Шафер

[не бечено] Костяшки ее пальцев сводило судорогой, сколько бы она их ни перекатывала, ни растягивала, ни массировала. Она шла по проходам в библиотеке Хогвартса, блуждая по кругу, будто шла с Древних рун на Трансфигурацию и обратно по бесконечной петле. Где-то на одном из проходов между рядами появилась фигура. Он был окутан тенями, но Гермиона смогла разглядеть яркий слизеринский галстук и яркие серые глаза. — Иногда кажется, что ты окаменеешь навсегда, не так ли? — Спокойный, знакомый голос прорезал темноту. — Да, — хотела выдавить Гермиона, но слова не шли. Ее губы не двигались, и костяшки пальцев тоже. Фигура медленно двигалась к ней, свет освещал половину его лица, так что она могла видеть, что это был молодой Димитрий. — Василиски такие могущественные, величественные создания, не правда ли? Гермиона пыталась закричать, но не могла даже дышать. — Они ведь никогда не вылечат тебя по-настоящему, правда, Гермиона? Ты никогда не сможешь разглядеть… Гермиона резко проснулась, тяжело дыша и напрягая мышцы. Она часто страдала от сонного паралича, и хотя в течение нескольких минут ей удавалось стряхнуть с себя тревогу, ее сон было труднее забыть. Это было так реально. Это был сонный паралич, Гермиона. И не нужна степень по психологии, чтобы понять, почему тебе приснился сон, объединяющий Димитрия и Волдеморта, что с именем скремблирования. Но часть лица Димитрия, которую она видела, была более яркой, чем остальная часть сна, что имело бы некоторый смысл, если бы это было лицо, которое она знала, но это было не так — оно было мягче и жестче одновременно, в некотором роде ближе к тому, как он выглядел, когда Гермиона впервые встретила его. В ее сне черты его лица были мягче, особенно видимый уголок скулы — во сне это была едва заметная шишка на его лице. Но напряженность его взгляда и кожа, казавшейся восковой, были такими же, как и на свадьбе. Затем она вспомнила о способе определить, было ли лицо из ее сна реальным, и, хотя эта идея была такой же полуформированной, как и уровень ее сознания, Гермиона начала набрасывать одежду почти наугад, не утруждая себя никакими аксессуарами для волос, когда вываливалась из своей квартиры в пять тридцать утра. Она направлялась в офис; там был предмет, который мог оказаться ей сегодня более полезным, чем в последний раз, когда она обращалась к нему в трудную минуту. *** Менее чем через полчаса Гермиона стояла перед внушительным омутом памяти, погребенным глубоко в Департаменте тайн. По пути она не встретила никого, кроме сонного охранника, чьи полузакрытые глаза остекленели, когда проходила мимо. «Это должно быть полезнее, чем допрос Гарри вчера», — сказала себе Гермиона. Предыдущий день был катастрофой. Кроме того, что она назначила дату ужина с Северусом и Димитрием, Гермиона ничего не добилась. Однако теперь, когда она была более бодрой и находилась дальше от дома, Гермиона вовсе не была уверена, что стоило так мчаться из постели. И все же попытаться стоило. Много лет назад она читала, что омуты памяти не могут запечатлеть воспоминания о снах, что было логично, поскольку они не были настоящими воспоминаниями. Итак, ее полусонный мозг думал, что если она сосредоточится на образе Димитрия из своего сна, пытаясь вытащить воспоминание, ей удастся поймать его, если видение о Димитри во сне было таким реальным, как Гермиона чувствовала. Теперь, в скудной серой комнате, обращенной к большой чаше, испускающей туман, все это казалось немного безумным. Она закрыла глаза, приложила палочку к кончику виска и сосредоточилась на изображении лица Димитрия. Гермиона чувствовала себя более уверенно с закрытыми глазами, и более уверенной в своем плане, поскольку изображение было настолько ясным, что она могла видеть искорки в его глазах. Гермиона сосредоточилась на изображении со всей силой, на какую была способна, и осторожно отстранила палочку от виска. Когда Гермиона почувствовала знакомое чувство, вызванное вытягиванием воспоминаний из головы, она резко вдохнула, но сумела сосредоточиться, пока не поместила воспоминание в чашу. Она видела знакомые образы: библиотека Хогвартса, лицо Димитри, ее младшая версия в хогвартской форме. Но Димитрий, кружащийся в омуте, не был скрыт тенями; он был прямо перед ней, с головы до ног в униформе Слизерина. Гермиона вздрогнула, поняв, что это значит; она была права. Он был слизеринцем или, по крайней мере, притворялся им. И познакомились они задолго до свадьбы. Гермиона отбросила эти мысли в сторону, стараясь собрать как можно больше информации, пока Отдел был пуст, и разобраться в том, что это значило позже. Она позволила себе один глубокий вдох, прежде чем осторожно положить палец в чашу, чувствуя знакомое ощущение того, что ее затягивает в собственный разум. *** Гермиона увидела себя первой; она шла в библиотеку Хогвартса в том же направлении, в котором шла во сне. Было очевидно, что это было в ее первые годы в Хогвартсе, так как она выглядела довольно юной, и кое-кто сказал ей что-то оскорбляющее, еще до того как ее зубы были исправлены. Гермиона не хотела делать поспешных выводов, но внешность ее младшего «я» соответствовала второму курсу в Хогвартсе, когда она была окаменевшей. В отличие от того, что было в ее сне, ее младшее «я» подошло к мадам Пинс, взяв разрешение, прежде чем пропустили (неохотно) в Запретную Секцию. Гермиона последовала за своей младшей копией. Даже зная, что она невидима для всех остальных в этом воспоминании, она не могла удержаться и пригнулась, когда ей показалось, что взгляд мадам Пинс вот-вот накроет ее. «Старые привычки умирают с трудом», — подумала она. Ее младшее «я» явно искало что-то особенное, хотя Гермиона не могла вспомнить, что это было все эти годы спустя. Она последовала за юной Гермионой, которая углубилась в Запретную секцию, резко повернув направо. Когда Гермиона вышла из-за угла, она чуть не задохнулась. Ты знала, что увидишь Димитрия, напомнила она себе. Вот почему ты смотришь воспоминания. Но совсем другое дело — видеть его вблизи. Он был моложе, чем она когда-либо видела его, хотя и не так молод, как она помнила. Его кожа была словно восковой больше, чем на сегодняшний день, с удовлетворением подумала Гермиона, осматривая его. Но его черты были мягче и округлее, чем она когда-либо видела во сне. Потому что на самом деле это был не сон; это было воспоминание об этом моменте, которое, очевидно, было незначительным для нее в то время, давно забытым. — Извините, но у вас есть разрешение быть здесь? — спросила ее младшая копия, уперев руки в бедра и задрав нос. Димитрий слабо улыбнулся, и Гермиона теперь поняла, что эта улыбка была совершенно фальшивой. — Конечно, есть, — ответил Димитрий тем бархатным голосом, к которому привыкла, и от этого по спине пробежал холодок. — Иначе как бы я пробрался сюда? Юная Гермиона пожала плечами, пытаясь казаться безразличной, но Гермиона видела, что ее младшее я тоже нервничает. — Некоторые люди пробираются сюда тайком, — пробормотала она, все еще крепко держа руки на бедрах. — Ты Гермиона Грейнджер, не так ли? — Теперь его голос звучал почти шепотом, и Гермиона удивилась, как она вообще могла забыть эту встречу. Это было жутко. —Да, — сказала юная Гермиона, вновь обретая уверенность, — а ты? — Лео, — ответил он, и у Гермионы перехватило дыхание от этого фальшивого имени. Возможно, это было до того, как он остановился на Димитрии. — Я рад, что ты поправилась, Гермиона. — Спасибо, — сказала она, смягчаясь. Гермионе хотелось встряхнуть ее и сказать, чтобы она была настороже, но, конечно, она не могла. — Мадам Пинс освободила меня всего несколько часов назад, — продолжила юная Гермиона, когда ее осенило. Из-за коктейля из зелий, который ей дали, тот день всегда был для нее как в тумане. Она помнила, как ходила в библиотеку, но больше ничего. — Я удивлен, что ты до сих пор не в себе, — заметил Димитри, изучая лицо юной Гермионы, как будто хотел убедиться, что она действительно не в себе. Вероятно, именно это он и хотел. Юная Гермиона снова пожала плечами. — Да, честно говоря, но я просто счастлива быть здесь, больше не являясь камнем. — Ну конечно, — сказал Димитрий, не сводя с нее глаз. Зелья или нет, но как она могла забыть эти преследующие ее серые глаза? — Оставляю тебя с книгами, Гермиона. Я как раз собирался уходить. — Пока, — сказала младшая Гермиона, неловко махнув рукой, прежде чем пролистать названия. *** Гермиону вытащили из омута памяти. Казалось, целую вечность она просто стояла, вцепившись в края каменной чаши. Глубокий вдох. Выдох. Сосредоточься на своем дыхании, Гермиона. Гермиона оцепенело наколдовала флакон и сунула воспоминание внутрь, прежде чем медленно, словно в тумане, вернуться к своему столу. Я знаю Димитрия с тринадцати лет. Я не помнила этого, но он должен был запомнить. Учился ли он в Хогвартсе до того, как «перевелся» в Дурмстранг? Если он прошел мимо Лео, она сможет это выяснить. Гермиона решила сосредоточиться на сборе дополнительной информации с помощью этих новых подсказок, потому что если она не сосредоточится на следующих шагах, то может сломаться. *** Когда она вернулась к своему столу, все еще слегка дрожа, на нем лежал сложенный кусок пергамента, которого раньше там не было. Она развернула его, усаживаясь, и сразу узнала аккуратный почерк Виктора Крама. Гермиона, Признаюсь, я удивлен твоему письму, но готов встретиться. Я не знаю места, где мы могли бы скрыть наше присутствие, так что ты можешь назвать это место. Виктор Это был самый замечательный ответ, на который только могла надеяться Гермиона. Она быстро написала ответ с просьбой встретиться у нее дома, стараясь, чтобы это прозвучало как можно менее внушительно. После того как это письмо было отправлено, она написала еще одно, прося разрешения посетить профессора МакГонагалл. Еще до того, как она стала директором, Гермиона была уверена, что профессор МакГонагалл знает каждого студента в Хогвартсе.