном положении. Если она так сильно любит его, то зачем ей нужно прикидываться, что она ненавидит его всеми фибрами души, и действовать соответствующе?       Возможно, отчасти это было его виной, так как именно он настоял на том, что на самом деле Хельга его ненавидит. По правде говоря, поначалу он думал, что и сам этого хочет. Однако, после всего, что произошло между ними, он просто не видел логики в том, чтобы продолжать притворяться. Теперь он знал правду. Они оба ее знали. И не могли больше ее игнорировать.       Конечно, бывали случайные проблески, когда Хельгина жесткая личина спадала, и он мог разглядеть ее настоящие чувства. Он видел их в том, как расширялись ее глаза или искажалось лицо после того, как она обзывала и отталкивала его или кричала или заходила слишком далеко в своих попытках сделать ему больно. Он мог увидеть, как чувство вины пробегало рябью по ее лицу словно разряд молнии, мощный и яркий, но такой же скоротечный.       Эти маленькие моменты сводили на нет всю неприязнь, что изредка зарождалась в нем, и помогали вспомнить, что глубоко в душе Хельга хорошая. Она могла быть грубой снаружи, но внутри нее жила доброта. Он знал, что это так, потому что в прошлом видел немало тому подтверждений. Но потребуется огромное количество усилий, чтобы эта закаленная оболочка треснула и рассыпалась раз и навсегда.       Глядя вверх на небо сквозь окна своей спальни, он сосредоточился на облаках, гонимых легкими порывами ветра. Он наткнулся на одну конкретную тучку, которая принимала необычную форму. Это был круг или шар. Он выглядел почти как кулак. И еще там была голова с двумя прямоугольными образованиями с обоих концов. Они очень напоминали… хвостики. И была еще парочка облаков-треугольников, что вместе формировали бантик. Розовый бантик.       Со вздохом Арнольд отвел глаза от небес. Какое-то время он просто лежал на кровати и пытался успокоить свое быстро-быстро бьющееся сердце, что ни в какую не хотело замедлить свой ритм. Все потому, что он не мог прекратить думать о Хельге Патаки. Когда же это стало происходить с ним?       «С тех пор, как она призналась тебе в своих чувствах, дубина!» — подсказал голос где-то на задворках его разума, и он был поразительно похож на Хельгин.       Арнольд прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Хельга… Что же ему делать? Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что не может больше притворяться, что между ними все по-прежнему, потому что это было не так. Мысль о том, как она по-настоящему к нему относится, вытесняла собой все прочие мысли, делая невозможным сосредоточиться на чем-нибудь другом. Надо было что-то менять. Ему нужно было как-то к ней подступиться. Ему следовало быть честным с ней. Ему следовало дать ей понять, что он чувствует, даже если он сам пока в этом не уверен.       И в тот миг, когда он уже решил, что потерял надежду, в его голове возникла внезапная идея. Идея столь смелая и дерзкая, что казалась достаточно безумной, чтобы сработать.

***

      — С дороги, идиотина! — выкрикнула Хельга в своей обычной бесцеремонной манере, отталкивая какого-то прыщавого придурка, который имел смелость попасться ей на пути в коридоре школы № 118. Она бросила взгляд на свою лучшую подругу, плетущуюся позади. Та пыхтела под весом кучки книг.       — Поживее, Фиби. Если я опять опоздаю, меня оставят после уроков.       — Бегу-бегу, — безропотно пролепетала Фиби, хоть руки уже тряслись от тяжести ее ноши.       В это же время в другом конце коридора Арнольд и Джеральд направлялись в тот же класс и, как обычно бывало с утра, болтали о домашнем задании.       — Говорю тебе, Арнольд, эти дроби меня доконают, — жаловался Джеральд, — я потратил больше часа на решение той задачки вчера вечером. От этой математики свихнуться можно.       — Дроби, по крайней мере, не так плохи, как деление столбиком, — подметил Арнольд.       — Ну ты как всегда, во всем видишь только хорошее, — без восторга отозвался его друг. — Клянусь, это уже порядком надоедает, мужик. И не вздумай сказать «Кто-то же должен».       — Ну, кто-то же должен, — невольно повторил Арнольд.       Джеральд тяжело вздохнул.       — Как скажешь, Арнольд.       Когда они дошли до фонтанчика, Джеральд остановился, чтобы глотнуть воды, а Арнольд пошел дальше. Он обогнул угол в тот самый момент, как это сделала Хельга, и им не осталось ничего другого, как столкнуться и грузно рухнуть на пол.       Садясь, Хельга тихонько охнула, и ее глаза расширились, как только наткнулись на Арнольда, который потирал свой лоб, но она тут же взяла себя в руки. Нахмурившись и стиснув кулаки, Хельга завела свою обычную тираду.       — Боже мой, сколько раз я могу повторять, чтобы ты смотрел, куда прешь, ты, маленькая надоедливая желтоволосая креветка?! — каждое ее слово звенело яростью, даже когда она поднималась и стряхивала с себя пыль. — То есть, ты настолько слепой? Да что с тобой не так? Научись уже ходить!       Все то время, когда Хельга орала на него, Арнольд истратил на то, чтобы подняться и собрать тетрадки, которые он обронил. Закончив, она грозно уставилась на Арнольда, очевидно, ожидая извинений, которые привыкла получать. Хельга еще не знала, что сегодня ее ждет кое-что совершенно иное.       — Ты права, — сказал Арнольд достаточно невинно, чтобы это не вызвало подозрений. По крайней мере, пока. — Мне правда стоит смотреть, куда я иду.       Хельга только усмехнулась, непримиримо и равнодушно, и, не теряя ни секунды, прошагала мимо него. Арнольд глядел ей вслед еще пару мгновений, ощущая, как подпрыгнуло его сердце из-за того, что он собирался сказать, но он знал: сейчас или никогда. Собравшись с духом, Арнольд позволил этим словам сорваться с его губ:       — Кстати, Хельга, ты выглядишь очень мило сегодня.       Хельга встала, как вкопанная. Казалось, само время прекратило свой бег. Даже Джеральд, давно оставивший позади питьевой фонтанчик, был так обескуражен услышанным, что не заметил, как Фиби врезалась в него.       Что касается Хельги, когда она развернулась к нему, на ее лице не осталось ни следа от злости.       — Что ты сказал? — переспросила она, даже не пытаясь скрыть свое изумление.       Хладнокровие далось Арнольду ценой огромных усилий, но, к его удивлению, он остался невозмутим. К тому же он решил, что стоит подойти к делу посерьезней, и даже слегка улыбнулся Хельге.       — Ну, вообще-то, — начал Арнольд, — я не мог не заметить, что сегодня ты особенно милая. Ты же знаешь, мне всегда нравился этот бантик.       Хельга попыталась возвести очи к бантику на своей макушке, точно до сих пор не подозревала о его существовании. Она молчала, она была настолько непривычно молчаливой, что это казалось слегка зловещим. Если Хельга и хотела что-то ответить, никто этого так и не услышал, потому что звонок на урок, громкий и протяжный, прервал их беседу.       — Что ж, увидимся в классе, — сказал Арнольд, завершая этот невероятно смелый разговор совершенно недвузначным подмигиванием, на что Хельга только вытаращила глаза. Он поспешил прочь, не забыв прихватить с собой по-прежнему глубоко шокированного Джеральда.       Когда они скрылись с глаз, пораженная, как и все, Фиби обнаружила, что не может сдвинуться с места, хоть ее руки уже отваливались из-за тяжести книг, хоть она понимала, что тем больше рискует своей репутацией дисциплинированной ученицы, чем дольше торчит в коридоре. В тот миг ничего из этого не имело для нее значения. Фиби волновалась только о своей лучшей подруге, которая буквально приросла к полу.       — Хельга? — тихо позвала Фиби, чтобы не взбудоражить ее. — Ты в порядке?       Хельга повернулась к ней так резко, что она вздрогнула.       — Совещание. Немедленно!       — Но, Хельга…       Однако ее слабые протесты оборвались, как только Хельга схватила ее за запястье и потащила за собой. Стопка учебников вывалилась из ее рук и рассыпалась по коридору.       — Попридержи коней, Казанова, — Джеральд стряхнул с себя руку своего лучшего друга до того, как они успели войти в класс, и, скрестив руки на груди, спросил: — Не хочешь-ка объяснить, что за чертовщина только что произошла?       — О чем это ты? — сказал Арнольд, разыгрывая из себя дурачка. Судя по всему, Джеральд был не в настроении играть в игры, и терпение его было на исходе.       — Да ладно, мужик, — ответил он. — Ты правда сказал то, что я думаю?       — Ты имеешь в виду… О Хельге?       — Да, о Хельге! — рявкнул Джеральд. — Между вами что-то есть?       Арнольд заколебался. Все дело было в том, что он не имел ни малейшего понятия, как начать отвечать на этот вопрос, в основном потому, что сам не был уверен в том, что между ними с Хельгой происходит, так что выбирал легкий путь отступления.       — Нам нужно на урок, — наконец сказал он.       — М-м-м, — понимающе протянул Джеральд и, больше не проронив ни слова, последовал за Арнольдом в класс.       — Ты сказала ему?       — Да, Фиби, сказала. Я открыла свой здоровенный болтливый рот и вывалила на него всю правду. Я рассказала ему обо всем, — Хельга расхаживала туда-сюда по узкому пространству подсобки, сжимая в руке метлу. — Я рассказала ему про стихи, про алтари, про то, что следовала за ним по пятам. А затем я схватила его и…       Она запнулась и стиснула древко метлы с такой силой, что смогла бы разломать ее надвое, если бы захотела.       — Я поцеловала его.       — Ты поцеловала его?!       — Да, именно так я и сделала. Я подарила ему долгий страстный поцелуй, потому что я самая большая идиотка на этой вонючей планете, — Хельга стиснула зубы, отшвыривая метлу обратно к стене. — И, конечно, какое-то время между нами все было нормально, но сейчас, похоже… Похоже, он дразнит меня или типа того. Ты ведь все слышала. Он назвал меня…       На миг у нее перехватило дыхание, точно легкие не желали выпускать воздух из своего плена. Хельга решительно замотала головой.       — Он ведь никак не мог иметь в виду то, что сказал, так ведь, Фиби?       — Боже, Хельга, мне правда хотелось бы как-то пролить свет на этот действительно шокирующий поворот событий, но боюсь, что я в таком же замешательстве, как и ты, — сказала Фиби. — Может, тебе нужно попробовать посмотреть на ситуацию с его точки зрения. Возможно, он просто пытается вынудить тебя…       — Вынудить меня что? — прервала ее Хельга.       — Ах, Господи, как бы это сказать? — Фиби заломила руки, размышляя, как бы получше выразиться. — Быть может, он пытается… смягчить тебя, чтобы потом поговорить.       — Смягчить? — уточнила Хельга и снисходительно хохотнула. — Очнись, Фиби! Я скажу тебе, что он задумал. Поиграть с моими чувствами, вот что. Но позволь, я кое-что проясню: Хельгу Джи Патаки этим не проймешь. Если он решил потягаться со мной, клянусь, я буду более чем рада преподать ему урок. И он будет так хорош, что к тому времени, когда я с ним покончу, этот маленький засранец пожалеет, что связался со мной.       Она рассмеялась точно безумный ученый, чье последнее изобретение удалось на славу. Фиби это напугало до чертиков, в основном потому, что ни словом, ни делом Хельгу уже было не остановить. Ей стало еще более не по себе, когда Хельгин смех прервался, и она с бесстрастным выражением лица двинулась мимо нее к двери.       — После тебя, Фибс.       День в школе шел своим чередом. Хельга для верности забросала Арнольда двумя дюжинами шариков из жеваной бумаги, не забыв награждать его своим патентованным хмурым выражением каждый раз, когда он оборачивался к ней. Конечно, будучи отъявленной интриганкой, Хельга знала, что ей нужно дождаться идеального момента, чтобы нанести ответный удар, и он выпал ей во время обеда. Арнольд нес поднос с едой, направляясь к одному из столиков, когда она вдруг выпрыгнула перед ним, вынудив остановиться.       — Приветик, Арнольдо, — сказала Хельга необычайно бодрым тоном.       — О, привет, Хельга, — ответил Арнольд. — Слушай, насчет сегодняшнего утра… Мне, наверное, нужно объясниться…       — Нет нужды, — Хельга остановила его жестом. — Я уже поняла, почему ты наговорил мне все эти глупости утром. И я должна сказать, что это чертовски лестно.       — Серьезно?       — Конечно. Блин, мне следовало догадаться, что это только вопрос времени, и ты непременно начнешь сходить по мне с ума.       — Погоди, что?       — О, уже поздновато скромничать, красавчик, — Хельга подступилась ближе к нему и чуть прищурила глаза. — Кроме того теперь, когда я знаю, что ты чувствуешь, я больше не буду бояться выкинуть что-то... Ох, даже не знаю, что-то вроде этого.       Она схватила Арнольда за плечи и вдохнула свежий запах его волос.       — Ах, восхитительно!       С довольной усмешкой Хельга отпустила его и зашагала прочь. Несмотря на доносящиеся со всех сторон шепотки, она ощущала, как к ней возвращается уверенность.       Хельга наслаждалась сладостной победой всю перемену, но к несчастью в ее конце от былого торжества не осталось и следа. Когда прозвенел звонок, и дети неохотно поплелись с площадки обратно, Хельга последовала вместе со всеми, но замерла на месте, увидев у входа Арнольда, который услужливо придерживал для нее дверь.       Среди одноклассников опять зашептались, и на сей раз Хельга даже расслышала чье-то «О-о-о-у». От такого внимания на ее затылке выступил холодный пот, и все, что она могла делать, так это стоять как влюбленная идиотка, глядя в глаза своему возлюбленному, который терпеливо дожидался, пока она пройдет в дверь.       «Почему он делает это для меня? Я больше этого не вынесу. Он с ума меня сводит! Ну все, довольно! Нужно действовать радикально. Я ни за что не позволю ему победить меня в этой странной, глупой и запутанной маленькой игре».       Когда она проходила через дверь, ее лицо приняло каменное выражение неумолимой решимости. Она скосила глаза на Арнольда и угрожающе зарычала, точно говоря: «Ну погоди у меня, приятель».       Арнольд не мог выбросить из головы устрашающий и ужасно злодейский взгляд, которым его наградила Хельга. Он был уже на грани, и карандаш между его пальцев вертелся со скоростью миниатюрного гоночного автомобиля. Арнольд начинал подозревать, что попытка быть дружелюбнее с Хельгой была не такой уж хорошей идеей. «Ты маленько опоздал с этим открытием, Эйнштейн» — с издевкой произнесло говорящее Хельгиным голосом подсознание.       — Ладно, класс, прежде чем мы приступим к сегодняшнему уроку чтения, я хотел бы узнать, не желает ли кто поделиться с нами своим поэтическим заданием? — спросил мистер Симмонс. На последовавшие за этим стоны и закатывания глаз он только улыбнулся. — Ну же, не надо смущаться. Поэзия — это одна из прекраснейших форм выражения чувств, живущих в глубине…       — Я прочту свое, мистер Симмонс, — прервала его Хельга.       — Оу, — ответил он с приятным удивлением. — Правда? Это замечательно, Хельга. Но я всегда считал, что ты предпочитаешь оставаться…       — Неизвестной? — закончила за него Хельга, поднимаясь со своего места и шагая со своим стихотворением в переднюю часть класса. — Не, не в этот раз. — Она прочистила горло и добавила: — Этот стих я посвятила единственному и неповторимому предмету моего обожания.       Она поглядела прямиком на Арнольда, и тот выронил карандаш. Хельга кашлянула еще раз и с растянувшейся до ушей многозначительной улыбочкой начала читать.

— Мечтаю О дне, когда теплые руки твои обнимут меня, Когда твои жаркие губы сумею вкусить, Когда на века назову своим я тебя, И я навеки твоей назовусь. Мечтаю О дне, когда, глядя в глаза, прошепчешь ты мне…

      И, взглянув Арнольду прямо в глаза, закончила:       — Я люблю.       Тишина целиком затопила классную комнату, тишина столь всепоглощающая, что Арнольд испугался, как бы кто-то не сумел расслышать, что его сердце бьется о грудную клетку, точно раненная птица. Казалось, прошла целая вечность, когда мистер Симмонс наконец нарушил это оглушительно громкое молчание.       — О, Боже мой, Хельга, это было прекра…       Но тут его прервал повизгивающий хохот Гарольда.       — Что за дурацкий девчачий стишок!       Остальные ребята засмеялись вслед за ним, все, кроме Фиби, Джеральда и само собой Арнольда, который выглядел столь ошарашенным, что мог только сидеть на месте и неотрывно глядеть на Хельгу. Та отвечала ему серьезным, но растерянным взглядом, очень похожим на тот, который он уже видел утром, а потом все рухнуло. Хельгино лицо потемнело, а глаза превратились в щелочки. Она стиснула кулаки, комкая свое стихотворение, и с воинственным рыком пошла в атаку. Хельга бросилась на Гарольда и, схватив его за грудки, дернула так сильно, что он оторвался от стула.       — А ну-ка повтори, поросенок! — рявкнула она, кипя от злости, и занесла над ним кулак. Смех сменился охами. Гарольд сглотнул. Хельга, похрустывая костяшками, сжала кулак еще крепче. Она готова была вломить обидчику, но тут вмешался мистер Симмонс.       — Хельга, пожалуйста, давай ты остановишься и успокоишься немного, — произнес он тем умиротворяющим тоном, который всегда использовал в конфликтных ситуациях. — Я могу закрыть глаза на твои утренние опоздания, но вот чего я не потерплю, так это угроз насилия. Боюсь, у меня нет выбора, и я вынужден тебя наказать. А теперь, будь любезна, отпусти Гарольда и вернись на свое место.       Хельга перевела взор с нервничающего мистера Симмонса на до смерти напуганного Гарольда. Снова зарычав, она пихнула Гарольда обратно на его сидение и села за свою парту, съежившись там так, точно хотела сделаться невидимой.       Когда мистер Симмонс неуверенно начал урок чтения, Арнольд обнаружил, что никак не может сосредоточиться, как и перестать глазеть на Хельгу. Она сидела, опираясь локтями на парту, а подбородком — в раскрытые ладони, что скрывали большую часть ее лица. Они встретились глазами только раз, и когда это случилось, Арнольд увидел в ее взгляде столько боли, сколько не видел за всю свою жизнь. Точно произошедшее сломило ее дух.       От этого его сердце захлестнуло волной печали.       Когда уроки подошли к концу, Арнольд задержался у своего шкафчика. Он чувствовал себя вялым и был все еще не в силах справиться с душевной болью из-за того, что случилось сразу после обеда. Шагая к выходу, он был так поглощен своими мыслями, что не смотрел, куда идет, и потому опять в кого-то врезался. Арнольд едва удержался на ногах, но другому человеку это не удалось.       — Хельга, — сказал он, — ты в порядке?       — Да, да, все круто, — приняв сидячее положение, Хельга отмахнулась от него. — Не беспокойся обо мне.       — Ну хоть позволь помочь тебе подня…       — Я сказала, все круто! — ее ответ был таким резким, что Арнольд не посмел ее ослушаться. — Мне не нужна твоя помощь.. Мне не нужно, чтобы ты был со мной мил, Арнольд, — Хельга встала, продолжая огрызаться, и ему было ясно, что так она пыталась скрыть свое моральное опустошение. — Так почему бы тебе не сделать мне огромное одолжение и не убраться с моих глаз? Меня оставили после уроков.       Она пошла прочь, но в ее шаге не было обычного запала. Арнольд нахмурился. Это официально. Он сломил Хельгу Джи Патаки.       Арнольд тяжело вздохнул, точно на его плечи был возложен груз целого мира. В дверь постучали, и в комнату вошел его дедушка.       — Ну дела, — пробормотал Фил, увидав, что его внук снова плашмя валяется на кровати и глядит в небо. — Я понял, что что-то не так, когда ты вернулся из школы и сразу молча пошел к себе наверх. Это может означать только, что у тебя возникла очередная мальчишеская проблема. Что стряслось на этот раз, Коротышка?       — Ничего, дедушка, — ответил Арнольд. Он поднял руки и опустил их на свой живот, где внутренности бесконечно завязывались узлом.       — Хм, — Фил потер подбородок, оглядывая внука и продолжая подмечать прочие детали. — Посмотрим… Тоскливые вздохи, буря в животе, задумчивость больше обычного… Это несварение желудка, либо… Стой, не говори мне. О, я знаю! У тебя снова проблемы с девочкой, не так ли? С той грубой девчонкой в розовом платье с двумя хвостиками и одной бровью?       — Хельгой, — машинально отозвался Арнольд. — Да. Я бы не хотел вдаваться в подробности, но в общем между нами сейчас все сложно, и я не знаю, как это поправить.       — Ох, Арнольд, — промолвил Фил, сочувственно качая головой. — Погляди на себя. Страдаешь от всех этих девчачьих проблем, а тебе всего девять. Но что хуже всего, это все еще ерунда. Вот станешь ты подростком…       — Дедушка, — сказал Арнольд предостерегающе.       — Ладно, ладно, ты прав, отложим этот разговор на другой день, — согласился Фил, присаживаясь на кровать рядом с ним. — А теперь послушай, Арнольд, я знаю, что ты чувствительный ребенок, всегда все тщательно обдумываешь и правильно поступаешь. Но порой тебе нужно перестать думать и прислушаться к своим чувствам. Особенно, если это касается женщин.       Арнольд встретился с дедушкой глазами, и тот улыбнулся ему.       — Я оставлю тебя наедине с твоим маленьким прозрением, — сказал Фил, затем он встал и направился к выходу.       Когда он закрыл за собой дверь и стал спускаться по лестнице, его улыбка стала куда более озорной.       — Бедный мальчик. Впереди у него долгий и трудный путь с этой девочкой. А потом не успеет он оглянуться, как женится на ней.       Хельга в одиночестве сидела в классной комнате, вывалив ноги на парту и заложив руки за голову. Очередное бессмысленное наказание. Ей вообще было плевать, что она здесь. Это было меньшим из ее проблем. А Хельге было, о чем побеспокоиться, например, о репутации, которая была разрушена до основания. И так ясно, что для одноклассников она теперь круглая дура, которую можно выставить на посмешище и подразнить. Но что хуже всего, это была ее собственная вина. Нет, если уж на то пошло, то это вина Арнольда. Он сам начал это со своим «милым» комментарием этим утром. Он сам решил поиграть с ее чувствами. Он сам…       — Хельга?       — Арнольд?! — Хельга подпрыгнула, и ее ноги очутились на полу, а руки на коленях. — Какого черта ты здесь делаешь?       — Я… Ну, это сложно объяснить, — сказал Арнольд, потирая затылок.       — Да, да, но ты уж постарайся, волосатик, пока директор Уортц не заявился, чтобы «проверить, как я себя веду», — она изобразила в воздухе кавычки. — Что за идиот? Строит из себя черти что. А я один раз застукала, как он игрался с фигурками животных, которые он прячет у себя в столе.       Пока Хельга высказывалась, Арнольд запер дверь и не спеша подошел к ее парте. Теперь его взгляд приклеился к полу, а сам он стоял перед ней, потирая руки — Хельгу это заинтересовало.       — Ну? — протянула она. — Чего это ты? Если тебе есть, что сказать, говори.       — Скажу.       — Давай.       Арнольд вдохнул.       — Хельга, мы оба знаем, как ты по-настоящему относишься ко мне, — произнес он. Хельгино сердце замерло на мгновение, но если на ее лице что-то и отразилось, Арнольд этого не заметил и просто продолжил: — Думаю, настоящая причина того, что я был особенно вежлив с тобой сегодня в том, что я думал, что так ты будешь обходиться вежливее со мной тоже. Но потом я понял, что это была бы не ты, и знаешь что? Мне бы не хотелось, чтобы ты менялась, потому что ты очень хорошая такая, какая есть. В общем, думаю, я пытаюсь сказать, что был бы рад, если бы у нас все было бы по-прежнему, без этого странного… напряжения между нами. И у меня есть мысль, как вернуть все обратно, но только если ты одобришь это на все сто.       — Я… Я слушаю, — сказала Хельга, и ее пульс подскочил от нетерпения.       Арнольд глубоко вздохнул.       — Что ж… Я думаю… Раз уж ты поцеловала меня, может быть, теперь я мог бы поцеловать тебя.       Хельга грохнулась со стула.       — Ауч, — она поморщилась от боли и опомнилась только, когда ощутила чужую ладонь на своем локте. — А ну, руки прочь!       — Извини, — сказал Арнольд, подняв руки вверх.       — Так, — начала Хельга в своей типичной деловой манере, хоть была готова хлопнуться в обморок из-за переизбытка адреналина, — давай все проясним. Ты говоришь, что хочешь, чтобы я опять обзывала тебя, изводила по полной программе и притворялась, что на самом деле не влю… — последнее слово застряло у нее в горле. — Ну-у-у, ты знаешь. И тогда ты бы мог снова не обращать внимания на мои проделки и по большей части делать вид, что не знаешь о моих настоящих чувствах… — она снова сделала пауза и перешла к делу: — И ты считаешь, что лучший способ осуществить это… поцеловать меня?       — Ну да, — просто ответил Арнольд. — Только если ты сама этого хочешь.       — Хочу! — брякнула Хельга. Арнольд моргнул. Она мысленно дала себе пинка, уговаривая себя успокоиться. — То есть, эм, да. Конечно. Я… не против. Если только ты поклянешься, что не будешь против опять терпеть мои выходки. И если это правда то, чего ты хочешь.       — Да, думаю, это так. Я хочу сказать, по крайней мере, сейчас. Мы ведь только в четвертом классе. У нас будет еще куча времени, чтобы определиться с нашими чувствами друг к другу. Сейчас я бы лучше не волновался об этом, и я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неудобно или чтобы наши одноклассники подшучивали над тобой. Ты этого не заслуживаешь. Все потому, что я действительно беспокоюсь о тебе, Хельга.       Так оно и было. Он не лгал. Хельга ощущала это. Сейчас они не играли ни в какие игры, а были честны друг с другом.       «О, мой милый возлюбленный! Какое же ты дитя!»       Арнольд еще не был готов к этому, как, по правде сказать, и она сама. Он был прав. У них была прорва времени, чтобы сладить с этим безумным и странным чувством под названием любовь.       — Я тоже беспокоюсь о тебе, — ответила Хельга, пока она еще могла держать себя в руках. — Даже если я не всегда это показываю.       — Знаю, — Арнольд тепло улыбнулся ей.       Хельге пришлось задержать дыхание, чтобы не испустить громкий трепетный вздох от того, что все ее нутро разомлело, а сердце запело. Очень скоро молчание между ними стало почти осязаемым, как и Хельгино нетерпение.       — Ну, давай, — потребовала она. — Чего ты ждешь? Пока мы оба состаримся? Действуй уже.       К ее удивлению Арнольд не колебался. Он просто наклонился и поцеловал Хельгу. Когда их губы соприкоснулись, время как будто замедлилось. Это был простой поцелуй, легкий и нежный — полная противоположность решительному и пылкому поцелую, который ему подарила Хельга, но, тем не менее, он был прекрасен.       Поймав нужный момент, Хельга протянула руку и ухватилась за рубашку Арнольда. Он удивленно замычал, но не отстранился, а его собственная рука сама невольно потянулась к ней. Хельга ощутила кончики его пальцев на своей щеке — их прикосновение было таким мимолетным и ласковым, что казалось почти непреднамеренным.       Но ее сердце все равно сделало кульбит.       Когда они оторвались друг друга, их руки опустились, но лица остались на расстоянии в считанные дюймы. Глаза пристально смотрели в глаза. Время бросилось вскачь вновь. Звуки далекой пробки были единственным, что разбавляло повисшее между ними молчание. Они одновременно глянули вниз и обнаружили, что рука Арнольда сжимает Хельгину, но он не торопился ее отпускать.       — Так… у нас все в порядке? — спросил Арнольд.       Хельга едва могла дышать. Вне всякого сомнения, это был величайший момент ее юности. Она продолжала глазеть на руку Арнольда, что так отлично подходила к ее собственной. Она была такой теплой. Хельга никак не могла в это поверить. Он добровольно прикасался к ней.       Она тряхнула головой, чуть не превратив мозг всмятку.       — О, еще как в порядке! — усмехнулась Хельга. Она выдернула руку из захвата руки Арнольда и заложила обе за голову, не забыв закинуть ноги обратно на парту. — А теперь прекращай приставать ко мне и проваливай, пока я не заставила тебя пожалеть, что ты на свет родился, Репоголовый!       Арнольд усмехнулся в ответ.       — Как скажешь, Хельга.       Он вышел, и как только дверь за ним закрылась, Хельга схватилась за сердце и позволила себе испустить пронзительный и дрожащий вздох.