Небо тебя найдёт

      Кана раскидывает карты – раз, другой, третий… Карты обещают поражение. Четырежды обещают, и четырежды Кана проигрывает.       В последний раз она не хочет гадать, боится. Но всё равно встаёт ночью перед отплытием и раскидывает, тайком от самой себя.       Карты обещают поражение и победу одновременно.       Кана думает, что лучше бы не раскидывала.       Будь как обычно – было бы легче. Она всё равно настраивается на поражение и не может смотреть оптимистичной Люси в глаза. Задорному Гилдартсу – даже не пытается. Да и он на неё не смотрит. Никогда не смотрит.       Кана не знает, почему так хочет сказать. Кана не знает, зачем сказать.       Когда Люси ободряюще подталкивает её и за шкирку утаскивает Нацу, Кана думает, что теперь поняла карты и что всё не так уж плохо, как она ожидала. Кана не знает, что через пару часов их всех не станет.       А отец такой дурак. Не то, чтобы она этого не знала раньше, но сейчас слишком явно, слишком досадно. Слишком больно.       Кана сказала, потому что не могла не сказать. А ты, папа, делай с этим, что хочешь, думает она. Хочешь – игнорируй, хочешь – прими. Хочешь – забудь. Больнее не будет.       Хочешь – ответь, хочешь – полюби, хочешь – прижми к сердцу и больше никогда-никогда не отпускай. Кана запрещает себе думать об этом. Она не пытается возложить на него ответственность. Жила же – и будет жить дальше без проблем.       Кана хочет выпить, когда отворачивается. И сигарету, хотя вообще-то она не курит. И совсем чуть-чуть – иглу, хотя даже не пробовала. И дышать.       Когда сильные тёплые руки обнимают, когда родной по нелепому стечению обстоятельств голос шепчет что-то совершенно бестолковое, она не хочет и дышать.       Она и так дышит, наверное, впервые со смерти Корнелии Альбероны-Клайв.