betelgeuse.

— мой, мой, — твердит Одри Хорн влюбленно, хрустит пряно в сладеньком шепоте на ухо глиттером пухлых губ оттенка неспелого персика. глаза ее — как в накрученном ценнике сколы стекляшек из стопленных в позднем тысячелетии до нашей эры шлейфовых ледников. «мой, мой» в устах Одри Хорн — плевок точно в шов плотно стиснутой пасти замученного агента. она не целуется, а объедает ему все лицо, вылизывает по точеному абрису ласку, причмокивает счастливо и жмурит ресничек иголки, те склеив с его скуловой дугой. «мой, мой» вновь сверкает болезненным, слепящим Альдебараном ее оскала, и Дэйл Купер тот теснит своим хаотически гаснущим пятнышком Бетельгейзе, как полумертвым уже веками, как в полувспышке взрывной сверхновой, как в полуфединге в гравитационном коллапсе, ему даже руки сводит импульсом воспоминания, Кэролайн, исшившего болью пальцы, те аккурат замыкая как раз на малюсенькой чашке с чертовски паршивым и водянистым, неместным чаем, ведь ось наступления и вращения Одри Хорн в ее диковатом танце всегда обращает пространство в безвкусицу из физической вакуумной дыры. — мой, мой, м о й специальный агент, — она долго кружит его за ладони и слезоточиво лжет, и от улыбки в ее лице затейливо проступают едва ли читаемые морщинки бездарно растраченной и горячечно-пылкой юности. она постоянно лжет, она снова лжет, о, эта врушка, красотка и блядь Одри Хорн с забавными и колючими каблучками подобия эмергенцев, их уголками подкованно раз за разом отстукивая ан-гард.

с ней можно и не стараться дружить, как предлагает Дэйл.

она любит в нем то ли его отсутствие, то ли банальную строгость из таинства зрелых порывов. она любит в нем эти чёртовы канцелярски-лощеные шмотки, она, может, любит его за профессию, за название. она точно любит опустошать комья вязкой кофейной гущи, им недопитой, катая по язычку лизергиновой маркой нарочно.

она любит все, всевсевсе, кроме него самого. его она хочет иметь.

ах, почему-то все дамочки, спутавшись с Дэйлом Купером, становятся не простецкой, красивой мишенью его необъятных чувств — начинкой кишок и других эстетически уступающих нежным бутонам цветущей любовью вишни образований. ах, он опять говорит этой врушке-красотке Хорн: «нет».

«нет, девочка, ты не получишь все-все, что захочешь, вот так».

ах, старина Гарри Трумэн свистит ему гнусно вслед. ах, что с тобой станет в Вигваме за двадцать пять ебаных лет, ничейный агент.