Вирус жизни.

— Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее! — провозгласил Дэвид Ли по окончании тестирования состояния «недоубитого» сына. — Твой «личный штамм вируса» потрудился на славу в этот раз: регенеративная способность подскочила аж на целых восемь единиц! Если в том же духе продолжите, я вообще не берусь спрогнозировать последствия… Кроме, пожалуй, одного — хуже не будет! — Что нас не убивает, то делает нас сильнее… — повторил Шин, застегивая часы на исправленном запястье. — Какие мудрые слова…       Именно эти мудрые слова и услышал Нам Шин, который только что приехал и как раз заходил в дом. Он несколько секунд постоял, размышляя, потом плотоядно усмехнулся и на цыпочках вернулся обратно в машину. Пришло время отвлекать Чжи Енхуна от всякой ерунды, именуемой работой, и разрабатывать коварный план Барбаросса по форсированному апгрейду робота! Ох, и весело же будет! Только бы Кан не вмешалась, жить Нам Шин пока еще хотел.       Енхун очень долго смотрел на друга неподвижным взглядом, только изредка моргая. А у того шило в заднице так и свербило, он не мог усидеть на месте и ерзал в кресле, будто на горячей плите. Наконец Енхун отмер и спросил: — Ты дурак или как? — Почему дурак? — возмутился Нам. — Ты же сам говорил, что неплохо было бы мелкого на мальчишник притащить! Так давай! Свадьба уже через неделю, а он все еще девст… робот. — Ну и паскудные у тебя мыслишки… — поморщился президент Чжи. — И как ты собрался это сделать? Думаешь, Кан Со Бон допустит подобное?       Нам Шин встал из кресла и нахально уселся к президенту на стол. Нагнулся как можно ближе и с просительной улыбочкой заглянул в лицо: — Ну ты ведь сможешь ее как-нибудь отвлечь? — Я?! — в узких глазах Енхуна отразился испуг. — А почему я? — Тебе она доверяет… — промурлыкал гаденыш и захлопал длинными ресницами. — Ты ж у нас авторитет…       Чжи нервно сглотнул. Он хорошо знал Шина-человека и понимал, что даже если он, Енхун, откажется помочь, этот безголовый придурок найдет другой способ провернуть задуманное. Но будет ли тот способ приемлем с этической точки зрения — вопрос. Хотя… О какой этике тут вообще можно говорить? — Э-э, да ты, никак, испугался? — присвистнул Шин. — Неужели ты боишься эту девку?       Енхун крякнул и отвел глаза: — А ты нет?       Шин выпрямился и тоже отвернулся в сторону. Сказал с некой вялой бравадой: — Со мной-то все ясно, я для нее, как кость в горле, только и ждет момента мне башку откусить, но тебе бояться нечего, тебя Кан уважает… — Вот я и боюсь, что перестанет она меня уважать после этой авантюры… В крови это у вашей семейки, что ли? То твои экзерсисы со скрытой камерой в аэропорту, то старик председатель с мнимой деменцией розыгрыши устраивает, теперь вот ты над Шином опыты ставить решил… — Енхун поднялся из-за стола и прошелся по кабинету, ероша волосы на затылке. — И вообще, я не уверен, что из твоей затеи что-то выйдет. Шин не идиот. — Пока не попробуем — не узнаем! — отрубил Нам. — Итак, ты со мной или в кусты?       Делать нечего. Молодой президент РК-групп снова пошел на поводу у своего друга. Он позвонил Со Бон и попросил проверить последние приготовления к свадьбе: по их общему решению, вопросами свадьбы занимался именно господин Чжи. Но сейчас он отговорился тем, что у него возникла необходимость срочно ехать в Янпхён, в больницу к бывшему председателю, вместе с Ли Шином, и проконтролировать устроителей праздника просто некому.       Со Бон, разумеется, согласилась. И конечно же, позвонила жениху. Но заговорщики предусмотрительно подменили телефоны, и на звонок девушки ответил Шин-человек. — Да, Со Бон! — в точности копируя интонации младшего брата, произнес он. — Прости, что не могу поехать с вами, — сказала Бон, не заподозрив обмана. — Мне надо кое-что сделать. Не скучай. — Буду, — грустно улыбнулся полностью вжившийся в роль Нам Шин. — Но не волнуйся за меня, делай, что должна, я позвоню тебе сразу, как вернусь.

***

      Ли Шин, как в старые добрые времена, ехал в машине господином — на заднем сиденье, а вёз его Чжи Енхун. Шин вопросительно поглядывал на него в зеркало заднего вида, но по умению держать лицо кирпичом Енхун всегда мог дать фору любому роботу. Шин нахохлился и отвернулся к окну.       Чжи Енхун сегодня позвонил ему и сказал, что им вечером нужно куда-то обязательно поехать. Но куда и зачем — не объяснил. Пообещал, что все расскажет после. И еще беда — придурок хён перепутал их телефоны, причем, аккумулятор в хэнди Нам Шина был разряжен и вообще — неисправен. Прямо напасть какая-то с этими батарейками! Ли Шин почти всерьез задумался об изобретении пресловутого перпетуум мобиле — вечного двигателя — так ли это невозможно? Ведь и робота в человека превратить невозможно… Но… Но.       То есть, позвонить Со Бон Шин не мог. Даже с телефона Енхуна: тот тоже (мистика!) оказался безнадежно севшим. Впрочем, Чжи уверил его, что Со Бон знает, что они уехали вместе и поэтому волноваться не станет… Ну, она-то, может, и не станет, а вот Шин уже чувствует себя потерянным. И, кажется, Енхун это тоже заметил. — Ты слишком зависишь от Со Бон, — проговорил он вполголоса. — Она не может держать тебя за руку каждую минуту, тебе надо научиться обходиться без нее. — Почему? — Шин еще больше насупился. — Мы скоро поженимся и всегда будем вместе. Зачем мне учиться жить без нее?       Чжи Енхун вздохнул и покрутил головой: — У любого, даже самого общительного человека, должно быть личное пространство. И время, чтобы побыть наедине исключительно с собой. Если ты собираешься лишить этого свою женщину, то рискуешь сделать ее несчастной.       Шин моргнул. Он знал, что люди иногда ощущают потребность в уединении. Но ему самому это было неведомо. Одиночество пугало его.       … Когда погасшее сознание Нам Шина-3 вновь ожило, он понял, что заперт в собственном сломанном теле. Он не мог ничего видеть — веки не поднимались. Не мог произнести ни слова, не мог никаким путем подать сигнал о том, что жив. Единственное — он слышал. И чувствовал запахи. И поэтому знал, что Дэвид, Енхун и Нам Шин-человек достали его из вод залива и пытаются починить.       Радость от осознания того, что его не бросили, не смирились с его гибелью, однажды уступила место отчаянию: а что, если у Дэвида ничего не получится? Шин-3 так и останется один, заключенный во тьме и безысходном одиночестве, пока не истлеет последний нейрон в его искусственном мозгу? Это было бы хуже смерти. Существовать изолированно от мира, самому в себе, наедине со своими мыслями и памятью бессчетное количество лет… Возможно, века… Искусственный разум, сошедший с ума — оказывается, это может стать реальностью.       Словно чувствуя его безмолвное смятение, люди говорили с ним. Дэвид, Нам Шин и Енхун. Дэвид готов был болтать без умолку обо всем, что видит, но его бесконечная добродушная болтовня не утомляла Шина. Скорее, успокаивала, дарила умиротворение и надежду, что все будет хорошо.       Нам Шин, в основном, делился впечатлениями о славянских девушках, рассказывал, что его интересная евразийская наружность весьма их привлекает, и как было бы забавно им двоим, похожим, словно близнецы, живя здесь, морочить головы красавицам-чешкам… В общем, нёс всякую чушь.       А вот Енхун андроида изрядно впечатлил и надолго обеспечил ему пищу для размышлений: всегда сдержанный и хладнокровный мужчина однажды разрыдался возле капсулы, в которой, повиснув в полупрозрачной вязкой жидкости, находилось неживое тело, хранящее в себе живого Шина. Его мысли, чувства, память, желания…. Душу…       Чжи Енхун плакал по-мужски неловко, неумело, но долго и искренне. И просил прощения. За то, что поняв раньше всех, что внутри искусственного тела Шина-3 живет и развивается настоящая человеческая душа, он не смог его защитить. И даже не пытался, считая, что стал слишком сентиментальным на фоне несчастья, случившегося с Шином-оригиналом. Начал, вопреки здравому рассудку, видеть в роботе человека…       Но когда понял, что сам лично привел это невинное, не испорченное человеческими страстями и пороками существо на верную смерть, когда О Лора рассказала ему о кнопке самоликвидации, Енхун всерьез почувствовал себя Понтием Пилатом. И, чтобы избавиться от этого гнетущего ощущения, изо всех сил старался убедить свою совесть, что Шин-3 просто робот. Он не живой. Ему не больно и не страшно. Он не любит и не ненавидит. Он вещь. Как автомобиль или компьютер. К вещи можно привыкнуть, вещь может нравиться, но она все равно вещь. Без души… Если даже собственная мать готова недрогнувшей рукой нажать на эту кнопку, то он, Енхун, тем более не должен вмешиваться. Его цель — Шин-человек. А робот… А робот — всего лишь робот.       Только вот его молчаливое попустительство сначала О Лоре, затем ее родному сыну, в итоге привело к катастрофе. Жизнь сорвала все маски, расставила всё по своим местам и назвала вещи настоящими именами. Профессор О заплатила жизнью за черствость сердца и неумение поверить и принять, что, вероятно, к созданию Нам Шина-3 подключились и некие иные Силы, гораздо более могущественные, чем научно-технический гений… И наделили его тем, чего у андроидов попросту не может быть.       О Лора не смогла принять Чудо, не сумела его разглядеть и оценить… Осознание истины пришло к ней, но слишком поздно. А он, Енхун, тогда впервые в жизни захотел тоже умереть. Из-за вины перед Шином-3 и из-за невыносимого чувства невосполнимой утраты. Он потерял не какую-то там уникальную вещь, а надежного друга и доброго младшего братишку. И теперь просто не знает, как жить дальше. Как смотреть в глаза Кан Со Бон — отважной девушки, осмелившейся полюбить парня с искусственным телом, парня, радикально «не такого, как все», и готовой идти против целого мира, защищая свою любовь и своего любимого.       Всё это Енхун и высказал в своей исповеди, даже не подозревая, как мечется внутри сломанного андроида его запертая душа, не в силах ответить, не в силах заплакать, даже просто дать понять, что все слышит — и то не в силах!       Шин все это время тщательно блокировал мысли о Кан Со Бон, неосознанно боясь вновь погрузиться во тьму. Ведь даже Шин-человек — он здесь, приходит, иногда садится рядом, вздыхает, чертыхается, а порой вообще — стучится в капсулу, словно андроид сейчас нажмет на какой-нибудь рычаг, и прозрачный кожух сдвинется, выпуская его на волю… А вот Со Бон не приходит. Шин-3 ни разу не слышал ее голоса, не ощущал ее присутствия. Понимал, что, скорее всего, там, в далекой Корее, никто и знать не знает о том, что он жив… И старательно задвигал образ своей девушки на самый край сознания, чтобы не думать, не вспоминать и действительно не сойти с ума от тоски.       Но исповедь Енхуна прорвала все защитные укрепления в его разуме. И… из-под сомкнутых ресниц робота потекли слезы. Их не было видно на погруженном в жидкость теле, но они текли, неся измученной душе странный покой, похожий на оцепенение. Шин-3 впервые в жизни уснул…       А проснувшись, смог пошевелиться. И — о, чудо — тело перестало быть тюрьмой. Оно ожило! Вскоре он покинул капсулу и начал проходить реабилитацию: обновленный организм был совсем иным, к нему пришлось заново привыкать. Кожа чувствовала холод и тепло, покрывалась мурашками, кое-где на ней росли мелкие и мягкие, похожие на бесцветный пушок, волоски. А еще это тело ощущало боль, у него порой текло из носа, и хватало всяких других, приятных и не очень, новшеств. Но самое главное — теперь Шин знал, что обязательно вернется к Со Бон. Вернется, чтобы остаться с ней навсегда…       … Только воспоминания о бесконечном одиночестве внутри самого себя, словно посреди бескрайнего космоса, где царит безмолвие, тьма и пустота, иногда посещали Шина и сейчас, когда уже всё позади. Он еще долго не будет испытывать потребности в уединении, если вообще когда-то наступит такой день. Но Енхун прав. Обычные люди другие. Ему и в самом деле нужно привыкнуть к тому, что Бон иногда вовсе не рада его обществу. Ведь это не означает, что она его не любит. — Что это? — нахмурился Шин, когда машина припарковалась возле зазывно сияющих огней дорогого ночного клуба в Чхондамдоне. — Зачем мы здесь?       Енхун, как когда-то прежде, обошел автомобиль и предупредительно открыл перед ним дверь. Улыбнулся: — Давай зайдем внутрь. Там тебя ждут. — Меня? Кто? — Войдешь — и узнаешь.       Шин с сомнением взглянул на название: «Терра инкогнита», и перешагнул порог. В клубе звучала громкая ритмичная музыка, разноцветные лучи и блики метались по лицам танцующих людей, гибкие женские тела извивались на открытом круглом подиуме посередине зала. Пахло смесью разных духов, спиртного и сигаретного дыма. Шин уже бывал в подобных местах, когда вынужденно притворялся наследником семьи Нам, и не сказать, что ему это нравилось.       Первым же делом он просканировал помещение взглядом на предмет нарушений пожарной безопасности, мгновенно определил расположение запасных выходов и двинулся туда. Но его остановил Нам Шин, на каждой руке которого уже висело по девушке. — Так это ты меня здесь ждал… — протянул Ли Шин со столь явным разочарованием в голосе, что главный заговорщик даже обиделся. Стряхнул с себя девиц и с вызовом подбоченился: — Ну да! Я! Я, между прочим, твой старший брат! А что? Не рад? Хотел увидеть кого-то еще? — Не то чтобы хотел… Просто думал, что дело и правда важное, — Шин с укором посмотрел на тонко улыбающегося Енхуна. — Дело важное, — сказал Нам. — Пришло время вывести тебя из тени. Ты — мой брат, и сегодня об этом узнают все. Здесь присутствуют люди нашего круга, мои знакомые и друзья, а также приглашены журналисты. Ты, Ли Шин, звезда этого вечера! Внимание всем! — вдруг выкрикнул он, делая знак ди-джею убавить звук. Затем взбежал на сцену, таща за собой андроида, и провозгласил: — Я хочу представить вам всем моего младшего брата, сына моей матери, Шина Ли! Шин Ли — именно так произносится его имя в Европе, откуда он родом. А сюда он приехал, потому что здесь живет его возлюбленная, на которой он женится через несколько дней! Так давайте поприветствуем его и устроим сегодня незабываемый мальчишник! Ура!       Снова заиграла музыка, и сверху на Шинов посыпались сверкающие блестки. Девушки-танцовщицы схватили Ли Шина — Шина Ли — за руки и потянули за собой. Он растерянно оглянулся на Енхуна, но коварный президент уже успел исчезнуть. И тогда взгляд парня переместился на непосредственного зачинщика всего этого веселья. — Хён, — проговорил он, аккуратно освобождаясь от цепких наманикюренных пальчиков, попытавшихся взять его в плен. — Давай найдем более тихое местечко. Мне нужно кое-что тебе сказать…       Прежде, чем Нам Шин смог возразить, Ли крепко взял его за рукав и утащил из зала. — Ты чё делаешь, полудурок? — с некоторым испугом пробормотал Нам, когда андроид жестко «прикабедонил» его к стене возле запасного выхода. — Это я должен спросить, — сердито сказал Ли Шин. — Зачем опять втягиваешь меня в странные игры? Достало уже быть твоей куклой. Если мало острых ощущений — навести в тюряжке Со Джун Гиля, отнеси передачу без-пяти-минут тестю, знаешь, как он обрадуется?       Нам Шин содрогнулся:  — Смерти моей хочешь?! — Ничего! Ты живучий. А что нас не убивает, то делает нас сильнее!