невидимки.

меня сводит с ума туманный город, который давит почти ощутимым весом картонной коробки. почему картон? потому что серый, безликий и до одури шумный. квинтэссенция неприятных ощущений. мокрые носки в ещё более мокрых сапогах после дождливой недели и миллиарда луж, с которыми не справляется ни одна управляющая компания. я просто чувствую себя ребенком, который не умеет плавать и тонет в каждой луже, которую подкидывает жизнь. или безликая осень в безликом городе. кто бы посмеялся над этим, задул бы свечи в свой двадцать пятый день рождения, когда уже и дети, и семья и полный дом, в целом. но не я. у меня ни первого, ни второго, ни третьего. лишь дрожащие руки, держащие крепкие винстон в синей стандартной упаковке, и нелепые оправдания в духе "нет, мам, я не курю. мам, мне двадцать пять, а не пять. успокойся". у меня был ты. нелепый, как мне казалось, смешной и никогда не следивший за собственным языком. я, бывало, думала, что ближе у меня нет, и мир буквально развалится по кирпичам, если я тебя потеряю, и я по-детски совсем верила в это, как в священное писание или учебник физики за восьмой класс. но мир не разрушился, остался цельным, будто непогода серого города без солнца обточила кирпичные стены моего дома-души холодными ветрами, что тут от зимы до зимы. тебя словно нет тут и не было никогда. по крайней мере, я не помню, когда ощущала тебя в последний раз мурашками по коже или теплым дыханием в затылок. совсем забыла. нон-стопом в наушниках играет музыка, которую слушали по отдельности, но априори вместе, не сговариваясь и забывая делиться. она всё равно всегда находила свои пути, знала, куда ткнуть, чтоб сделать больно; знала, как сдирать кожу — словно шкуру с апельсина, поддевая острыми ноготками белесую мякоть, слизывая с тонких пальцев кислый апельсиновый сок. утро пахнет свежестью, прохладой и маминой шарлоткой, переданной сердобольной через добрые руки малознакомых родственников, которые ускользают быстрее, чем выдыхаемый дым в приоткрытое окно четвертого этажа. у меня был ты. ты, которому я могла рассказать всё: посеить свои мысли лиловыми тюльпанчиками на только что вспаханное поле, разлить голубую краску печали на кремовый холст доброго утра, болтать обо всём и ни о чём одновременно, знать, что тебя тут любят и ждут, как мне казалось. мама вздыхает протяжно, от чего динамик телефона фонит, и бормочет знакомое с детства, впервые услышанное от старших во дворе — "когда кажется — креститься надо". да я бы и покрестилась, если бы хоть чуточку верила. мимолетно бросаю взгляд на циферблат часов, которые мирно отбивают три часа ночи, и думаю о том, что мне бы отпустить, мне бы вылюбить, высжечь из себя всё мокрыми спичками, о которых в своё время пела дакота*, забыть тебя и самой забыться в моём городе-коробке с серыми стенами и людьми, что не на один раз. в голове сотня мыслей, каждая из которых могла бы стать отличным статусом " вконтакте", будь у меня разбито сердце в старые-добрые 15 лет. но, чтоб разбить сердце, надо бы для начала его заиметь, нет? у меня был ты. у меня осталась я.