Остывший кофе

Тик-так. Тик-так. Неспешно передвигающиеся стрелки часов бьют по барабанным перепонкам, действуя на них не хуже церковных колоколов. Вокруг только давящая тишина да светлая мебель, теперь не вызывающая ровным счетом никакого прежнего чувства уюта. Твой взгляд снова холоден, отчужден. И, конечно же, направлен отнюдь не на меня. Я вижу задумчивое выражение лица, и в тусклом свечении лампы точеные черты кажутся мягче. Роднее. И не могу отказать себе в возможности насладиться моментом хоть какого-то подобия совместного ужина. Ореховая радужка слегка темнее обычного, и не составляет никакого труда определить по мелким морщинам в уголках глаз и напряженной, вечно прямой спине, что ты снова размышляешь о работе. Конечно, она ведь гораздо интереснее, чем моя компания. Перевожу взгляд на так и не тронутую рыбу, понимая, что сегодняшняя порция отправится в урну вместе с собственным желанием еще хоть раз стараться возле плиты полтора часа. Снова очередное времяпровождение в полной тишине, где каждый остается наедине со своими мыслями. Мои, как обычно, о тебе, а твои — обо всем угодно кроме меня. За эти три года не так сложно было понять, когда тебя лучше не беспокоить, и ни одного слова так и не срывается с моих губ. Потому что, если можно было бы, ты бы многое отдал, чтобы я вообще никогда не открывала рот. Мысли путаются, руки несмело подрагивают, соприкасаясь с горячей чашкой, а внутри все еще плавятся сомнения, как и сахар на керамическом дне. Становится противно от собственной нерешительности. Это ведь до чего нужно было докатиться, чтобы размышлять стоит ли спрашивать, как прошел твой день. Ты находишься на расстоянии вытянутой руки, но на самом деле между нами безграничная пропасть, выстроенная твоей отчужденностью и моей глупостью. И никакие мои попытки вылезти из кожи вон, стать лучше, что-то изменить уже не смогут ее сократить. Ведь наши отношения это словно давно приготовленный кофе. Такие же остывшие, оставляющее приторно-сладкий вкус на самом кончике языка. И знаешь, я ненавижу кофе. Но только вот что-то заставляет продолжать и продолжать пить его каждый вечер. Интересно, что? Может, то самое послевкусие, напоминающее, что когда-то этот напиток действительно приносил удовольствие?.. Из-под плотной ткани махрового халата едва заметен кружевной край пеньюара. Для чего нужно было опять его надевать — непонятно. Но мягкая ткань хотя бы дарит приятные ощущения, в отличии от тебя. Стоило давно осознать, что все попытки соблазнения заранее обречены на провал. Но вряд ли я бы сидела сейчас здесь, если бы умела учиться на собственных ошибках. Впрочем, халат прекрасно скрывает то, что под ним, а ты, даже при всей своей обостренной наблюдательности, не обратишь внимание на какое-то торчащее кружево. Ведь даже если и заметишь, то всего на короткое мгновение. Правильно, зачем думать о ненужных вещах? Такое тебе совершенно не свойственно. Жаль только, что я тоже отношусь к списку таких вещей. Я давно привыкла к холодным прикосновениям и взгляду, не выражающему ровным счетом ничего похожего на нежность или хоть какие-то чувства. Зачем стараться удивлять, устраивать романтические ужины, если ты воспользуешься моим телом, когда этого захочется, после просто отвернувшись и заснув, ведь завтра опять нужно рано вставать на работу. А я не посмею никак отказать. Иногда даже становится противно от собственной беспомощности. Потому что даже один твой пустой взгляд, один поцелуй просто потому, что так надо, заставляет забыть обо всей боли, постоянно циркулирующей вместе с кровью по венах. В такие моменты я полностью становлюсь твоей. Твоей куклой. Ты допиваешь остатки в кружке и, слегка отодвигая тарелку, встаешь из-за стола. Задумчивость немного спала со столь любимых глаз, и теперь я вижу только усталость на спокойном лице. — Спасибо. Прости, но я не голоден. Единственная брошенная за сегодняшний вечер фраза. И все же, это лучше, чем тягостная тишина, столь сильно давящая на виски. Мне хватает сил только слабо кивнуть, ответив: «Ничего, иди отдыхай», старательно пытаясь держать голос ровным и никак не выдать отвратительное внутреннее состояние. Я давно привыкла держаться сильной, не показывая перед тобой слабость и уязвимость. Это было не так уж сложно — всего лишь год впустую пролитых слез, пачки антидепрессантов и один нервный срыв. Пожалуй, хватит и твоей осведомленности в моем бессилии перед каждым фальшиво-заботливым взглядом и прикосновением удивительно теплых пальцев. Просто перед тобой. Быть куклой, ниточки которой постоянно дергают, не так уж плохо. Только вот невыносимо больно. Ты, как всегда, моешь за собой посуду, все так же молчаливо покидая кухню. Даже отсюда слышно легкий скрип дверцы шкафа в нашей спальне: опять повесишь пиджак на вешалку и мне даже не будет надобности гладить его утром. Но я, по уже давно выработанной привычке, буду продолжать это делать, с какой-то необъяснимой радостью провожая тебя на работу. И, возможно, ты даже оставишь сухой, формальный поцелуй на прощание. Я неспешно заканчиваю уборку, безжалостно выбрасывая так и не тронутый ужин в мусорное ведро — к черту и эту рыбу и собственную обиду — и всеми силами пытаюсь оттянуть возможность нам снова остаться рядом. Но я заставляю себя нажать на выключатель, погружаясь в темноту, разбавленную только тянущейся из спальни полоской света. Уже порядком надоевшая, но все еще глупо-хранимая в сердце надежда, что завтра все может пойти по другому сценарию, уходит куда-то вглубь, оставляя после себя тягучее чувство. Пижама оказывается гораздо приятнее предыдущей одежды, а резкий напор из крана согревает замерзшие ладони. Я выдавливаю пасту на зубную щетку, на полном автомате делая все вечерние процедуры, и замечаю, как вместе с каплями воды в уголках глаз блестит несколько непроизвольных слезинок. Пара интенсивных движений полотенца причиняет дискомфорт тонкой коже, но лучше немного потерпеть, чем позволить чувствам взять верх. Кроме легкой раздражительности это не приносит никакой пользы, и я только и могу, что наблюдать за падающими солеными каплями, смешивающимися с общим потоком воды. Эти слезы горящие, обжигающие щеки словно раскаленный уголь, только внутри как-то пугливо пусто. Уже не осталось ни невыносимой обиды, ни злости на себя и свою глупость. Лишь это отравляющее, но столь жизненно-необходимое чувство, не желающее отпускать вопреки всему. Сквозь тонкую ткань ощущается напор твоих пальцев на плечах и, как назло, слезы все никак не прекращаются. Легкое прикосновение сухих губ к шее заставляет слегка вздрогнуть и почувствовать россыпь мурашек, уходящих к кончику позвоночника. Наши взгляды встречаются в зеркале: мой заплаканный и потерянный, и твой… Я бы, наверное, отдала все полжизни только чтобы научиться понимать, что же он каждый раз на самом деле выражает. Ты заставляешь меня повернуться к тебе лицом, и я в который раз чувствую себя полностью беззащитной, как новорожденный ребенок. Мягкие подушечки дарят приятное тепло, вытирая все так же бегущие слезы, но такие простые и до безобразия нежные движения заставляют только больше разрыдаться. Никогда я не показывала перед тобой слезы, но сейчас мне кажется, что какой-то рычаг просто был оторван. Что все эти годы боли вырываются наружу именно перед тобой. Чтобы ты увидел, что у меня тоже есть чувства, что моей любви никак не хватило на нас двоих. — Не могу, я так больше не могу. Рваное дыхание в изгиб твоего плеча приносит облегчение, а крепкие объятия заставляют почувствовать некое подобие защищенности и заботы. Ты ничего не отвечаешь, просто продолжая успокаивающе гладить меня по волосам. Вся эта ситуация заставляет задаться одним простым, но в тоже время мучительным вопросом. Ладно я, глупая дура, цепляющая за давно мертвые отношения будто за спасительную соломинку, но мысль зачем все это тебе вызывает искреннее недоумение. Наверное, я никогда не осмелюсь задать такой вопрос. Какая разница, если ты хотя бы просто рядом. Успокаивающие прикосновения действительно помогают расслабиться, заставляя отбросить прочь все негативные мысли. Твои губы касаются моих легко, так чертовски привычно, и я не в силах ничего сделать, кроме как прижаться ближе, отчаянно отвечая на эту простую ласку. Как же мне бы хотелось узнать значит ли невесомое перебирание моих волос или успокаивающий шепот хоть что-то настоящее. Искреннее. Никогда не умела различать подлинность твоих действий, только лишь бы не разочаровываться лишний раз, просто наслаждаясь столь желанной близостью. Или просто не хотела. Твои губы слегка обветренные, сохранившие на себе привкус того самого холодного кофе, и сейчас они кажутся неким оазисом спокойствия среди моих разрушающих мыслей. Возможно, когда-то я найду в себе силы все прекратить, тем самым облегчив жизнь нам обоим, ведь это мало походит на что-то нормальное. Пора уже давно вылить тот остывший кофе в раковину, попытавшись заварить себе новый. Жаль только, что всему препятствует один весьма мешающий фактор — когда до безумия любишь кофе, ты готов пить его даже остывшим.