Ради счастья сестры

Болейнам бесполезно перечить. Мы столь же непреклонны, сколь честолюбивы. Анна доказала и нашему отцу, и всей Англии то, как сильна может быть кровь. С того самого дня, как по решению семейного совета меня подложили в постель королю, она не теряла холодного самообладания. Она ждала, пока выпадет удобный случай себя проявить. Не переходя граней дозволенного, не давая загнать себя в первый же тёмный коридор, словно обычную пастушку, она завладела Генрихом, не вынимая его из моей постели. Умом и обворожительной неприступностью. Анна всё так же приходила вечерами в наши общие покои, расчесывала гребнем мои золотистые локоны, не считая нужным молчать о любви самого короля. — Ты для него пустое место, — самодовольно шептала она, проходясь по спутанным нитям волос, рискуя их выдрать. — Подложи вместо тебя одну из девиц Сеймур, он и разницы не заметит. Я проглатывала её слова. Мои чувства, стараниями семьи, были похоронены ещё тогда, когда меня разлучили с законным мужем ради роли новой игрушки Генриха. Я знала, что если одна из сестёр Болейн подле него, то аппетиты Говардов удовлетворены. А какая из нас делит с ним постель, было совершенно не важно. Чистота и непорочность можно было купить за звон монет, а благодаря щедрости короля, наша семья купалась в должностях, новых владениях и набитых золотом сундков Видит Бог, мне никогда не была нужна корона. Ни себе, ни своим детям. В двенадцать лет я хотела шить у ног королевы Екатерины, нежась от её доверия и величия, в четырнадцать я хотела, чтобы всё внимание двора было обращено на меня. В шестнадцать я желала познать любовь самого короля Генриха, а в двадцать я хотела лишь одного — жить в удаленном от королевского двора месте, с любящим мужем и детьми. Мне хотелось бежать от Гринвича, Лондона, от всего, где красуется проклятая роза Тюдоров — режущее воспоминание о беспутной юности. Королевский символ стал для семей Говардов и Болейн путеводной звездой, за которой мы с завидным усердием шли по головам. Разве важно, чья кровь прольётся, если конечная цель — трон Англии? Анна не праздновала победу открыто. Она по прежнему старалась указать мне на моё место, на место королевской шлюхи, но главным для неё всё равно оставался король. Сестра коршуном наблюдала за ним во время вечерних танцев, теннисных состязаний, выездных охот, а на ужине сидела по правую руку, замечая даже то, каким вином он запивает птицу. Слабая тень королевы Екатерины, столь же блеклая, как и сама она в своих годах, вовсе не трогала Анну в её собственном мире, где она сама себя короновала. Иностранные послы давно уже считались с её мнением, а если новоприбывшие фрейлины хотели сделать достойную партию и быть в милости, то они хвостиком должны были следовать за ней. За моей сестрой, изгнавшей живую королеву из собственного дворца. Оставаться на стороне Екатерины Арагонской сейчас, когда Анна уже сидит на её троне, а Генрих готов плыть в Рим и вырывать развод у Папы Римского войной, значило быть заподозренным в измене. Но меня это не останавливало. Как и семь лет назад, я всё так же трепетала, сидя в её полупустых покоях, вышивая рубашки для бедных. Король женится на Анне — все понимают это, видя его кипящую страсть. Анна сумела украсть у меня первую любовь, смогла отнять у Екатерину мужа, а у маленькой Марии отца, но одного она никогда не сможет отнять, сколько бы не пыталась — происхождения. Екатерина принцесса по крови, и весь её вид, пусть и тронутый годами разочарований, говорит об этом. Ей не приходится завоевывать корону. Она её по праву рождения. Грядущее лето будет нашим летом, летом Болейнов. Так было и раньше, так будет всегда. Когда ко двору вернулся наш брат Джордж, наша счастливая тройка вновь смогла ребячиться, как и годами ранее. Раньше мы вместе плели интриги, стараясь чаще попадаться на глаза королю, а сейчас мы встречаемся вместе, чтобы отдыхать и от интриг, и от Генриха. Джордж видит, что стало с нами, его любимыми сестричками: Анна без пяти минут королева, а я вдова с двумя королевскими бастардами. Ни у кого из нас не осталось былой невинности. Она ни к чему самой влиятельной семье Англии, семье с двумя сёстрами, способными удержать короля. — У тебя не хватило бы ни ума, ни красоты, чтобы его удержать, — как-то бросила мне Анна, любуясь очередным ожерельем с крупным жемчугом, преподнесенным Генрихом на внушительном отрезке алой ткани для платьев, — все мужчины - охотники, им не интересно, когда добыча сама падает к их ногам. Король сходит с ума, когда я маню его, но не даю желаемого. Но как я могла сказать Анне, что я не хотела его удерживать? Что корона на его голове значит для меня ровно столько же, сколько чепец на фрейлине Екатерины? Она не поймёт. Моя сестрица — расчётливая, как истинная Говард, честолюбивая, как истинная Болейн. А моей простоты и смиренности хватает, чтобы походить на одну из стайки девиц Сеймур. Мы все ждём лета. Я жду, чтобы уехать к детям в Гевер, подальше от постоянного ожидания свадьбы сестры. Ожидая уже много месяцев, они с Генрихом походят на двух капризных детей, ослепленные сверканием новой игрушки. Король Англии! И ждёт свадьбы, чтобы овладеть моей сестрой полноправно. Наш отец ждёт свадьбы не меньше, чем влюбленные. Для выходца из скромного рода, Томас Болейн возвеличился, женился на леди из старинного королевского рода. Он всегда метил высоко, и знает, что Анна пошла в него. Любимая дочь ни перед чем не успокоится, пока не станет женой короля. ...я готова отказаться от стотысячного дохода, выйти замуж за Уильяма Стаффорда, жить в деревне затворницей, убрать все расшитые золотом платья в пыльный сундук, воспитывать своего сына Генриха как простого сквайера, не вспоминая каждый раз о его нерадивом отце, глядя на золотистые кудри Тюдоров. Я готова в тысячный раз предать свою королеву Екатерину ради возвышения своей семьи, поднявшейся и без того туда, куда не доходил никто. Я готова стать просто ещё одной из рода Болейн, лишь бы Анна была счастлива. Лишь бы Анна была любима Генрихом. Лишь бы Анна стала королевой Англии.