я ищу утерянное небо

Электре девять, — может, даже десять, — когда возникает метка её соулмейта. Она небольшая: неровности в хаотичном узоре, который она не понимает, образовавшиеся на её правом плече. Они ярко-красные, как ожог или сыпь. Жжение такое сильное, что Электра просыпается, в яростной попытке расчесать их, и в итоге приходит к Стику почти что плача. — Я умираю? — спрашивает она, поднимая кофту, чтобы он мог изучить эти выпуклости. Прикосновения его мозолистых пальцев ощущаются странно, грубее, чем обычно. Более... необычно, то, как его пальцы касаются их снова и снова. — Нет, дитя, ты не умираешь, — он колеблется, прежде чем продолжить: — Это твоя метка. Электра разворачивается, цепляя ткань своей кофты. Она одаривает Стика тяжелым взглядом. — Это не может быть моей меткой. Метки — это имена, — даже ей это известно. Стик на мгновение обдумывает её слова (или, по крайней мере, так кажется, с очками, которые он никогда не снимает, сложно сказать), а после слегка шлепает её по голове. — Это имя, девочка. На Брайле. — Правда? И что там написано? Чьё это имя? — Электра говорит слишком быстро от волнения. Её метка. Метка Электры. Имя человека, который создан Богом или Иисусом, или Вселенной, только для неё одной. В "Чистых" этот концепт высмеивается, разумеется. В "Чистых" есть только война. Стик похлопывает по кровати — на самом деле это совсем не мягкая подстилка на земле, — и Электра садится рядом с ним, потянувшись к его теплу. От стен тренировочных залов "Чистых" исходит холод зимой. Стик обнимает её за плечи. Она ощущает его выпирающие кости. — Элли, — начинает он, и его голос мягче, чем обычно, — метки соулмейтов... соулмейты... они для других людей. Не для нас. — Что это значит? — раздраженно спрашивает Электра, поворачивая лицо, чтобы взглянуть на него. Он обхватывает её лицо ладонями. — Дитя, грядет война. А ты, ты — наш самый ценный игрок. Ты уже лучше, чем половина мужчин и женщин здесь. Ты найдешь своего соулмейта, влюбишься, а они используют это против тебя. Используют его, чтобы причинить тебе боль, — Стик убирает с её лица прядь волос, упавшую на глаза. — Ты выше этого. Я сделал тебя такой. Электра резко кивает, наклоняя голову так, чтобы не было видно, как слезы скопились в уголке глаз. Стик, конечно, прав. Он всегда прав. Она поднимает голову и смотрит прямо на него. Улыбается той улыбкой, которую хранит специально для него. — Я знаю, — говорит она, теснее прижимаясь к нему. Стик мягко лохматит её волосы. Это приятно настолько, что Электра почти забывает про свой вопрос. — Стик? — начинает она, спустя пару минут тишины. — Но могу я знать, что там написано? Что-то в её голосе заставляет его запнуться. Стик выдыхает. — Мэттью. Там написано Мэттью. Электра снова проводит по метке. Доставать до неё немного неловко, но она справляется. Неровности немного выпирают и от них исходит слабый жар, делая их теплее, чем её пальцы. — Мэттью, — повторяет она. Мэттью. Имя слетает с языка, Мэт-тью, такое совершенное, такое правильное, что она на секунду верит, что где-то, близко или на другом конце мира, есть кто-то, кто произносит её имя так же нежно и благоговейно. Но момент проходит, разумеется, и Электра вспоминает, кто она. Электра, ученица Стика. Девочка, у которой впереди война и нет времени для соулмейтов. Она надеется, что Мэттью всё равно счастлив.

***

(Когда Стик посылает её соблазнить его старого студента, он убедительно произносит "Мэтт". Позже, когда Мэттью спит, Электра обводит линии своего имени на его плече ровно в том же месте, как и у неё. Дуга "Л", завитушки "Е". Она ненавидит Стика всем своим существом. Ещё больше она ненавидит себя.)

***

(И когда Нобу пронзает её мечом, прямо между ребрами, она ощущает на одну яркую секунду, как метка горит, аккуратные линии красных букв на Брайле обратились в сильнейшее пламя, пока вовсе не исчезли. Она слышит крик Мэттью, темный, мучительный вой, и представляет, как её собственное имя превращается в пепел. Он держит её, пока она умирает, её имя слетает с его губ снова и снова, и снова, горячие слёзы капают на её кожу. Она может слушать это вечно, рассеянно думает Электра, прежде чем все мысли потухают.)

***

("Тише, — говорит женщина. — Тише, дитя моё". Но как она может быть тише, если совершенно ничего не понимает?)

***

Электра проводит руками по своему телу, задевая старые шрамы. Шрамы, которых она не помнит. Тот, что между её ребрами, самый худший, решает она. Удар, который убил её, — нет, удар, который убил ту, кем она была. Слабую, жалкую девчонку, которая умерла. Она была Чёрным небом, перерожденной, и никогда больше не умрёт. Электра двигается, чтобы взглянуть через плечо на ожог, другой шрам, который преследует её, тот, эхо которого она чувствует каждый раз, когда засыпает. Она почти может представить то, что было под рубцом, места, где кожа чуть темнее, но каждый раз, дотрагиваясь до него, Электра не ощущает ничего, кроме грубой кожи, неотличимой от остальных шрамов. Но он болит, той фантомной болью, которая будит её среди ночи с непреодолимым ощущением потери. — Я бы убрала все напоминания о прошлом, если бы могла, — бормочет Александра, гладя её по плечу, прямо над меткой. Это касание вызывает в Электре сильное беспокойство от того, что что-то совершенно не так, будто сокровенное осквернили прямо перед ней. — У тебя новая жизнь. Но, к сожалению, не тело. Электра разворачивается к ней лицом так, чтобы плечо было вне досягаемости Александры. Она указывает на шрам между ребрами. — Это то, как я умерла? Александра улыбается тепло и ласково. — Не переживай из-за этого. Важно только то, что сейчас ты жива. — Чёрное небо, — произносит Электра. Она почти сбивается из-за того, какими чужими кажутся эти слова, странными, неловкими и неправильными. — Я только Чёрное небо? Она хочет спросить "кем я была до?", "что я потеряла?", "ради чего я умерла?". У неё стойкое подозрение, что ответ связан со шрамом на её плече, с тем, как болит сердце, когда ей снятся темные волосы, кожа с рубцами и красные очки, с тем, что человек из Мидланда знал её, знал её имя. — Ты говоришь так, будто этого недостаточно, — говорит Александра, и Электра держит язык за зубами, чтобы не сказать лишнего. Этого недостаточно, но однажды будет. У неё больше ничего нет. Она, может, не помнит того, кем была, но знает: она — Электра, Чёрное небо, оружие Александры. Женщина, у которой впереди война и нет времени для странных мужчин. Метка на её плече всё равно горит.