Оружие

1 марта 1484 года       Я поднимаюсь в холодное и мрачное Вестминстерское аббатство, неспешно передвигая ноги, чтобы все дочери Вудвилл и она сама слышали, как к ним идет новый король, их Ричард. Я почти слышу тоненький шепоток девушек-дочерей моего покойного брата. Их голоса сливаются в одно щебетание, как экзотические птички. Они испуганы. Они в ужасе. Мне их жаль.       Я стучу в хлипкую дверь и мысленно благодарю себя за то, что оставил свой меч в покоях. Не стоит излишне пугать юных девиц. Они, бедняжки, так давно не видели света и восхищенных вздохов придворных!       — Ваше Величество, — спешно кланяется мне монахиня и приоткрывает дверь. Я выставляю ногу вперед, чтобы эта женщина не захлопнула дверь у меня перед носом. — Вы кого-то ищете?       — А тут есть кто-то еще? — отпускаю язвительную шутку я, но лицо монахини столь сурово, что объясняюсь. — Мне нужно видеть леди Элизабет Вудвилл и её дочерей.       Монахиня впускает меня, но бормочет под нос:       — Вдовствующую королеву Елизавету и Йоркских принцесс.       Пропускаю её замечание мимо ушей и иду по коридору за ней. Куда ей знать, что брак моего покойного брата и Вудвилл признан незаконным?       — Его Величество король Ричард, — объявляет она, поморщившись.       Конечно, они все считают, что я убил собственных племянников. Для них я - чудовище. Они не хотят знать правду и не видят её. Им проще ненавидеть меня, чем понять.       Элизабет Вудвилл выходит из тени, и я подмечаю её сверкающие глаза и простую одежду. Кажется, подобное серое платье было на ней, когда брат впервые привел её ко двору. Тогда она была счастливой, гордой и высокомерной. Теперь же пыл Елизаветы поумерен, но серые глаза горят столь сильной неприязнью, что я едва не отшатываюсь. Эта женщина опасна, хоть и безоружна.       Ходили слухи, что именно своими колдовскими чарами Вудвилл приворожила моего брата, но я никогда не верил в них, умом понимая, что все дело в безграничном обаянии этой женщины. Но сейчас, смотря в ярко-серые глаза отчаявшейся вдовы, я невольно замечаю таинственный блеск и тут же корю себя за мысли о колдовстве Элизабет, осознавая, что все дело в тусклом освещении.       — Король Ричард, — выплевывает моё имя Вудвилл, несильно сгибая колени в насмешливом подобии реверанса.       — Леди Вудвилл, — отвечаю ей я и внимательно смотрю на неё. — Вернее, леди Грей. Вы можете привести сюда своих дочерей?       Женщина хохочет, тряся светлыми длинными локонами, а я чувствую себя полнейшим дураком, раз веду разговоры с ней. Вдова брата не будет слушать "убийцу" её детей. Я вообще сомневаюсь, что Вудвилл хоть кого-то слушает.       — Зачем они вам, Ричард? — шипит она, забывая о вежливости. — Я помню вас мальчишкой. Юным гордецом.       Я теряю терпение, постукивая носом туфли по полу. Я пришел сюда не для того, чтобы меня обсуждали, а тем более мою юность.       — Я вам не Ричард. Я король Англии и ваш государь…       — Вы знаете, что не имеете права на этот титул, — перебивает меня и шипит Вудвилл. — Королём должен был быть мой мальчик. Мой Эдуард. Затем мой дорогой Ричард… Вы не имеете права со мной разговаривать так. Вы - герцог Глостер, а я - вдовствующая королева Англии.       Как бы мне ни хотелось задушить мерзавку прямо сейчас, однако я сдерживаюсь и ни движением, ни блеском разъяренных глаз не выдаю своей ярости.       — Вы хотите закончить свою жизнь там, где ваши сыновья? — вырывается смешок у меня. Глаза Вудвилл наполняются слезами гнева. — Закончить государственной изменницей? Если это так, то дайте мне знать. А если нет… - то приведите ваших дочерей. Немедленно, — мой голос стал металлически холодным.       Вудвилл неглупа, но труслива, и тут же идет наверх по лестнице, не переставая шептать что-то себе под нос. Мысль о возможном проклятии смешит меня, и я издаю сдавленный хохот.       — Вот они, — вскоре спускается вдова моего брата.       Первой ступает Елизавета. Я узнаю её без объявления. Эта девочка была любимицей покойного Эдуарда, главной леди двора и очаровательной принцессой. Кажется, сейчас ей около восемнадцати. Ореховые глаза моего брата смотрят на меня с робостью. Элизабет заправляет выбившуюся светло-рыжеватую прядь за ухо, и я обращаю внимание на её голубое платье, украшенное бархатной лентой по подолу. Вудвилл словно указывает мне на свою старшую дочь, и я в смятении перевожу взгляд на следующую девушку.       Сесилия еще краше своей сестры. Её русые волосы сияют, а карие глаза смотрят уверенно и вызывающе. Ей на вид около пятнадцати. На её платье нет бархатной ленты, и я убеждаюсь, что именно Елизавету должен был увидеть.       За ними грациозно ступает девятилетняя Анна, робко оглядывая меня из-под черных ресниц серыми глазами. Я чувствую укол зависти , что все эти девочки красивее моего сына.       Младших девочек Катерину и Бриджит Вудвилл ведет за руки. Я смотрю не на них , а на подол Елизаветы. Зелёная лента. Я вижу её и у меня перехватывает дыхание, скрываю это за кашлем и пошатываюсь.       Цвета Тюдора. Цвета заморского претендента.       Юная Елизавета - его невеста.        Потрясение от осознания предательства ужасает меня, но я держу себя в руках. Вудвилл играет хорошо, но не лучше меня. Я разрушу их альянс.       Елизавета очень симпатичная девушка. Казалось, что она сошла с полотна какого-то художника, насколько ярко сияли её карие глаза. Аккуратная форма губ, овальная форма лица, небольшая грудь - все это нравилось мне в племяннице. Я морщусь и стараюсь забыть, что она - дочь моего брата.       — Мадам, позвольте мне взять ваших старших дочерей ко двору, — склоняю голову набок я, смотря на Елизавету. Её щеки розовеют, и она опускает голову в смущении. — Вы же с младшими детьми можете безбоязненно выйти из аббатства. Клянусь, что вас никто не тронет.       Вудвилл и её дочери моментально делают низкий реверанс.       — Благодарю вас, Ваша Милость, — бормочут они.       Елизавета первой поднимает голову. Её глаза встречаются с моими, и я разрешаю себе улыбнуться.       Бедная, несчастная девочка!       Она - оружие.       Моё оружие.

***

      Мой двор никогда не станет таким же непринужденно-веселым, как был у моего брата. Дамы танцуют, музыканты бренчат на лютне, но все кажется мне неестественным, наигранным. Ворох разноцветных юбок сбивает меня с толку. Я выискиваю зеленую ленту на подоле моей племянницы, но со стороны кажется, словно я плотоядно рассматриваю других дам, высматриваю игрушку для утех. Чувствую осторожное прикосновение к своей ладони и поворачиваю голову.       — Хотелось бы мне знать, о чём ты думаешь, — вздыхает Анна, и её сжатые губы расправляются в улыбке.       — Тебе бы это не понравилось, — замечаю я и любовно кладу свою ладонь на ладонь жены.       Анна улыбается мне, и её лицо кажется мне красивее лиц всех придворных дам, всех Елизавет и всех Сесилий на свете. Её не считают красавицей, она болезненно худа, но её вздернутый носик, тонкие губы, карие глаза и блестящие волосы возвращают меня в то время, когда я был лишь герцогом Глостером, младшим братом короля, а Анна-младшей дочерью графа Уорика. Я улыбаюсь ей в ответ. По лбу жены бежит глубокая морщинка.       — Зачем ты вернул ко двору Йоркских принцесс? — спрашивает она, нахмурившись.       — Они - лишь леди, — говорю я, не сводя взгляда с Анны. — Отчасти потому что они мои племянницы. Отчасти потому что наш сын все еще не обручен, — жена сдавленно смеется, а затем кашляет.       Я перевожу взгляд на танцующих дам. Елизавета явно полюбилась двору. Все смотрят на нее, на сверкающую розу Йорка, не замечая её младших сестер Сесилию и Анну. Все смотрят на грациозную юную девушку. Юную предательницу.       Я сжимаю губы, когда племянница подходит к моему трону и делает изящный реверанс.       — Ваше Величество, не могли бы вы присоединиться к нашему бесхитростному танцу? — взволнованно шепчет одними губами девушка. Как я могу отказать влюбленной в меня племяннице? Поднимаюсь и смеюсь.       — Сочту за честь танцевать рядом с вами, прелестная леди Елизавета, — делаю акцент на титуле предательницы, но она словно не слышит нанесенного ей оскорбления. Елизавета смеется мне в ответ.       Я подаю ей руку, и племянница робко кладет свою ладонь, вздрагивая и краснея. Я веду её в танце, внутренне усмехаясь, насколько Елизавета бесхитростна и наивна.       Но я не могу вновь не заострить внимание на её сверкающих глазах и тонких руках. Грациозно приседая и кружась, племянница кажется мне воплощением элегантности и чистоты. В какой-то момент я перестаю думать и подозревать всех в предательстве, просто кружа привлекательную девушку и восхищаясь ею.       Елизавета берет в руки юбки, зеленая лента блестит на свету, а меня словно обливают ледяной водой. Как я мог забыть? Как я мог забыть, чья она невеста? Как я мог забыть, что она - моя племянница? Она - оружие. Моё оружие. И ничего более.       Придворные хлопают, а я обаятельно улыбаюсь племяннице и иду к трону. Дорога до него, усыпанная лепестками роз от украшения юбок придворных дам, показалась мне длиннее дороги до Шотландии, как только я увидел выражение лица моей супруги.       Анна, моя любимая Анна, дорогая жена, бледна, как труп. Её лицо выражает недоумение, гнев и тупую ревность.       Весь оставшийся вечер я ухаживаю за ней, подаю лучшие кусочки пищи, наливаю вино, но она молчит. Я чувствую себя премерзко. В стремлении унизить претендента я оскорбил жену, себя и племянницу.       Моё оружие оборачивается острым концом против меня же самого.

***

      Моему сыну нездоровится. Я вечерами напролет сижу рядом с ним, взъерошиваю его темные кудри, рассказываю легенды, но не смею лгать себе: мой мальчик умирает у меня на глазах. Я стараюсь быть весёлым, участвовать в танцах при дворе, но не могу обманывать и Анну дальше. Она не заслужила такого отношения к себе.       Ночью я прольсказываю в её покои и осторожно сажусь рядом на кровать. Жена в тонкой ночнушке расчесывает спутанные волосы, не смотря на меня.       — Анна, — шепчу я.       Она оборачивается и сжимает в руках гребень. Я поднимаюсь и виновато поднимаю руки.       — Ты можешь ненавидеть меня, понимаю. Но ты должна выслушать...Эдуард, наш мальчик…- мой голос срывается.       Анне не нужно повторять. Она молча садится рядом со мной и опускает голову мне на колени.       — Чем мы прогневали Господа? — её тихий голос кажется мне громче крика. — Эдуард не заслуживает смерти. Он так юн…       Она шумно втягивает в себя воздух и трясется всем телом в рыданиях. Я глажу её по волосам, стискивая губы, чтобы не разрыдаться. Я понимаю, к чему клонит Анна.       Я прогневал Господа. Я пустился за юбкой племянницы. Обменял семью на корону.       Я ничего не отвечаю жене, лишь молча читаю губами молитву. «Боже, забери у меня все. Забери мою жизнь, забери дочерей моего брата, забери хоть всю Англию, но дай моей семье жить. Прошу тебя…»

***

9 апреля 1484 года       Он мертв. Мой мальчик мертв.       Эдуард лежит на подушках с закрытыми глазами. Его болезненно-бледная кожа тускнеет на глазах, а с щек пропадает румянец. Около его постели сидит на коленях Анна, распластавшись и держа руками его ладонь. Из её груди исторгается нечеловеческий вопль.       — Ричард! — кричит она и рыдает, бьется головой о кровать.       Я подбегаю к Анне и хватаю её за талию. Я не должен потерять и её. Не Анну. Смерть Эдуарда может убить её прямо сейчас, прямо здесь.       — Дорогая, он сейчас в лучшем мире, — шепчу я и успокаиваю жену, чувствуя, как моё сердце разбивается на мельчайшие осколки.       Анна поворачивается ко мне. Её лицо, искаженное болью и опухшее от рыданий, выглядит старше своих лет. Слёзы текут по её впалым щекам.       — Эдвард, мой мальчик…- вновь стонет она.       Впервые меня пронзает ужасная мысль о том, что я оставил страну без наследника. Анна не может родить, а Эдварда больше нет. У Англии нет будущего.       Мысли роятся в голове, как стая взбешенных пчел. Я должен сохранить трон за династией Йорков. Должен взять другую жену, оставить Анну, развестись с ней на любом основании, потерять важный Север, но укрепить трон, взять другую жену и утдвердить мир.        Мысль об этом заставляет меня корчиться в муках душевной боли. У меня нет и не будет другой жены, кроме Анны.       Жена кашляет, и мне чудится, будто на покрывалах блестит её кровь. В ужасе поднимаюсь и зову фрейлин.       — Проводите королеву в её покои и позовите к ней врача , — приказываю я и отворачиваюсь, когда они суетливо отцепляют Анну от остывшего тела нашего сына.       Топот каблуков замолкает. Я смотрю на хрупкое тело сына и внезапно чувствую теплое прикосновение ладони к своему плечу.       — Ты не виноват, — шепчет моя племянница.       Я оборачиваюсь и вижу Елизавету со скорбным и одновременно влюбленным выражением лица. Меня поражает бешенство, но я со всей холодной учтивостью отвечаю:       — Почему вы не при королеве, леди Елизавета?       Та аккуратно склоняет прелестную головку и нежно говорит:       — Ричард, я скорблю по принцу Эдуарду. Это большая утрата, но мы должны жить дальше. Жизнь не заканчивается.       Елизавета берет меня за руку, переплетает свои изящные пальцы с моими и с надеждой смотрит в моё лицо, силясь отыскать признаки страсти к ней. Я лишь свожу брови и молю Бога, чтобы девушка ушла. Я не намерен играть роль очарованного мужчины в день скорби. Меня едва не тошнит от этой мерзкой "любви" между мной и Элизабет.       — Вам лучше уйти, — холодно отвечаю я, смотря прямо на племянницу. Та кивает, убирает руку, делает реверанс и уходит, а я замечаю вплетенную белую розу в её косу. Прекрасная роза Йорков. Будущее моей династии вновь давит на меня. Мои колени подгибаются, и я падаю на пол, давя в себе рыдания, подступающие к горлу.

***

Весна 1485 года       Я гуляю по саду, держа под локоть очаровательную Елизавету. Она весело щебечет, радуется первым цветам, и я благодарен племяннице за то, что та отвлекает меня от мрачной действительности. В её мире все черно-белое, а черного практически нет. В её мирке царит справедливость и любовь. Никакого инцеста.       Елизавета срывает белую розу и осторожно, чтобы не уколоться, вертит её в тонких пальчиках.       — Я бы хотела, чтобы на моей свадьбе мой шлейф был из лепестков белых роз, — смеется девушка.       Я невольно улыбаюсь.       — Думаю, это можно устроить.       Елизавета затихает и в ожидании смотрит на меня. Я же поворачиваю в другую часть сада, подальше от любопытных глаз. Это очередная часть игры. Все будут думать, что я безумно влюблен, что мне отвечают взаимностью, а претендент за морем рвет волосы на голове от досады. Мою репутацию же мне совершенно не жаль. Я готов поставить на кон всё, чтобы сохранить свой трон.       — Ричард, что случилось? — взволнованно спрашивает Елизавета, и её прелестное личико хмурится.       — До меня дошли слухи, — наигранно удивленно произношу я, — что претендент Тюдор в сговоре с англичанами. Моё доверенное лицо называло твою мать. Это правда?       Тоненькие губки девушки дрожат, а в уголках её ореховых глаз блестят слёзы. Мне стало безумно жаль свою племянницу. Это дитя, дитя, втянутое в войну. Елизавета не хочет иметь дело с политикой. Она хочет честной и искренней любви. Сердце покалывает от ненависти к себе. Я использую эту доверчивую девушку как щит. Мой брат никогда бы мне не простил этого.       — Я не знаю! — всхлипывает она. — Я ничего не знаю! Мама … мама хочет вернуть своих мальчиков, хочет мести! Ричард, прошу, я невиновна, я не хочу восстания!       Я крепко обнимаю Елизавету не из-за своей коварной игры, а из-за жалости и любви. Родственной любви. Между нами ничего нет греховного. Я просто её дядя, а она - моя племянница.       — Я верю тебе, — шепчу я и глажу её рыжеватые волосы. Елизавета поднимает глаза, и я понимаю, какая любовь в них заключена. Это восхищение своим дядей. Это уважение. Это любовь дочери к отцу.       Какой же я дурак!

***

16 марта 1485 года       Меня мучает совесть. Моё доверенное лицо рассказало мне, что претендент опозорен, что все считают его невесту - мою племянницу - не девственницей, а моей любовницей. Я жалею Елизавету, жалею Анну и ненавижу себя за то, что сделал юную леди щитом.       Внезапно становится темно. Я подбегаю к окну и вижу, как темный силуэт закрывает яркое солнце. Затмение.       На ум приходит три солнца, которые светили нам, трем братьям Йоркам.       Теперь моё солнце уходит. «Анна»       Я бегу по коридору, не слушая оклики советников и слуг. Сердце бешено стучит в груди, когда я распахиваю дверь покоев жены. Фрейлины испуганно кланяются. Врач подбегает ко мне. В его глазах блестят слёзы.       — Ваше Величество, мне так жаль…       Я подбегаю к постели и вижу хрупкую жену, чьи глаза закрыты. Щеки впалые, их практически нет, а тонкая кожа просвечивает. Мне кажется, что она уже не встанет. Что Анна упокоилась.       Навсегда.       — Она совершенно не мучилась, — робко шепчет мне кто-то сзади, но я не слушаю.       Я отрешенно беру в руки холодную ладонь Анны и чувствую, как теряю рассудок.       — Пошли все вон! — рычу я.       Я слышу их шепот, слышу то, как они осуждают меня. «Он отравил её. Он решил жениться на своей племяннице. Тиран. Убийца. Прóклятый король».       — Анна, прости меня, — шепчу я и чувствую, как слёзы текут по моим щекам. — Прости, что не уберег нашего сына. Прости, что не уберег тебя.       Я кладу голову рядом с ней и рыдаю, отрешаясь от всего мира, слыша лишь себя и ветер.       Моё оружие пронзило моё сердце.        Я истекаю кровью.