***
Осознание пришло некоторое время спустя. Во-первых, как выяснилось, у неё не так много интересных обязанностей, как ей хотелось бы. Практически всё за неё (и лучше неё) делали приближённые, профессионально разбиравшиеся в том или ином вопросе. На первом же военном совете генералы, выслушав идеи Лоусе по тактике и стратегии, прозрачно намекнули, что права она ровно ни в чём и пусть лучше берёт в руки знамя и воодушевляет речами солдат, чем лезет к ним. Организовывать приёмы согласно всем традициям она тоже не умела, и для этого у неё тоже был советник (постоянно скорбно вздыхающая ящерица, обвешенная золотыми цепочками). В вопросах культуры и искусства она разбиралась, но стоило ей только попытаться кого-то покритиковать или похвалить, все тут же начинали шептаться о кумовстве и удалении бывших конкурентов. Во-вторых, Божественный не выступает с концертами. Совсем. Можно красивые речи толкать, но петь их под звуки лютни – это сразу нет. Лоусе всё равно продолжала писать, но теперь уже под псевдонимом. Это разбивало ей сердце. В-третьих, и это было почти так же обидно, как и запрет на похабные песенки, Адрамалих (теперь понятно, почему демоны берут псевдонимы, их имена звучат так, будто кто-то пытался съесть азбуку и в процессе чихнул) был чуть живее, чем ей бы хотелось. Видимо, он и вправду засел в её голове слишком глубоко, и какая-то его часть (судя по всему, самая сварливая) смогла пережить падение родного тела. Она могла отвернуться и не слушать, да и сил захватить контроль у него больше не было, но он бесил. Лоусе пожаловалась на это своей прекрасной и слегка демонической подруге Хворюшке и Джаану, и те обещали, что над решением проблемы подумают. Джаан предложил очередной обряд экзорцизма. Он взял Лоусе за руки, пропел что-то невразумительное и сообщил ей, что след демона практически неуловим и, возможно, это просто последствия психологической травмы от одержимости. Лоусе в ответ сообщила ему, что если её последствия психологической травмы могут знать историю о том, как он случайно оказался во сне ящерицы-сновидицы и «беседовал» с ней до утра, то да, он определённо прав. Джаан изменился в лице и поспешил откланяться. Демон гнуснейше радовался. Хворь всё ещё думала. В-четвёртых, она хоть и осталась любимицей публики, теперь её возносили не за таланты, а в большей степени за то, что она, ну, светится. Буквально. Более того, любовь народа иногда принимала совсем странные и пугающие формы. Дом доктора (теперь уже бывший), где она обосновалась, пока строили её собственную резиденцию, пришлось обнести новым забором и обсадить деревьями. Спасибо хоть, что почти все окна в доме были наглухо заколочены (ей даже пришлось прорубить пару новых, чтобы в помещениях было хоть какое-то подобие нормальной вентиляции). За ней следили с улицы, с крыш соседних домов (там пришлось поставить караул после пары попыток застрелить её из арбалета), тоннами присылали открытки и письма, состоявшие, по большей части, из формальных благодарностей, слёзных просьб о помощи («моя корова почти перестала давать молоко, не понимаю, что не так, спасайте») и анонимных угроз. Перед входом всегда валялись букеты (прямо как на поминках). Каждый день её приглашали на приём в честь чего-нибудь. Пару раз приходили свататься. Однажды просили руки Себиллы. Почему-то тоже у Лоусе. Но отдельной болью для неё стали портреты. (Как будто каждый вдруг решил, что у него должен обязательно быть хоть какой-то её портрет) Сначала она относилась к картинам с изображением себя любимой с энтузиазмом, но вскоре осознала, что далеко не все действительно пытаются рисовать её, а не собственное видение того, кем она должна быть. Как певица она понимала, что, в общем-то, творцы имеют право на своё мнение, но всё равно не могла не испытывать разочарование. К тому же она устала позировать (способность неподвижно сидеть на одном месте никогда не входила в список её достоинств), да и не видела в этом особого смысла. Просить её об этом всё равно решались только умелые, но скучные «модные» авторы, половину из которых к ней приводила скорбная ящерица. Прочие либо делали наброски украдкой, когда она выходила из дома, либо брали за основу чужие картины, исправляя «недочёты» на свой вкус. Аркс заполонили портреты Божественной всех возможных конфигураций и расценок, и практически ни один из них ей по-настоящему не нравился (приятным исключением был портрет руки пятилетнего сына графини Как–её–там, где дышащая огнём Лоусе была изображена парящей над городом с двуручным мечом в каждой руке; графиня этой работой была крайне смущена и просила прощения за «выходку» сына, но Божественная поспешила заверить её, что это самый точный её портрет из когда-либо созданных) Когда скорбная советница пришла сообщить о том, что на завтра она договорилась с каким-то очередным мастером кисти о встрече, Лоусе только обречённо вздохнула. Ящерица в ответ неодобрительно покачала головой и попросила вести себя максимально прилично, ибо этот портрет должен стать центральным экспонатом её зала в новой галерее. Зачем в галерее зал Лоусе пояснять она не стала.***
Камзола в золоте рукав, Ус закручен лихо, Сидит он ровно, не устав, Уж два, мм….или не так… что же придумать. Лоусе сидела, уставившись на художника, колдовавшего над бумагой уже, наверное, около часа. Когда он только вошёл, он сразу сообщил ей, что предпочитает работать в своей мастерской, поэтому сделает только несколько набросков её лица с разных ракурсов. Лоусе наивно подумала, что это не займёт много времени. Она ошиблась. Художник рисовал неторопливо, вымеряя каждую её черту, и постоянно отвлекался на чай и пирожные, которые ему любезно приносили слуги. «Я тоже хочу чай, – сообщил ей Адрамалих. – Я хочу чай со специями». «Ты достал меня со своим чаем со специями, – мысленно ответила Лоусе. – Ты вообще не имеешь права ничего хотеть, это не твоё тело». «Если память мне не изменяет, моё тело было изрублено на части одной моей дорогой подругой, которая захотела присвоить одной себе все наши совместные достижения…» «Он опять ворчит? Лоусе, сделай что-нибудь, он ворчливый и скучненький, он мешает сочинять нашу песенку!» – возмутилась фея, залетевшая ей в голову этим утром и до сих пор сидевшая там. «…предала меня…» «Милая, если бы я могла. Просто не слушай его, и он затихнет». «…ограбила…» «А можно я его укушу?» «Можешь его целиком хоть съесть» «… и убила». – Но ты даже сдохнуть не мог нормально, – ответила Лоусе. Художник удивлённо посмотрел на неё. – Прошу прощения? – неуверенно спросил он. – Я это вслух сказала? – вздохнула Лоусе. – Нет, не обращайте внимания. Просто вспоминала одного своего знакомого. – Видимо, не добрым словом, – заметил мужчина. – Да, тот ещё был ублюдок. Любитель тухлой рыбы и, – она покосилась на чашку в его руке, – пряного чая. Мастер быстро поставил чашку обратно на поднос и взял в руки карандаш. – Весьма эксцентричный тип, – пробормотал он. – О да, именно так про него и говорили, – кивнула Лоусе. – «Эксцентричный» любитель пришивать к жопам уши. «Это были научные исследования!» Художник коротко кивнул и начал вдвойне усиленно водить карандашом по бумаге. «Йета были ноусьние иседавания – передразнила его фея. – Лоусе, Лоусе, давай вообще выбросим строчку про усы? Я к «лихо» придумала только «тихо», а он хоть и правда сидит тихонько, но это не смешно получается!» «Да, давай уберём, – ответила Лоусе. – Хотя жаль, они такие колоритные». «Можем потом где-нибудь их упомянуть, – сказала феечка. – Уф, такой смешной дядька, а песенка что-то не клеится!» «Это я виновата. Знаешь, это как когда долго не тренируешься и теряешь форму. Только я долго не выступала». «А почему ты долго не выступала?» «Врач запрещал». Фея угукнула, продолжив тихо напевать, пробуя на вкус слова и рифмы. Лоусе была рада её присутствию, хотя оно и несколько омрачалось неудачными стихами. Вообще-то, Божественная была уверена, что после совместных приключений со своим «мозговым слизнем» она долго не захочет у себя в голове соседей (если вообще когда-нибудь…), но весёлая гостья как будто возвращала ей давно ушедшее время, когда она колесила со своими друзьями-трубадурами по городам с концертами. И запах костра, и весёлые байки, и ночёвки под открытым небом, и утренний туман. Увы. В реальности у неё были большая ответственность, мёртвые боги, четыре стены вокруг и художник, который опять потянул руку к пирожным. – Вы не расскажете мне о том, что задумали нарисовать? – спросила она. – Написать, – ах да, конечно, специальная терминология для отделения от простых смертных, – я задумал написать Вас, и поверьте, это будет шедевр! Классический портрет, но и с глубоким смыслом. В нём будут отсылки к Божественному Люциану и, вместе с тем, явные намёки на смену эпохи. Как бы подчёркиваться линия наследования и принятия власти одного Божественного другим… Он нарисовал в воздухе какую-то фигуру, из которой Лоусе поняла ровно ничего. Она попросила рассказать чуть подробнее, но художник только отмахнулся. – Ну, это же испортит сюрприз! – сказал он. Лоусе вздохнула. Я отсидела себе всё, что можно, подумала она, сюрприз уже испорчен. «Тебе хотя бы есть что отсиживать, – фыркнул демон. – Радуйся, пока можешь». Ненадолго его хватило. «Перестань мне угрожать в моём собственном теле!» «Да, перестань, это невежли…ай! Ай–ай–ай!», – фея звонко завизжала. «Что? Что он случилось?» – спросила Лоусе. «Он! Меня! Укусил! – ответила фея. – Бешенный!» Лоусе закатила глаза. Быстрее бы Джаан и Хворь что-нибудь придумали. В счастливом отсутствии сил и душ для подзарядки, демон быстро опустился до мелких пакостей. Он был обидчив, капризен и постоянно ругался с другими гостями в её голове (ладно, справедливости ради, пару раз он выгонял и тех, кто ей самой не нравился). Иногда Лоусе начинало казаться, что в ней поселился дух вредной бубнящей старухи (с мужским голосом, но это мелочи). «Почему ты такой злой! – не успокаивалась бедная фея. – Злой, злой и глупый!» «Ты вообще представляешь, с кем говоришь сейчас? – рычал демон в ответ. – Я подобных тебе убивал щелчком пальцев». «Ты гадкий, гадкий!» «Тупая тварь…» «Сам такой!» «Как остроумно»! – Достаточно, – перебила их Лоусе. – На сегодня мне вас хватит. Художник вопросительно посмотрел на неё. – И это я тоже вслух? – сказала Лоусе. – Простите, я что-то устала, и дел ещё много. Скоро вы закончите? Мужчина рассеянно почесал затылок. – Ну, – сказал он. – В общем-то, основную часть работы я уже сделал. Хотите взглянуть? Лоусе кивнула. Мужчина аккуратно передал ей несколько листов бумаги, разрисованных уверенной рукой. К её удивлению, наброски Лоусе понравились. Они были… живыми. Вот она как будто чуть смеётся, а здесь задумалась. Тут ей грустно, вроде как. Были среди них и чисто конструктивные, с пометками по поводу ракурса и черт лица. Забавно. – Что думаете? – спросил художник. – Мне нравится, – сказала Лоусе. – Спасибо. – Что ж, рад это слышать,– кивнул он. – Вы же придёте на открытие? – Я постараюсь. Он улыбнулся ей, попрощался и, отвесив поклон, вышел из зала. В коридоре его встретила ящерица, что-то сказала, он в ответ засмеялся и подхватил её под руку. Вскоре они скрылись из виду. Лоусе закрыла двери и устало плюхнулась в кресло. «Прости нас»? – тихо сказала фея. Лоусе вздохнула. «Ничего, малышка, – сказала она. – Ничего». «Ты не сердишься?» «На тебя – нет». «Можно тогда я приду, когда рисуночек будет готов? Я очень хочу посмотреть!» «Конечно не можно», – сказал демон. «Конечно можно», – ответила Лоусе. Фея радостно засмеялась и, обернувшись в маленькую светящуюся сферу, выпорхнула в окно. Что же касается демона, то если он и пытался что-то ещё ей сообщить, Лоусе его уже не слышала: она отделила его мысленной стеной от своего разума. Этого пока хватало.***
Портрет готовился всего чуть больше двух месяцев. За это время Лоусе успела предстать ещё перед десятком другим мастеров, пережить два покушения и поправиться на четыре килограмма. Дни были похожи друг на друга (и наполнены ленью, обедами и торжественными речами). А потом Лоусе выкрала документы из «военного штаба», который любил не держать её в курсе дела. Оказалось, что, во-первых, агенты в Империи сообщают о странной активности среди местных политиков и назревающем заговоре, и, во-вторых, о замеченных в пограничных лесах орочьих отрядах. Лоусе была этим очень довольна. «Ты это тоже чувствуешь?» – спросила она. «Что чувствую?» – безразлично ответил демон. В последнее время он разленился и почти не подавал голоса. «Перспективу приключений!» Он тяжело вздохнул. «Я тебе помочь ничем не смогу». Лоусе угукнула. Её настроение было прекрасно. Она планировала «побег». «И у тебя открытие выставки через неделю, – продолжил демон. – Надо идти». А вот об этом она почти забыла. «Как думаешь, – сказала она. – Удачным будет портрет?» «Не знаю. Хуже того с гномом быть всё равно не может, наверное». Вообще-то портрет «с гномом» технически был очень хорош. Но, увидев его в первый и последний раз, Лоусе испытала глубокий шок. Адрамалих, видимо, тоже. На картине была всё та же она, но… гном. Вернее, почти гном. Человек с поправкой на гномскую эстетику. Лоусе (на портрете) вальяжно сидела на кресле, скрестив мясистые ноги, и томно смотрела на зрителя. Платье было почти прозрачным, и огромную и хорошо прорисованную грудь прикрывали лишь ниспадающие пряди её аккуратно уложенных рыжих волос. На шее, в волосах и на руках блестели украшения с крупными камнями. Лицо её было почти круглым, с ямочками на щеках, носом картошкой и весьма сомнительным сходством. Заказчиком портрета был какой-то зажиточный гном-торговец, который от произведения был в восторге и пообещал хранить его в своей приватной коллекции. После этого никто эту картину больше не видел, насколько она знала. Хвала всем богам. «Надеюсь, ты прав. Как ни странно».***
В день премьеры Лоусе разбудил настойчивый звон колокольчика скорбной ящерицы. Это она теперь так Божественную «дрессировала»: когда та делала что-то неправильно, советница не говорила об этом вслух, а устраивала вот такой мерзкий перезвон. Например, сейчас её не радовало то, что Лоусе на полчаса проспала оговоренное время подъёма (потому что накануне к ней заходили гости, в их числе была бутыль вина и лютня). Лоусе буркнула, что уже встаёт и попросила советницу выйти из комнаты. Ящерица вздохнула, кивнула и вышла, а Лоусе, конечно же, так и осталась лежать в кровати. Затем она тоже вздохнула и перевернулась на спину, уставившись заспанными глазами в потолок, пытаясь прийти в себя. Пить хотелось. Лоусе медленно свесила с кровати одну ногу, затем другую, затем села и опять закрыла глаза. Подъём давался ей тяжело. Она всё-таки заставила себя встать, подошла к туалетному столику, где стоял кувшин с водой, сделала пару глотков и горестно подумала, что стареет (как будто это возможно, ха). Одежда, которую принесла ей ящерица, была аккуратно сложена на стуле и немного рядом с ним. Светло-голубое платье в пол было украшено витиеватой золотой вышивкой с жемчужинами, ими же была оформлена небольшая (ура!) диадема, лежавшая на нём. Рядом был она нашла однослойный (тоже ура!) подъюбник. На полу была сложена тоненькая, бесполезная, из крупных колец кольчуга на грудь, наручи и наплечники. Одна Лоусе бы это не надела. Она позвала служанок, и в шесть рук девушки смогли кое-как облачить её в это торжественное одеяние. Из-за вышивки платье было тяжёлым, а кольчуга смешно звенела, когда она двигалась. Настроение было так себе. Лоусе попробовала покрутиться в платье, попрыгала и поняла, что очень рассчитывает, что сражаться сегодня ей придётся только с едой и скукой. Завтракала она в одиночестве. Яичница к её приходу уже успела остыть, как и кофе, к которому, впрочем, она не притронулась. Лоусе старалась не дёргать прислугу по мелким поручениям, и та отвечала ей радостным пренебрежением своими обязанностями (то есть, конечно, не то чтобы они ничего не делали, но…), поэтому просить погреть еду было попросту не у кого. Пробираться на тесную кухоньку в парадном платье ей не хотелось. Скорбная советница и кучер встретили её у выхода. Букеты, посылки и письма были к её появлению уже убраны, поэтому Лоусе поинтересовалась у них, не было ли там чего интересного. Кучер радостно засиял, но встретился с весьма выразительным взглядом ящерицы и как-то сразу поспешил занять своё место. Божественная тоже последовала его примеру. Всю дорогу до новой галереи советница рассказывала ей о том, что её ждёт и как себя вести. Когда зайдёшь, Лоусе, держи спину прямо и иди медленно. Но не плетись. Здоровайся с теми, кто здоровается с тобой, Лоусе. Если забыла имя, то обращайся к собеседнику просто «вы», Лоусе. Пойдёшь по лестнице, остановись на середине, повернись к гостям и поприветствуй всех, Лоусе . Вот твои слова, Лоусе. Лоусе радостно махала рукой людям, собравшимся вдоль обочины.***
Здание галереи оказалось не очень большим, но весьма симпатичным. По всей видимости, архитекторы не очень верили, что Божественная долго будет удерживать своё место, но очень её любили. Гости уже собрались внутри. Следуя указаниям, Лоусе прошла до середины широкой парадной лестницы, отделанной белым мрамором, развернулась, произнесла речь (почти не импровизируя!) и перерезала ленточку. Зал аплодировал. Люди сразу посыпались на лестницу вслед за ней, окружая её кольцом. В первых рядах она узнала художника, обещавшего ей на открытие портрет. – Позвольте поприветствовать вас, дорогая! – мужчина был явно в хорошем расположение духа. – Доброго дня! – отозвалась Божественная. – Я надеюсь, вы не забыли, что вас ожидает небольшой сюрприз? – он подмигнул ей. «Мы всёёё помним!» – раздался звенящий голосок в ей голове. Лоусе улыбнулась и кивнула. «Я рада, что ты тоже здесь» – добавила она уже про себя. Фея хихикнула. Он подхватил её под руку, как будто они были хорошими знакомыми, и повёл к главному залу: богато украшенному помещению с высокими резными потолками, наполненному бесчисленными витринами, картинами, и… Демонический голос в её голове начал хохотать. Истерически. – Вам нравится, дорогая? Лоусе выдавила улыбку и кивнула, уставившись на портрет немигающим взором. «Я, каюсь… хаха … кажется, накаркал, дорогая». На двухметровом портрете была изображена Божественная, абсолютно голая, на троне и с копьём в руке. «Нет, ну по общей концепции…хах… на портрет Люциана действительно похоже…» «Ты тут красивая! И похоже! » – добавила фея. Она не понимала трагичности происходящего и искренне наслаждалась видом. Зал вокруг тоже ликовал. «Это шедевр!» – крикнул кто–то в толпе. Автор поклонился, с благодарностью принимая нахлынувшие следом комплименты. Лоусе тоже поздравляли (она тоже отвечала, как могла). «На мой вкус, слишком много кожи, – сказал демон. – Но соглашусь с мошкой, сходство определённо есть». «И я вот так останусь в истории?!» – Лоусе была удивлена и возмущена одновременно. «Не волнуйся, когда я отниму твоё тело, я сделаю что-нибудь, чтобы это затмить». «И съешь всех, кто здесь стоит». Демон удивлённо присвистнул. «Я даже обещаю?.. Серьёзно». Лоусе вздохнула. «Лоусе ты же не взаправду?» – спросила феечка. «Нет, но нужно что-то сделать. Не знаю, что. Убежать. Сменить имя и внешность. Сжечь этот кошмар и всех свидетелей. Где Фейн, когда он так нужен». Она почувствовала, как кто-то легонько толкнул её в спину. Обернувшись , она увидела недовольную ящерицу-советницу, которая кивнула в сторону обеденного стола. Лоусе немедленно отправилась к своему месту. Еда была на удивление богатой и разнообразной для полудня. Ей, однако, кусок в горло не лез. Портрет был красивым, и, наверное, модным, и живым до обидного. И она не то чтобы стеснялась своего тела, но… Но портрет! Огромный! В галерее! Это же совсем другое! На гномке хотя бы платье было! Люциан был не во весь рост! Она окинула взглядом зал. Охраны было много. Что ж, вандализм будет затруднителен. Платье казалось ей как никогда тяжёлым. Это не помешает ей попытаться, конечно… «Эй, милочка, у меня есть план». «Ну, валяй, едва ли мы отсюда в ближайшие пару часов сбежим». «…в конце концов, мне не нужна такая репутация в будущем, пока я сам не захочу её приобрести». Демон не был доволен происходящим ровно так же, как и она. План его был предельно прост, но не давал стопроцентную гарантию. Впрочем, проникновение в галерею всё равно было бы более рискованным. Зато она была в своей стихии: «за кружкой эля мы гадали покрашена ль её башка ответ нам точный даст картина где нарисована п…» «Очень творчески» – заметил демон. – Типичный бардский слог. Продолжай». Она уже написала примерно четырнадцать оскорбительных стишков в собственный адрес. План был таков: сделать так, чтобы создалось впечатление, будто из-за картины народ начал над ней насмехаться. Или осуждать. Что-то такое. И потом картину быстренько бы сняли – нельзя же позорить избранника богов. Было относительно неплохо: когда ты сам себя ругаешь, это как-то и не обидно, а когда ты при этом ещё и пытаешься изобразить чужой почерк, попутно делая нарочитые грамматические ошибки – становится даже весело. Демон только одобрительно поддакивал, а феечка, зачастившая к ней в гости, привела подружек. Они мало чем помогали, но в их компании было приятно. Жаль, что у неё не было более, эм, осязаемых сообщников. Не пришлось бы самой делать копии. «А ты там хорошо устроился, а? Нахлебник». «Твоими стараниями». «Что думаешь, может ещё нарисовать чего-нибудь эдакого?» «Ну давай. Рисуй». Лоусе взяла новый кусочек пергамента и чернила. Рисовать она не умела, поэтому получившийся рисунок представлял собой несколько палок, три кружочка и стрелку в руке. «Ты себе изрядно польстила». Она попробовала повторить его несколько раз. Вышло не похоже и вообще как-то непонятно, но она решила, что и так сгодится. В конце концов, подписи автора там не было. Спустя пару часов она закончила работу над порочащими её достоинство документами. Теперь пора была переходить к слабой части их плана: листовки надо было как-то раскидать. А для это надо было как-то ускользнуть из здания. Желательно незаметно. Незаметной и удобной одежды её, между прочим, благополучно лишили, поэтому из всех имеющихся зол Лоусе пришлось выбрать ночнушку. Божественная, в ночной рубахе и плаще, с фонарём и листовками, босая (на самом деле, конечно, нет), ушла в ночь. Отлично. Можно ещё волосы растрепать. Когда её уволят с трона, можно будет подрабатывать городской сумасшедшей. Перекинув через плечо сумку, она ещё раз посмотрела в зеркало, убеждаясь, что выглядит относительно неприметно, и сказала своему отражению: – Ну, погнали. И не облажайся, пожалуйста. В доме доктора всё ещё был подвал – только теперь его превратили из кладовки-пыточной в обычную, весьма хаотичную кладовку. Туда отправилась вся мебель, которая раньше наполняла обиталище демона и которой не нашлось места в новом интерьере, трофеи, старые доспехи, запасы еды и какое-то мелкое барахло. Дом переоборудовали в спешке, поэтому нормальных списков имущества никто не составил. Лоусе могла только догадываться, что ждёт её внизу (правда, едва ли это было что-то интересное и действительно внезапное, а не груда заплесневевших склянок и отсыревших простыней). В любом случае, она была готова пробираться на свободу с боем. Слуг в доме уже почти не было. Лоусе тихонько вышла из своей комнаты, огляделась, закрыла дверь на замок и повесила табличку «не беспокоить». Не то чтобы это было гарантией, что её отсутствие не заметят, но она надеялась, что этого хватит, чтобы отпугнуть (хотя бы на время) её очень воспитанную советницу. Мало ли чем божественным она там занимается, в конце концов! Спрятавшись за креслом, оно подождала, пока патрульный пройдёт мимо, и прошмыгнула к заветной двери. Её комната, она же переоборудованный кабинет Дэвы, по счастью находилась неподалёку от входа в подвал. В новой планировке их разделяли только гостиная и огибающий оба помещения коридор. Дверь в кладовку поставили красивую, резную и даже позаботились сделать в большой двери вторую поменьше, позволявшую слугам при необходимости быстро бегать туда-сюда, не открывая целые ворота. Ключи у Лоусе были, она заблаговременно стащила всю связку, когда «обносила» военных. Вот только они не подходили. Система безопасности в кой-то веки не дала сбой, и замок оперативно заменили. Лоусе выругалась. Патрульный вот-вот должен был выйти на очередной круг обхода, а ей не хотелось быть пойманной. Может заклинание невидимости накинуть? «Нет, у тебя всего один свиток, дура». Да чтоб его. Она в панике огляделась по сторонам. Можно было спрятаться в шкафу. Или нет, нельзя, там полки внутри. Кто вообще делает в шкафу полки! Кроме всех. Она закинула внутрь сумку и плащ. Позорно, конечно, но придётся выкрутиться как-то вербально. Бард она или где. Охранник смотрел на неё глазами, полными ужаса. Совсем юный, тощий мальчик, которого самого надо было защищать. Кажется, не очень-то они заботились о её безопасности. Ладно, главное вести себя будто всё так и должно быть. – На что уставился? – спросила она. – На..а, – патрульный растерялся, явно не зная, что ответить. Встреча его застала врасплох. Лоусе тоже, но она профессионально не подавала вида. – А что Вы тут, эм, делаете? – В туалет ходила, – невозмутимо ответила Лоусе. – И решила заодно чего-нибудь почитать взять. Он, уже красный, как рак, кивнул. – Так что иди, куда шёл, – сказала Лоусе. – Хотя нет, погоди. Дай мне ключи от подвала. У патрульных были копии ключей от некоторых помещений. Мальчик закопошился в сумке и выудил связку. Лоусе улыбнулась и уже протянула руку, как вдруг охранник её (связку ключей) отдёрнул. И, кажется, сам испугался того, что сделал. – Не могу. – Что значит, не могу? – Я Вами очень восхищаюсь, и Вы сделали такое, ну, сложное всё и вот… Но нельзя. Не положено ключи отдавать. Но она видела, как он замялся. – Это Божественный приказ. Мне надо в кладовке книгу найти. – Но… – Очень Божественный приказ. – Да, н–но… – Очень Божественно надо. Патрульный вздохнул, неуверенно протягивая ей ключи. – А мне точно за это ничего не будет? – спросил он. – Божественно обещаю! – Лоусе ободрительно хлопнула его по плечу. – Можешь идти куда шёл. – Вы только до конца смены их верните. Лоусе кивнула. Когда патрульный скрылся из виду, она ринулась к дверям. Замок открылся почти бесшумно, к её большой радости. В кладовой было темно. Но, конечно, не для тех, кто излучал свет во все стороны (как, например, некая Лоусе). Демон от вида своего хранилища пришёл в уныние: его оформление интерьеров никому не понравилось, поэтому куски гниющей плоти, слизь и хищную флору слуги бодро вымели вон. Он скорбел. Лоусе аккуратно обошла шкаф, протиснулась между бочками с чем-то приятно пахнущим, почти на ощупь преодолела лабиринт из пирамид с мешками – с такими запасами их дом, кажется, можно было осаждать полгода – врезалась лбом в неопознаваемую деревянную конструкцию, крепления которой терялись где–то во тьме у потолка, и споткнулась о металлическую рукавицу, которая в одиночестве валялась на полу. К тому моменту, как Лоусе достигла заветного люка в полу, синяков на её теле заметно прибавилось. Крышка оказалась закрыта на защёлку, которая, хоть и со скрипом, всё же сдалась почти без борьбы. Из тоннеля внизу пахло неприятной затхлостью и канализацией. Хорошо, что ей хотя бы не надо тащить с собой факел: на пару метров вперёд её собственного сияния волне хватало. Она поморщилась, но всё же заставила себя спуститься вниз (честно говоря, она уже была близка к тому, чтобы отказаться от всей этой затеи). Тоннель был низким и соединялся с городской канализацией. Лоусе шла, закрывая лицо воротом плаща, чтобы не чувствовать вонь вокруг. О том, чем был покрыт пол, она старалась не думать. Демон услужливо помалкивал, а феи куда-то сбежали. Ну и ладно. Предатели. К её радости, путь был недолгим: спустя каких-то пятнадцать минут (или часов?..), в лицо её дунул морской ветер. Берег Аркса пах, конечно, немногим лучше его стоков, но Лоусе радовалась и таким мелочам. Обувь была вымазана в глине вперемешку со слизью и ужасно воняла. Низ плаща оказался примерно в таком же состоянии. Лоусе подумала, что в качестве стирки отлично подойдёт кровавый дождь, но эту идею так лихо подхватил демон, что Лоусе сразу же изменила своё решение и отправилась полоскать ботинки в море (как достойный уважения гражданин). Ночной город был почти пуст. Погода в последние дни стояла холодная, так что рынок закрывался рано, а желающие праздно провести вечер переместились тёплые дома и таверны. И всё же почти пуст, а не совершенно безлюден. Лоусе закуталась в плащ, надеясь, что сможет избежать встреч лицом к лицу, а издали её, если повезёт, примут за нищенку с фонарём. Фонарём и дорогим грязным плащом. Ну, может она в прошлом была аристократкой. Кто знает! На всякий случай, она всё же решила пойти крышами. Лоусе совершила теневой прыжок и накинула заклинание невидимости. И побежала, стуча каблуками. Нестись вдаль навстречу ветру было приятно и, для разнообразия, легко (ведь на ней не было доспехов). Между крышами она перемещалась при помощи магии и уже почти была у цели. Остановиться Лоусе заставил чей-то чих. От неожиданности она впечаталась лицом в трубу (что было отчасти хорошо, потому что широкая кирпичная труба полностью закрыла её собой от чихавшего). От удара заклинание невидимости слетело. Использовать перемещение вновь она тоже пока не могла: фрагменты старого колдунства помешали бы новому работать хоть сколько-нибудь стабильно. Теперь ей временно придётся полагаться только на обычную маскировку. Лоусе присела и прислушалась. Неподалёку от неё стояли как минимум двое – к счастью, недостаточно близко, чтобы услышать её приближение. Божественная аккуратно выглянула из-за трубы и увидела на соседнем здании два силуэта. Неизвестные, судя по активной жестикуляции, гневно перешёптывались между собой. Одеты они были легко, но за плечами у них были большие рюкзаки. Лоусе тихо перебралась на другой скат крыши, чтобы незаметно подойти поближе. Они действительно ругались. – О, ты просто молодец! – прошипела фигура ростом повыше. – Давай сразу всех патрульных соберём! – Да что я-то сразу?! – огрызнулись в ответ. – Я знал, что ли, что у них новая служанка–эльфийка?! У меня аллергия на эльфов! – А надо было лучше готовиться, – не унимался первый. – Посидеть в засаде, навести справки. Нет же, вы все «давайте быстрее, чего тянуть, скоро уезжать, повозки дорожают». – Трепись ты меньше. Чихнуть любой прохожий мог. А ты сейчас своей истерикой весь дом перебудишь. Лоусе довольно хмыкнула. Эта весёлая парочка явно была не из городской стражи, что изрядно облегчало ей жизнь. Грабители? Что ж, как новоиспечённая Божественная, она («Вот зачем ты в это лезешь?») просто не могла пройти мимо. Жаль только вот, оружия у неё с собой никакого не было. И доспехи она как–то забыла дома. Едва ли воришки проворачивали свои дела, надеясь только на ловкость рук. Нож (и лопату), как говорил её опыт, всегда лучше держать при себе. Сама она этим советом тоже воспользовалась, но пускать в дело кинжал, который покоился на дне сумки, она всё же пока не спешила. Возможно, получится веселее. И без кровопролития. Она снова использовала уже откатившееся заклинание перемещения, плавно приземлившись на верх трубы, возвышавшейся прямо над головами её будущих жертв (которые были слишком увлечены препирательством, чтобы её заметить). Она окинула взглядом местность. Дом был трёхэтажным, невысоким, с достаточно крутой крышей. Сотворив себе магические бычьи рога, Лоусе встала во весь рост и раскинула руки. – Кхе-кхе, – сказала она. Грабители резко замолчали. – Я наверху. Два силуэта, которые оказались молодым человеком и пожилым гномом, синхронно повернулись к ней. – Бросайте свой нагло украденный скарб или вас постигнет божественный гнев! – Десять процентов, – сказал человек. – Пять, – поправил его гном. – Чего – пять? – удивилась Божественная. Гном страдальчески вздохнул. – Пять от содержимого, и ты ничего не видела, – пояснил он. – Мы уходим без лишнего шума, ты уходишь без лишних дыр в животе и немного сверх того. Понятненько? Но Лоусе уже решила погеройствовать и передумывать не собиралась. – Я сейчас призову кровавый дождь, и вы будете прокляты! – крикнула она, поднимая руки. – По-моему она неадекватная, – прошептал человек своему товарищу. Тот кивнул. – Я сейчас реально вот призову кровавый дождь! – Ой, напугала – сказал гном. – Что я, кровавый дождь никогда не видел. Фигня это, как простуда на полчаса. Шесть процентов устраивает? Лоусе скастовала заклинание. Из невидимого облака крышу ударили тёмные бордовые капли. – У нас же сейчас всё промокнет! – воскликнул человек. – А я говорил, что надо мешки было кожаные брать. – А пока мы складывали вещи, ты говорил «как хорошо, что взяли холщовые, они вместительнее!». – Не дерзи мне тут! Никакого уважения к старшим. Лоусе собиралась произвести совершенно другой эффект. Видя, что запугивание не возымело никакого действия, а спасаемые краденые вещицы действительно оказались в худшем положении, чем до её появления, она решила перейти к прямому физическому воздействию (потому что бодаться на крыше жилого дома можно, а вот кидать файерболл, наверное, всё же не стоит). Она спрыгнула с трубы и, как только нога её коснулась черепицы, Лоусе осознала, что стратег из неё и впрямь не очень. Крыша была теперь мокрой и скользкой. Лоусе почувствовала, как стремительно меняла своё положение в пространстве в пользу горизонтального. В отчаянной попытке схватиться хоть за что-нибудь, она вцепилась руками в гномью бороду. Её владелец крякнул от неожиданности и потерял равновесие. Он протянул руку, чтобы схватить человека, но тот ловко увернулся. – Никакого уважения! – только и успел сказать гном, прежде чем они с Лоусе рухнули с крыши.***
Были больно. Но, что удивительно, не смертельно. Лоусе открыла глаза и увидела городскую стражницу. Та стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на них сверху вниз весьма недовольно. – Серьёзно? Надо было мне испортить дежурство в середине смены? Вот серьёзно? – спросила она. Лоусе попыталась пошевелиться. Все конечности у неё были на месте. – Вы там хоть живые или таки умудрились превратиться в кровавую кашу? – спросила стражница. – Более-менее, – отозвался голос откуда-то слева. Лоусе повернула голову. Рядом с ней, лицом вниз, лежал гном, которого она всё ещё держала за бороду. – Это хорошо, – кивнула женщина. – Потому что у меня, мать вашу, сейчас столько вопросов. – Я поймала грабителя! – ничего лучше в голову Лоусе не пришло. – Вместе с украденным. Стражница вздохнула. – Поздравляю. Хозяева этого барахла просто обосруться от счастья, наверное. Вместе с владельцем палатки. Только сейчас Лоусе осознала, что лежит на мягоньких подушках посреди руин упавшего навеса. Судя по всему, они скатились прямиком на лавку торговца всяким тряпьём. Это было и удачно, и не очень. Она была рада, что не переломала себе позвонки, но тихим этот ночной забег теперь точно нельзя было бы назвать. Она вспомнила. – Там наверху ещё его сообщник остался, – сказала Лоусе. – Ну да. А, может, это ты его сообщник? Сейчас сбежите, пока я пойду проверять. – Справедливо, – согласилась Божественная. – Допустим. А где тогда мой мешок с награбленным? Стражница пожала плечами. – Допустим, его и не было. Или он остался на крыше. – Тогда зачем я его там оставила? – Непредвиденные обстоятельства. Лоусе задумалась. – А то, что я свечусь, вам ни о чём не говорит? – попыталась она намекнуть стражнице. – Какая-то магия, – та лишь пожала плечами. – Сейчас свитки стоят дешевле мешка картошки. Подумаешь. Что ж, и тут её доводы были бессильны. Можно было попробовать ещё кое-что. Она с силой дёрнула гнома за бороду. – Подтверждай давай мои слова! – воскликнула Лоусе. – Не буду! – прохрипел гном откуда–то из подушек. – Сама виновата. Нечего было лезть к нам. Лоусе наклонилась к нему подближе. – Тогда достань нож из моей сумки, – прошептала она, – и сделай вид, что берёшь меня в заложники. – На кой ляд? – прошипел гном в ответ. – Нет, раз уж сам сяду, то тебя за собой утяну. «Ещё дурацкие планы будут?» – Тогда давай просто на счёт три побежим в разные стороны. Двоих сразу она точно не поймает. Одному из нас повезёт. Может, ещё догонишь своего товарища. – Логично, кто куда? – Ты направо, я налево. Гном засопел. – Нет уж, прошептал он. – Я направо. – Чего вы там шушукаетесь? – недовольно спросила стражница. Лоусе кивнула. – Три! – крикнула она. Гном неуклюже подскочил и собрался было бежать, когда Божественная резким ударом выбила у него из под ног подушку, и он с криком упал прямо в руки стражнице. Пользуясь секундной заминкой, Лоусе бросилась в проход между домами. Она успела немного пошарить среди россыпи украденного гномом барахла и нашла там чудом не разбившуюся склянку с зельем невидимости (она надеялась, что это оно, потому как алхимик из неё всё же не очень, а единственный свиток она уже потратила). Лоусе открутила крышку и влила в себя зелье. Догонявший её второй патрульный увидел только пустой одинокий переулок.***
Лоусе бежала, пока действовала невидимость. Эффект длился не так уж и долго – видимо, склянка была уже залежавшейся. Осознав, что магия больше её не защищает, она перешла на шаг, чтобы немного перевести дух и осмотреться. Погони вроде как не было. В Арксе она ориентировалась плохо, но дома вокруг казались ей знакомыми. Кажется, она даже умудрилась оказаться неподалёку от таверны. Лоусе проверила сумку. Всё было на месте.***
Таверна встретила её весёлым гулом и запахом свежей выпечки. Лоусе слышала, что новая хозяйка отменно готовит, настолько хорошо, что её стряпня расходится чуть ли не быстрее пива, но самой ей проверить это так и не удалось. В дом Божественной еду простых горожан не заказывали. Демон услужливо напомнил, что они пришли сюда не развлекаться, но Лоусе отмахнулась, справедливо рассудив, что второго шанса здесь покушать ей может и не представиться. Она ловко пробралась мимо компании танцующих эльфов к стойке и тихо подозвала к себе официантку. Девушка предложила ей сесть за стол в дальнем конце зала и кратко перечислила блюда в меню. Лоусе попросила принести сырный пирог и персиковый эль и, поблагодарив её, направилась к указанному месту. Столик действительно оказался довольно уютно расположен. Отличное место, чтобы расслабиться, спокойно поесть и насладиться представлением. На сцене выступал незнакомый ей молодой бард с простенькой лютней. А вот песню она узнала, хотя привыкла к несколько иному её исполнению, более… размеренному? Тем не менее, гости явно были довольны, да и сама она не могла не признать, что пел он хорошо. Лоусе почувствовала накатывающуюся грусть. Когда-то и она была на его месте. И очень по этому когда–то сейчас скучала. Из раздумий её вывел стук пивной кружки о стол. Она вздрогнула от неожиданности и уже хотела было лезть в сумку за золотом, но совершенно застыла, осознав, кто перед ней. – Барстан? – тихо спросила она. – Неужели ты? Гном улыбнулся и кивнул. С их последней встречи он заметно похорошел. «О, да ладно. Так его звали? Даже я не запомнил». Лоусе подвинула к нему пустующий стул. Она была невероятно рада этой встрече. В последний раз она видела Барстана в подвале доктора, истерзанным и трясущимся от страха. У сидевшего напротив гнома шея была в ужасных шрамах, но взгляд его глаз был радостным и довольным. – Ты здесь работаешь? – спросила Лоусе. Она не хотела спрашивать, как он теперь. Не сразу. Гном помотал головой. Затем ткнул пальцем в шею и скрестил руки. Лоусе понимающе кивнула и хотела было уже выразить своё сочувствие, но он остановил её. Затем указал на свои уши. – Но слух у тебя всё ещё хорош? – попыталась угадать Лоусе. Барстан хитро улыбнулся, кивнул и указал рукой на барда на сцене. – Ты приходишь его послушать? Гном покачал головой, ткнул себя пальцем в грудь, затем снова указал на поющего и изобразил игру на лютне. Лоусе непонимающе нахмурилась. Увидев её замешательство, он достал из кармана мятую бумагу и уголёк и вывел корявым почерком «учу». – Здорово учишь, – сказала Лоусе и отсалютовала барду кружкой. – Мальчик хорошо держится. Барстан шутливо поклонился. «Горжусь, сам вырастил» – вывел он на бумаге. Затем он указал на танцующих эльфов и снова ткнул себя в грудь. – Ох, только не говори, что ты учишь их танцевать, – улыбнулась Божественная. – Я ни за что ее поверю. Он рассмеялся беззвучным смехом и похлопал её по плечу. «Собираю труппу». – Ух, хотела бы я с вами. «Не можешь, да?» Лоусе покачала головой. Хорошее настроение как будто улетучилось. – Не могу, – тихо сказала она, стараясь не смотреть ему в глаза. – Ответственность. Не хочу подвести всех. Гном кивнул. Какое-то время они просто сидели. Лоусе не отрывала взгляд от сцены, но в мыслях была далеко. Какая злая ирония. Теперь они оба не могут заниматься любимым делом. Барстан никогда больше не будет петь, и едва ли найдётся в мире магия, способная его исцелить. Она сможет петь хотя бы для друзей, но они далеко и приезжают всё реже и реже. Люди вскоре забудут, что Лоусе – бард, певица, а для истории останется только Божественная, милосердная и холодная. Её в простой одежде никто уже не узнаёт. Она выступала здесь на площади несколько раз, а горожане всё равно смотрели так, будто впервые её увидели уже с силой богов внутри. Ей в руку вложили ещё один клочок бумаги. «Кстати. Я сказал всем, что потерял голос, когда меня поймал твой преданный поклонник, который решил, что я тебя перепою! Хотел устранить соперника своего кумира!» Лоусе подавилась пирогом (абсолютно прекрасным на вкус). – Ты! – она была возмущена, но не могла сдержать улыбку. – Ты! Ты должен мне как минимум ещё одну кружку пива! Гном рассмеялся и махнул рукой официантке.***
Бард пел весёлые песенки, украдкой подглядывая на своего учителя и его подругу. Те, когда замечали это, одобрительно кивали и хлопали в ладоши. Хозяйка вынесла ещё два подноса с пирожными и сообщила, что идёт спать, оставив гостей под присмотром официантов. Пьяный голос из толпы пообещал, что к утру здание всё ещё будет стоять, и залился смехом. Женщина в ответ на это лишь покачала головой и удалилась наверх. Как она спала в таком шуме, Лоусе не представляла. Сама она после третьей кружки уже не могла сидеть молча и тихо подпевала. Сидевшая прямо у сцены компания людей тоже пела, но совсем не тихо. Танцевавшие эльфы устроили себе перерыв, угнездившись в углу, но их быстро заменили посетители, которым не сиделось под заливистую игру лютни. Барстан предложил и им присоединиться, но Лоусе отказалась, сказав, что не хочет привлекать лишнее внимание. Когда небо едва стало светлеть, Лоусе решила, что ей пора уходить. Она сердечно поблагодарила гнома, напоследок пригласив как-нибудь заглянуть в её резиденцию со своей труппой. После шумной тёплой таверны, прохлада улиц отрезвляла. Лоусе глубоко вздохнула. Как же ей всего этого не хватало. «Ты ничего не забыла?» – Нет, – ответила она. – Если ты про свой гениальный план. «Тогда почему ты даже не притронулась к листовкам?» – Потому что я не забыла, – пояснила Лоусе. – Я передумала. В конце концов, автор портрета в своих стараниях был искренен. Это же подарок, без издёвки. Зачем мне платить ему насмешками? «Потому что это портит твою репутацию» – Это ты так думаешь, – сказала она. – Может, и я немного. Но я не разбираюсь в современной живописи, я поэт. И я пишу своим друзьям стихи, потому что хочу порадовать их. Я не знаю, действительно ли они им нравятся, или они просто не хотят меня обидеть. Демон молчал. – Тот мальчик в таверне пел одну из моих ранних песен, – добавила Лоусе, – и я её просто ненавижу. Но другие её любят. Если что–то тебе не нравится, это не обязательно значит, что оно плохое. Иногда оно просто тебе не нравится. «И что теперь?» – Теперь? – переспросила она. – Теперь надо успеть отдать патрульному ключ и очень постараться не попасться никому на глаза. Особенно стражнице.