Безымянный

      Острой болью по рёбрам ломким в грудь вонзаешься, как осколки. Перепутав легенду с правдой, перепутав добро со злом, ты идёшь — бесконечно сильный, безымянный и бесфамильный, бог, которому здесь не рады, но которому повезло.       За окном — небеса и крыши. Ты идёшь, поднимаясь выше, но твой голос, увы, не вторит этим звонким колоколам. И у края, как чёрт, лукаво говоришь, что имеешь право, ты, презревший чужое горе, ты, идущий по головам.       Я же здесь — в бесконечно белом, не жестокий, как N и Мэлло, не делённый на лицемеров, не помноженный на тетрадь. Мы промокли насквозь, до дрожи по испачканной кровью коже: я, твою не принявший веру, ты, обязанный покарать.       Знаешь, в этом последнем ливне ты являешься мне наивней, чем ты есть. Для чего и цепи, как граница добра и зла. Я никак не могу согреться, хоть и бьётся (пока что) сердце, по которому где-то в небе и трезвонят колокола.       Ты, что держишь меня над бездной, несгибаемый и железный, что теперь — что тогда, на крыше, в душу жалящий, словно крайт. Я один, кто у края мира называет тебя не Кирой, так что, думаю, ты услышишь:       — До свиданья, Ягами Лайт.