Варфоломеевская ночь

Горький привкус гари застыл на языке, прогорклым комком густого дыма скатился в глотку. Мужчина приоткрыл сухие губы, жадно, с хрипом хватая ртом сухой воздух. Он делал медленные, осторожные шаги, словно бы шел по пепелищу, боясь наступить на чьи-нибудь обгоревшие кости. Несмотря на то, что стены этого переулка никогда не испытывали на себе пекло пожара, мужчина горел изнутри. Казалось, что кожа пластами отслаивается от костей, свисает вниз отвратительными обгоревшими лохмотьями. Он сделал еще один шаг, держась рукой за шершавую стену, и вышел на площадь. По всей её небольшой территории, словно охваченные агонией безумия, метались люди. Сжимая в руках палки, вилы, ножи они кидались друг на друга, сходя с ума от сжигавшей их ненависти. Мимо него пронесся мужчина с неопрятной рыжей бородой и одутловатым лицом. Кажется, его вилы задели ему грудь. Но он не почувствовал боли. На белой рубашке алело небольшое кровавое пятно. Или же он успел пораниться раньше? Он не помнил. Да и не хотел помнить. — Я добрый католик, — едва слышно выдохнул он. Мужчина с вилами пялился на его грудь, на яркое, чуть ли не искрящееся пятно крови. Морщинка меж его бровей разгладилась, расфокусированный взгляд поплыл в сторону. Мужчина снова ринулся в гущу бесноватой толпы, позабыв о светловолосом незнакомце. Да и разве там было кто-то? Он снова сделал осторожный шаг вперед, идя через площадь. С каждым новым шагом его поступь становилась все неувереннее, словно бы вдыхаемый им воздух был крепким вином. Он шел, вытянув вперед руки, будто бы хотел ухватиться пальцами за воздух. Он знал, что впереди несет свои темные воды Сена. Нужно только дойти до неё, не упасть в груды мертвых, ещё тёплых тел. Он помнил и знал каково это, когда тело топчут и рвут на части чужеземцы. Знал, каково это выть от разъедающей саму его суть боли, когда под чужими копьями гибнут его люди. Но сейчас... Сейчас он не мог описать эту боль никак иначе как безжалостный пожар, чей темный клубящийся дым просто провонял гнилью. Этой ночью его люди гибли от своих собственных копий. Когда он услышал мягкий перекат волн Сены, он чуть ли не сорвался на бег. Он видел дальше, на фоне пунцового, в зареве вспыхивающих то там, то здесь пожаров, неба тонкие очертания Лувра. Но возвращаться в этот замок, в эти холодные промозглые стены он не мог. Сейчас не мог. Но потом... Потом, когда холодные воды Сены смоют с него удушающий запах гари и смерти, он вернется. В конце концов он не сможет не вернуться. Его место подле короля, подле власти, какой бы она не была. Босые ступни мужчины коснулись холодного камня мостовой. Мелкий, не видимый глазу мусор впивался в подушечки пальцев и пятки. Вода, как и небо, отливала багрянцем, теряющимся в её бездонной мгле. Он перевалился животом через небольшое ограждение, и безвольно упал в холодные мягкие волны. Они вязко окутали его тело словно бы вода обратилась в жидкое масло. Холодная и клейкая она забивала его ноздри, горло, легкие... Но ведь такому как он не нужен воздух. А нужно ли ему вообще что-нибудь? Сена вытолкнула мужчину на поверхность, словно бы собака отхаркнула застрявшую в горле кость. Он добрый католик и не может не быть им, раз того хочет власть. А он всегда будет послушен власти или тем, кто заимеет больше огня и силы чем власть. Широко раскинув худые руки, он мерно покачивался на волнах. Где-то поблизости проплыло тело девочки в окровавленных лохмотьях. Уже завтра её тело распухнет и в посиневшую плоть вопьются раки. Он проводил тело ребенка бездумным взглядом. Ради чего в эту ночь его люди решили обагрить Париж, сжечь его в огне и уподобить красной звезде — Марсу? Они убивают за Него. Они кричат, они верят, что убивают за Него... Но почему? Их Бог един. У всех у них. У набирающего силу варвара на Севере, у древнего старца поднебесных императоров на Востоке, у диких племен на Юге и у него, разодранного на части своими людьми. Они возносят своему Богу мольбы, каждый по своему. Строят разные храмы, хранят разные святые обычаи... Но ведь он един. А если нет и над ними в сонме света сидят тысячи богов, то почему Небо ещё не рухнуло на твердую гладь земли? Но если он един, то почему позволяет убивать? Может ему все равно? Может ему наскучила их возня, как ребёнку наскучивает смотреть за торопливыми движениями муравьев? А может Его просто нет? Он развел руки в стороны, безвольно отдаваясь течению. Завтра он вернется в Лувр. Вернется, потому что чувствует, что власть сменится. Ни завтра, ни через год, но на его земли придет новый король. И для него и должна была свершиться эта ночь: чтобы своей древней и необъяснимой дикостью проложить ему путь сквозь нынешнюю династию. Он знал это. Такие как он всегда знают это. Чуть вдалеке продолжало покачиваться тело мертвой девочки, и изогнувшись как змей, он прошептал, хватая горькую воду губами: — Я добрый католик? ___________________________________________ Варфоломе́евская ночь (фр. massacre de la Saint-Barthélemy — резня св. Варфоломея) — массовое убийство гугенотов во Франции, устроенное католиками в ночь на 24 августа 1572 года, в канун дня святого Варфоломея.