Краткое руководство: Как быть менеджером клуба

***

      Оикава застрял в коридоре на довольно приличный отрезок времени и лишил меня возможности выбора между общением и домашним заданием, склонив чашу весов в пользу последнего. Забавная, однако, ситуация: ночью я не доделала математику из-за Оикавы, теперь же, днём, я её доделывала, опять же, из-за Оикавы.       Недовольно дожёвывая булку над ненавистными столбиками цифр, я изредка кидала косые взгляды на дверь в кабинет, ожидая, когда же этот полудурок вернётся. Иваидзуми, временно занявший место Оикавы, на стуле подле моей парты, несколько лениво время от времени тыкал пальцем в мою тетрадь и сообщал о возможной ошибке, вслед за чем начинал обстоятельно пояснять, что именно я делаю не так и, увлекаясь, неизменно решал задание целиком. Мне оставалось только слушать да записывать, надеясь, что в моей голове хоть что-нибудь да останется. Хотя кого я обманываю, в голове у меня сейчас была далеко не математика.       Какого лешего он там застрял? Неужели с ними ему интереснее чем с нами?       Доделав, вернее, дозаписав за Хаджиме последнюю задачу, я отложила карандаш, с хрустом размяла пальцы и бросила очередной "случайный" взгляд на дверь в кабинет. Иваидзуми, проследив за направлением моего взора, неопределённо хмыкнул и наградил меня сочувствующей улыбкой.       — Чего это ты? — недоверчиво поинтересовалась я, косясь на экран телефона. До конца перемены оставалось ещё десять минут.        — Не обращай внимания, — посоветовал Иваидзуми, откидываясь на спинку стула и закладывая руки за голову.       — На тебя? — не поняла я.       — На Оикаву, — пояснил Хаджиме, глядя в окно, — он, в целом, туповатый, но не скажу, что плохой. И любит внимание. Особенно женское.       — И чего это ты вдруг решил это сказать? — недовольно пробурчала я, складывая руки на груди и откидываясь на спинку стула.       — Ну, ты же девочка, — с просто непередаваемой интонацией доверительно сообщил мне Иваидзуми.       — И что бы это должно означать? — прищурившись, задала я весьма справедливый вопрос, подозревая, что ответ мне не понравится.       — Что рано или поздно ты станешь жертвой его очарования, если уже не стала, — с убийственной прямотой подытожил Иваидзуми, вгоняя меня в состояние очень близкое к ступору.       Вновь взяв в руки карандаш и покрутив оный между пальцев, я пытливо вгляделась в профиль невозмутимо созерцающего пейзаж за окном брюнета и с тяжелым вздохом всё-таки выдала мучавший меня последние минут двадцать вопрос:       — Оикава что, ловелас?       — С чего ты взяла? — удивился Хаджиме, наконец прекращая пялиться в окно и уделяя некоторое внимание мне.       — Ну, он такой... ну, такой, — я покрутила карандашом в воздухе, подбирая подходящий и не грубый эпитет, — ну-у-у, такой, короче... ты же сам сказал, "жадный до женского общества".       — Я сказал, что Оикава жадный до внимания, — покачав головой, поправил меня Иваидзуми, — это не одно и тоже. Плевать он хотел на них всех с высокой колокольни, вздумай он завести девушку, по щелчку прибежала бы толпа, выбирай — не хочу. Только оно ему всерьёз не так уж и нужно. Потому что никакая девушка не согласится делить место в его голове с волейболом и ждать, когда он соизволит бросить мячик и уделить ей пару минут. В то время как волейболу он готов отдавать всё своё свободное время. А выбирать между и между он не готов. Потому что на данном этапе его выбор более чем очевиден.       — Действительно, — задумчиво поддакнула я, больше из вежливости, поскольку мне было что возразить. Постучав карандашом по ладони, я таки решила заступиться за Оикаву, уловив в словах Иваидзуми некоторое осуждение: — А, с другой стороны, на фиг ему нужна девушка, которая не понимает его?       — В смысле? — удивлённо приподнял свои густые брови Хаджиме.       — Ну, сам подумай. Девушка, это же, ну, условно любимый человек, — отложив карандаш, я упёрлась локтями в столешницу и положила подбородок на сцепленные мостиком пальцы, — а любимый человек, он, как бы, должен тебя понимать, если он любимый и, главное, если он тебя тоже любит. Если слово "любит" слишком круто, то могу смягчить его до слова "уважает". Это же основа любых отношений — уважение к своему партнёру. Уважаешь партнёра — уважаешь его интересы. Они даже общими не обязательно должны быть. Ты просто должен понять, что человеку рядом важно то, чем он занимается. И помогать, если есть возможность, ну, хотя бы морально поддерживать. Этого же уже так много, на самом деле. Ведь внимание это важно? — Иваидзуми согласно кивнул, но перебивать не стал, позволив мне закончить мысль, — и заставлять выбирать нельзя. Ты должен просто влиться в эту экосистему и приспособиться. И если оба партнёра умеют думать головой и уважают друг друга, то они обязательно найдут компромисс. А если человек заставляет выбирать — значит эта любовь односторонняя и на фиг не упёрлась обоим. Так, во всяком случае, папа говорит, а у меня нет причин не доверять его словам.       — Одно дело говорить правильные вещи, и совсем другое — делать их, — Иваидзуми скрестил руки на груди и покачнулся вместе со стулом, делая небольшую паузу и внимательно разглядывая меня, словно мы не общались весь день и вот только-только познакомились, — и не все так могут. Тем более, в нашем возрасте. Мы слишком многое представляем, не имея реального опыта, а значит, ручаться за то, какими будут наша реакция и поведение в той или иной ситуации мы, на самом деле, не можем. Нет реального опыта и каким он будет предсказать невозможно.       — Ты смотри, и возраст приплёл, и опыт, — усмехнулась я, склоняя голову набок, Иваидзуми зеркально повторил моё движение и вернул усмешку, — но отрицать не буду, ты прав. Мне бы хотелось верить, что я смогу наступить себе на горло в трудной ситуации и сделать выбор не в пользу своего эгоизма, а в пользу близких людей. Да и вообще людей. Во всяком случае, обычно я так и стараюсь делать.       — Слушай, ты ведь стала менеджером не намеренно, так? — внезапно резко перевёл тему Хаджиме. — И опыта у тебя в этом никакого?       — Предложила свою помощь Мизогучи-сенсею, а потом как-то неловко было сказать "простите, но на этом всё", — честно призналась я, пожимая плечами, — но отлынивать от навалившихся обязанностей в мои планы не входит. Да, у меня нет опыта в помощи спортивным клубам, ноо-о-о никогда не поздно этим опытом обзавестись. К тому же, разнообразие мне не повредит. Литературный клуб в средней школе не очень оправдал мои ожидания в плане "завести друзей". А волейбольный, вон, целых двух накинул за неполных два дня.       — Думаешь, со всем справишься?       — Не сразу, но, думаю, справлюсь, — кивнула я и, таинственно понизив голос до полушёпота, шутливо призналась, — у меня есть план. Когда будет тяжело, я буду фантазировать на тему того, как классно было бы не делать то, что мне нужно сделать и представлять, как со вкусом пинаю всю волейбольную команду, включая Мизогучи-сенсея, потому что мне приходится пахать на них так, словно мне взяли в заложники и от этого зависит моя жизнь.       — Знаешь, вчера, когда ты представлялась на первом уроке, мне показалось, что ты странная и, скорее всего, бедовая, — Иваидзуми неловко взъерошил свою и без того отсутствующую укладку, заставив меня заинтригованно приподнять брови в ожидании окончания фразы, — а сейчас мне кажется, что ты просто забавная. И излишне честная. Возможно, нам повезло, что у нас будет такой менеджер.       — Ты такой далеко идущий вывод сделал из неполного дня общения? — поинтересовалась я, пытаясь за насмешкой скрыть смущение. — Или потому что в моих фантазиях ты всегда будешь бит за что-то?       — А ещё из рассказа Оикавы о том, как он вчера провёл время после школы.       — Он что, тебе всё рассказал?!       — А там есть что скрывать? — усмехнулся Иваидзуми.       — Нет, — в очередной раз смутилась я, — просто как то, ну-у-у-у...       — Не задумывайся об этом и не оправдывайся, — посоветовал Хаджиме, глядя на меня как-то слишком уж серьёзно, — как твой одноклассник и член волейбольного клуба, я постараюсь стать тебе хорошим другом и помогать, раз уж опыта ведения клубной деятельности у тебя нет. — Судя по всему, удивление на моём лице стало слишком явным, потому что Иваидзуми в очередной раз сдержанно усмехнулся, и добавил: — Да и с математикой у тебя, похоже, тоже проблемы.       — Вообще ненавижу, — кивнула я, чувствуя странное облегчение, что на его заявление о "хорошем друге" можно не отвечать, потому что идей "а что же тут ответить" кроме как "спасибо", в моей голове не нашлось. Да и он, кажется, и не ждал ответа. Просто сказал то, что посчитал нужным.       Поединок наших неловких взглядов был разбит радостным щебетом впорхнувшего в класс Оикавы, который светился так, будто ему дали в трёх позах, а четвёртая оказалась бонусом. Я недовольно помотала головой, изгоняя папкины сравнения из своей головы, и попыталась состряпать максимально осуждающую рожу. Иваидзуми, кстати, преуспел в этом куда больше (вот что значит опыт!). Будь на месте Оикавы я, сгорела бы от стыда, увидев такое выражение лица у своего товарища.       — Меня ту-у-ут оказывается та-а-а-ак любят, — радостно сообщил Тоору, тормозя рядом с партой и окидывая недоумённым взглядом наш недовольный тандем, — а вы чего такие хмурые? Ива-чан, ты злостный оккупант, это моё место!       — Свято место пусто не бывает, — почти мгновенно и, как мне показалось, немного резко парировал Иваидзуми, из-за чего я вместо того, чтобы порицать Оикаву, тоже изумлённо уставилась на брюнета.       — Ива-чан, ты чего? — растерялся Оикава и едва не уселся мне на колени, тем самым вынуждая разделить стул напополам.       — Оикава, так сложно взять ещё один стул? — возмутилась я, сразу же сдаваясь и уступая своё место однокласснику. Тот, видимо окрылённый комплиментами от дам из коридора, прежде чем я успела сделать шаг в сторону, раскинул руки и, радостно обхватил меня, прижимаясь щекой к моим рёбрам.       — Я продолжаю сближаться с менеджером моего волейбольного клуба, думал, один стул нам в этом поможет и выведет наши зарождающиеся отношения на новый уровень, — сообщил этот легкомысленный балбес, в то время как я впервые физически ощутила, как краснеют мои щёки, но силы скептически закатить глаза всё же нашлись, что не ускользнуло от бдительного ока Оикавы, — это ты что, сейчас, глаза закатила?       — Нет, конечно, — неуверенно огрызнулась я, силясь определиться, мне больше всего хочется ещё так постоять или вырваться и убежать куда подальше, чтобы как следует разобраться во всём, что за эту перемену случилось, услышалось и ощутилось, ибо я явственно чувствовала, что по впечатлениям чёт как-то перебор, — это я просто потолок решила рассмотреть.       — И как потолок? — участливо осведомился Оикава, с живейшим интересом наблюдая за тем, как я, решившись, всё-таки попыталась разжать его сцепленные в замок руки на моём боку.       — Ничего такой, ровный, — сдержанно ответствовала я, бросая жалобный взгляд в сторону Иваидзуми.       — Дуракава, кончай дурака валять, — правильно истолковал моё молчаливое послание Хаджиме, — отпусти Киту-чан и сближайся по тактичнее, иначе она начнёт от тебя шарахаться.       — Ива-чан, без обид, но не тебе мне советы в таком деликатном деле раздавать, — излишне радостно, и бестактно ответствовал Тоору, но руки всё-таки разжал. Я испытала смутное, почти призрачное ощущение очень похожее на разочарование и окончательно растерялась, не зная, как я должна сейчас на всё реагировать, — к тому же, по-другому я просто не умею.       Я посмотрела на макушку Оикавы и медленно подняла руку. Да что сегодня твориться с моей головой? Одно я точно могу сказать: в этих эмоциональных американских горках определённо виноват Оикава. Пользуясь тем, что Тоору смотрит на Иваидзуми, я отвесила кудрявому несильный подзатыльник, чтобы хоть как-то выразить часть своего возмущения.       Это ведь точно возмущение?       Оикава обернулся, расплылся в ехидной ухмылочке, открыл было рот, чтобы вне всяких сомнений, ляпнуть очередную не очень умную реплику, но раздавшийся звонок и вошедший учитель разогнали нас по местам.       Я с облегчением плюхнулась на свой стул и, установив привычную загородочку из тетради, спряталась за ней, пытаясь выкинуть из головы лихорадочный анализ своего психологического состояния. Как говорила одна небезызвестная личность, "подумаю об этом завтра". Как говаривал мой папа, "подумаю об этом дома и без свидетелей".       Не выдержав, я покосилась на сидящего за соседней партой Оикаву, который, поймав мой взгляд, проказливо подмигнул высунув язык. Я, фыркнув, продемонстрировала ему язык в ответ, чем ввергла одноклассника, судя по лицу, в глубочайший шок и прежде, чем он успел сообразить что-нибудь в ответ, с чувством выполненного долга перенесла своё внимание на учителя.

***

       В оставшееся учебное время смущающих тем мы больше не поднимали. Оикава вёл себя почти прилично и руки больше не распускал, но, в основном, потому, что последние две перемены к нашим посиделкам за последней партой присоединились открыто восхищающиеся им одноклассницы, которые, по примеру девочки из коридора, собрав смелость в кулак, рискнули с ним заговорить и, как итог, никуда после этого не делись.       Это, почему-то, не радовало.       Мы с Иваидзуми, сидя рядышком, как две престарелые кумушки на лавочке, старательно не одобряли происходящее и попеременно демонстративно закатывали глаза. Причём занимались мы этим так старательно, что в какой-то момент я, не выдержав, поинтересовалась у партнёра по недовольству, не рассмотрел ли он свой затылок изнутри. Хаджиме честно ответил, что "нет, не рассмотрел" и спросил у меня тоже самое. Я с сожалением покачала головой, сообщив, что мне сие тоже пока не удалось.       Оикава, охотно отвечающий на вопросы девушек и поощряющий этим их интерес, время от времени косился на нас, но мы неподкупные, как каменные идолы у саркофага императора, игнорировали его с максимальным величием и лишь изредка перешёптывались. От этого глаза начинал закатывать уже Тоору, которому не удавалась принять участие в нашей беседе по причине излишней занятости дамами, которые, вроде как, смущались, но всё равно навязывались.

***

      По окончанию последнего урока, Оикава наскоро покидал вещи в сумку, поднялся с места и на той же скорости, покидал уже мои вещи в мою сумку, после чего нацепил оную на замершую истуканчиком меня и, прежде чем я успела выразить какой-либо протест или озвучить логичное "что за?!", он, уцепившись за многострадальный ремень сумки, потащил меня на выход из кабинета, напрочь игнорируя препятствия в виде собирающихся одноклассников.       Сказать, что я обалдела, значит ничего сказать.       — Ты предполагаешь побег с её стороны? — осведомился Хаджиме, оглядев живописную композицию под названием "большой мальчик буксирует маленькую девочку".       — Нет, а что? — не уловил сути вопроса Оикава притормаживая.       — В твои планы входит её весь год как собачку на привязи таскать?       — Почему "как собачку на привязи"? — опять не понял Оикава, удивлённо оборачиваясь на меня, — я разве тебя как собачку...?       — Я бы скорее сказала, что ты меня потащил как излишне заботливая мать своё хулиганистое дитя, — охотно вступила я в диалог, выразительно косясь на ремень в ладони Оикавы.       — Так отпусти, я думаю, она в состоянии идти самостоятельно.       — Спасибо, Иваидзуми.       — Не за что, Кита-чан.       Оикава ещё раз оглядел нас взглядом далёким от осмысленного и я поняла, что мысленно он уже где-то в совсем другом месте.       — Пошли-пошли-пошли, — поторопил он нас и без предупреждения потащил меня дальше.       — Ну, готовься, скоро увидишь классического Оикаву в его привычной среде обитания, — хмыкнул Иваидзуми, пристраиваясь по левую сторону от меня.       — А он чём-то отличается от Оикавы обычного? — поинтересовалась я, глядя на спину целеустремлённо тащащего меня за собой Тоору.       — Узнаешь, — загадочно ухмыльнулся Хаджиме, утверждая меня в мысли, что, видимо, отличается. Иначе с чего бы Иваидзуми так коварно улыбаться и нагонять интригу?

***

      Как менеджер, свой комплект формы спортивного клуба Аоба Джосай я получила ещё вчера. Форма, кстати, состояла из спортивного костюма (брюки и олимпийка) для официальных мероприятий и не самой тёплой погоды, и шорт для погоды когда пожарче. Футболки предполагалось использовать свои (для неофициальных тренировок), но желательно в тон\цвет основной цветовой палитры или, хотя бы, не слишком яркие и вызывающие. Во всяком случае, так сказал Мизогучи-сенсей.       Переодевалась я, к счастью, не в общей раздевалке, а в раздевалке женской сборной Аоба Джосай, где мне даже выделили собственный шкафчик. На мою удачу, неизвестные мне дамы уже ушли на тренировку, так что переодевалась я в гордом одиночестве.       Быстро избавившись от школьной формы и особенно ненавистной юбки, я радостно натянула шорты, тёмную футболку с жизнеутверждающей надписью синими иероглифами "Я люблю людей" (я решила, что раз мне быть менеджером, то нужно нечто, что будет напоминать о человеколюбии) и, сунув ноги в кеды, наконец ощутила, что бог в мире есть.        Необходимость ходить в школе в юбке убивала во мне человека на протяжении долгих трёх лет в средней школе, и осознание того, что теперь я могу ходить хотя бы во второй половине дня в чём-то удобном, грела душу. Наскоро и кое-как собрав волосы в хвост, я извлекла из сумки припасённые специально для клуба тетрадку, ручку и конверт (который я стащила со стола у отца, помня о том, что мне придётся собирать клубные взносы), и, набрав побольше воздуха в лёгкие, словно перед прыжком в воду, открыла дверь раздевалки и вышла на улицу. Из спортивного зала напротив строения с раздевалками и комнатами клубов раздавались удары мяча и крики.       ... и там наверняка целая куча незнакомых людей, которые будут на меня смотреть, когда я войду. И прятаться там негде...       Ещё секунду назад полная боевого задора быть менеджером, я резко выдохнула и ощутила малодушное желание вернуться в раздевалку и запереться на фиг в выделенном мне шкафчике. Кто-то хлопнул дверью, и я вцепившись в блокнот, как утопающий в спасательный круг, обернулась и обнаружила за спиной Оикаву и Иваидзуми. Первый щеголял в серых шортах и салатовой футболке, второй в тёмно-синих шортах и белой футболке. Логично, парадную форму на тренировки же не одевают. Да и им её ещё не выдали, по идее.       — А ты чего тут? — Иваидзуми удивлённо обозрел меня с ног до головы, уделив особое внимание судорожно сжатому в руках блокноту и ободряюще улыбнулся. — Испугалась что ли?       — С чего ты взял? — сделала я слабую попытку защитить своё душевное состояние, с неослабевающим интересом излишне откровенно пялясь на парней в шортиках и футболках, уделяя особое внимание ногам. Рельефным таким, стройным, длинным ногам.       — Давай покручусь, — предложил Оикава, заметив мой нездоровый изучающий взгляд и поправляя бандаж на левой ноге, сексуальнее, чем иная дама могла бы поправить чулок, — а то тебе, наверно, не всё видно.       Я, очнувшись, бросила косой взгляд на Иваидзуми и, к своему удивлению, обнаружила, что этот максимально невозмутимый (ну, судя по нашему общению за день) парень сейчас стоял даже не просто красный, а буквально бордовый. Словно я не ноги его рассматривала, а взглядом спалила на нём одежду и тут же прилюдно изнасиловала.       — Иваидзуми, извини, — повинилась я и даже слегка поклонилась, чтобы придать нужного веса своим словам, — я не подумала о том, что могу тебя смутить.       — А предо мной извиниться? — Возмутился Оикава, упирая руки в боки.       — А тебе, вроде как, и так нормально, — нахально отбрила я, — ну, вы идите, я вас догоню.       — Ты ведь не догонишь? — подозрительно сощурившись, уточнил Тоору.       — С чего ты взял? — неискренне удивилась я, поскольку волнение от мыслей о том, что мне сейчас идти в спортивный зал с кучей относительно знакомых и совсем не знакомых парней, никуда не делось, а после вопроса Оикавы, вообще только усилилось.       — Она ведь не догонит? — проигнорировав мой ответ, обратился Оикава к медленно возвращающему свой естественный цвет Иваидзуми.       — Определённо не догонит, — утвердительно кивнул Иваидзуми, складывая руки на груди, — а, судя по этим большим и испуганным глазам, скорее всего, сбежит.       — Эй, я вообще-то тут стою, и всё слышу!       — Поможем ей?       — За руки и за ноги?       Я удивлённо взирала на ребят, не понимая, к чему они клонят.       — Нет, не пойдёт, нам же её не за борт выкидывать, к тому же, менеджер клуба, нужно как-то по иному с такой важной персоной, — Оикава сделал шаг ко мне. Я сделала шаг от него.       — Нужно что-то триумфальное и запоминающееся, это же её первое появление в зале в качестве менеджера, — согласно кивнул Иваидзуми и та-а-а-ак ухмыльнулся, что я сделала ещё шаг назад.       — Иваидзуми, лови и сажай, — Оикава похлопал себя по плечам.       Я, наконец сообразив, что сейчас будет что-то не то, попыталась развернуться и задать стрекача, но Хаджиме ловко поймал меня за шкирку и, не обращая внимания на протесты, без каких-либо проблем поднял на добрых сантиметров двадцать над землёй. Я попыталась брыкаться, всё ещё не понимая, чего от меня хотят и что будут делать, но на всякий случай предполагая худшее. Нарезка из лучших фрагментов отцовских новелл про школьные домогательства и всякое подобное так и проносилась перед моими глазами.       — Кита-чан, прекращай ногами махать, Оикаву убьёшь, — попросил Иваидзуми, и, когда я, растерявшись, на мгновение прекратила брыкаться, усадил меня на плечи предусмотрительно присевшему Тоору.       Прежде чем я успела сообразить, что происходит, кудрявый выпрямился, удерживая меня за голые колени длинными чуткими пальцами. И это, пожалуй, было не то, на что стоило бы обращать внимание в такой момент. Потому что теперь я смотрела на мир с высоты чуть более двух метров.       Взвизгнув, я выпустила из рук блокнот и вцепилась в волосы своей добровольной лошадки. Высоко, однако, не то, чтобы я боялась высоты, но ведь этот придурок меня и уронить может. Стиснув колени, я обреченно завыла-заскулила на одной протяжной тонкой ноте.       — Кита-чан, прекрати плющить мою голову, — Оикава сдавленно ойкнул и мстительно сжал моё колено. Я, мгновенно прекратив подвывать, неуверенно и максимально аккуратно брыкнула облапанной ногой, стукнув нахала по груди пяткой.       — Ну что, идём? — Иваидзуми поднял мои оброненные канцелярские принадлежности и ещё раз осмотрел нашу живописнейшую композицию.       — В таком виде? — я беспомощно огляделась, не представляя, как отсюда слезть без посторонней помощи.       — Всё окей, Кита-чан, — Оикава задрал голову, в попытке посмотреть мне в глаза, и я из вредности ухватилась уже за его уши, — обеспечим тебе максимально эффектное появление.       — Что? Эй, не надо! — Но мои спутники уже неумолимо двигались к дверям спортзала. Иваидзуми галантно открыл дверь, пропуская нас вперёд, я пригнулась, почти улёгшись на макушку Оикавы, чтобы не дай бог не поцеловаться лбом с дверным косяком, и...       — Хэй-эй, — радостно, а, главное, громко, оповестил всех о нашем прибытии Оикава, заходя в спорт зал, — я Оикава Тоору, первый год старшей школы, и я пришёл сюда, чтобы играть в волейбол...       В спортзале воцарилась мёртвая тишина.       На нас с явным непониманием уставилось около пятнадцати человек. Вчера Мизогучи-сенсей познакомил меня с третьегодками, и я почему-то решила, что это все участники волейбольного клуба. Сейчас же до меня медленно дошло, что в клубе наверняка куда больше народу, чем мне казалось. Ведь есть ещё второгодки, да и из первого года ещё может кто подтянется, пока время есть и учебный год только начался. Это сколько же народу-у-у...        На Оикаву, напротив, тишина и люди не произвели никакого впечатления, ибо он как ни в чём не бывало, продолжил:       — ... а ещё я принёс вам нового менеджера! Вы рады?       Несколько человек одобрительно похлопали, пока остальные всё ещё пытались понять, что происходит. Я, наплевав на своё неустойчивое положение, с громким хлёстким звуком шлёпнула ладонью себе по лбу. Господи, я же сейчас со стыда сдохну!       Но... почему мне всё равно так весело?       — Эй, Оикава Тоору, — окликнул его, сложив ладони рупором, довольно высокий парень в бледно-розовой футболке, у которого, на мой взгляд, было очень красивое лицо с тонкими, чёткими чертами, совершенно невероятными тёмными глазами и непоправимо дебильной стрижкой под горшок, — где ты украл младшеклассницу? Верни ребёнка туда, откуда взял!       — Эй, розовая футболочка-кун, — от возмущения позабыв про волнение, ткнула я с высоты своего насеста пальцем в сторону шутника, — я, вообще-то, ученица первого года старшей школы и нынешний менеджер твоего, между прочим, волейбольного клуба.       — А я Хиро Кота, — представился гордый обладатель розовой футболочки, неуверенно одёргивая оную, — второй год старшей школы. Приятно познакомиться.       — Приятно познакомиться, — кивнула я, медленно осознавая, что паника не то чтобы полностью ушла, но, по крайней мере, сейчас её затмевали десятки других, более ярких эмоций.       — Оикава Тоору, ты же из Китагава Дайчи? У тебя ещё награда лучшего связующего?       К нам подошёл лохматый и заросший, как рок-музыкант, парень в чёрной футболке и чёрных шортах. В ухе у него болталась довольно массивная серьга, довершавшая образ бунтаря. Лицо, правда, было какое-то... простоватое что ли? Вкупе с ним, весь его образ говорил скорее о попытке быть бунтарём, нежели о реальном бунтарстве. Я поднапрягла память. Точно, третий год, Умивару Котаро, вроде как он мне должен со страничкой клуба помогать первое время. Меня же с ним вчера знакомили.       — Да, это я, — довольно кивнул Оикава и, не рассчитав своё действие, мотнул головой в сторону так, что мазанул носом по моему бедру, — а там Хаджиме Иваидзуми, тоже из Китагава Дайчи.       — Я видел вашу игру против Шираторидзавы в прошлом году. Вы держались молодцом, я восхищён, — улыбнулся Котаро, — буду рад играть с вами в одной команде в этом году.       — Оикава, — я подёргала одноклассника за ухо, привлекая внимание, — может вернёшь меня на грешную землю?       — Тебе что, неудобно? — запрокинув голову, вопросил Тоору. Искреннему удивлению в его глазах позавидовали бы актёры всего мира.       — Удобно, — не стала я вступать в очередную глупую шутливую перепалку, которую он наверняка бы затеял после моего отрицательного ответа, — но ты же планируешь играть, а не служить помостом для меня, чтобы я не чувствовала себя хоббитом в этом рассаднике больших людей, — я слегка наклонилась вперёд, забавляясь от того, как Оикава тщетно пытается сдуть в сторону упавшие ему на лицо длинные пряди, выбившиеся из моего хвоста.       — Кита Теруэ же, да? — неловко обратился ко мне Котаро, вынуждая прекратить издевательства над Оикавой и выпрямиться.       — Да?       — А вы... ты, ну это, — внезапно робко попытался оформить свой вопрос большой и суровый третьегодка, — вместе что ли? — Немного помявшись, под нашими недоумёнными взгляда, скромный японский старшеклассник уточнил, — ... встречаетесь?       — С кем? — ужаснулась я, посмотрев на затылок Тоору, который тоже уставился на Котаро. — С ним? Да не в жизнь!       — Чего?! — возмутился Оикава, скорее всего просто на автомате. — почему?!       О боги, ну, что мешало мне как-то поделикатнее среагировать? Он же не переваривает открытого непризнания себя любимого.       — Потому что, — бестолково отбила я подачу, не придумав сходу достойного аргумента, — и чего ты вообще возмущаешься?       — Но я же классный!       — Ты слишком смазливый! — не подумав, припечатала я, а Оикава, вместо того, чтобы обидеться, наоборот, заулыбался, видимо расценив мои слова как сомнительный, но всё же комплимент.       — Оикава, — покачал головой Иваидзуми, подходя к нам, — никогда бы не подумал, что скажу такое, но у тебя нет шансов.       — Так вы не вместе? — растеряно уточнил Котаро. Остальные члены спортивного клуба, медленно, но верно, теряли к нам интерес, приступая к своим делам. Некоторые, правда, скорее всего, продолжили прислушиваться к нашей абсурдной беседе.       — Нет! — решительно помотала я головой.       — Но это пока, — дополнил мой ответ Оикава.       — Что значит "пока"?! — возмутилась уже я, Котаро, засунув руки в карманы шорт, терпеливо ожидал, пока мы закончим припираться.       — Но ты же буквально бросила мне вызов, — начал пояснять Тоору, потихоньку опускаясь на корточки и позволяя мне наконец ступить на пол, — причём за сегодня уже дважды.       — Ты что, серьёзно? — опешила я, одёргивая шорты, — Оикава, серьёзно, что у тебя в голове?       — Мозги, — ехидно сообщил он, оборачиваясь и наклоняясь так, чтобы наша беседа шла на одном уровне, — так что начнём мы с того, что сперва ты признаешь меня как отличного игрока.       — А давай я прямо сейчас упаду тебе в ноги, на ходу сочиню двадцатистрофную оду о твоём величии и мы будем в расчёте, — предложила я, так же упрямо глядя ему в глаза.       — Так, прекратили оба, — влез между нами Иваидзуми, Оикава выпрямился, бросая недовольный взгляд на друга, — тоже мне, нашли тему для спора.       — Иваидзуми, то, что ей не нравятся смазливые, не значит, что она обратит внимание на тебя, — радостно выдал кудрявый кретин и, увернувшись от удара Иваидзуми, с радостным гоготом поскакал по спортзалу, поскольку Хаджиме, горя жаждой мести, попытался треснуть его ещё раз и, не попав, сорвался вдогонку.       — Одноклассники, да? — с выражением крайнего сочувствия и неприличного веселья на лице спросил Котаро, тоже провожая взглядом ребят.       — Ага, — кивнула я, наблюдая, как Иваидзуми, отчаявшись догнать Оикаву, запустил ему в затылок моим блокнотом, — Эй!!! Это мой рабочий инвентарь!       — Чувствуется, год будет весёлым, — улыбнулся Котаро, вместе со мной наблюдая, как Иваидзуми и Оикава собирают вылетевшие из блокнота страницы.       — Я на это очень надеюсь, — кивнула я и... поймала себя на том, что волнение ушло полностью.       — Итак, — в зал, хлопнув в ладоши, вошёл Мизогучи-сенсей, вслед за которым шёл ещё один мужчина, более низкий и плотный, — строимся. Новички, становитесь по левую сторону, остальные — по правую. Знакомимся, менеджер собирает клубный взнос, далее разминка, пробежка, растяжка, затем игра, после разбор, если останутся силы и желание, индивидуальные занятия.       Я оглядела выстроившихся в рядок парней и под удивлённым взглядом Мизогучи-сенсея, рысцой добежала до Иваидзуми, забрала у него блокнот и вновь вернулась к тренеру.       Вот и началась, теперь уже, моя клубная деятельность.       И... я надеюсь, что справлюсь.