бездна, в которую мы упадем

Энди знал правду уже очень давно — так давно, что удивлялся тому, что еще не спятил от всех этих мыслей, от необходимости примириться со своей природой, своими желаниями и чувствами… Он долго ненавидел себя за то, что чувствовал, когда смотрел на Лорен — когда еще не понимал, что никакая ненависть, никакое презрение к самому себе не изменят того простого факта, что Лорен для него — целый мир, и ничто, и никто этого не сможет изменить. В конце концов, любить свою сестру — это ведь самая правильная вещь на свете, разве нет? Если только она не отравлена ревностью, конечно, и яростным желанием обладать душой и телом своей сестры совсем не по-братски… Энди долго утешал себя тем, что это просто гормоны — его школьные приятели то и дело травили в курилке истории о том, как кто-то из них увидел мать в нижнем белье, или сестру, или тетку, а потом их накрывало сексуальными фантазиями с головой, и это было круто и тошнотворно одновременно, потому что передергивать на образ своей полуголой матери это мерзость… Но это то и дело происходило со всеми, и Энди сказал себе — эй, это происходит и со мной, здесь ничего личного, просто Лорен слишком красива, чтобы ее игнорировать в этот дикий период полового созревания… То, что это ни черта не гормоны, Энди понял, когда Лорен завела себе бойфренда. Кажется, его звали Робби. Или Роджер. Или еще как-нибудь так же тупо — Энди даже не запомнил имени этого урода, но даже спустя пару-тройку лет отчетливо помнил, каким сильным было желание схватить этого придурка за горло и стискивать его до тех пор, пока глаза этого Робби не вылезут из орбит, пока не посинеет его лицо, пока он не у м р е т, черт его побери, пока он не отцепится от Лорен. Энди от ревности и ярости дышать тогда едва мог, глаза то и дело заволакивала алая пелена, а Лорен все бродила со своим Роджером за ручку и сияла, словно этот Роджер вправду знал о ней что-то и мог сделать ее счастливой. Робби не мог, конечно — и Энди, увы, не мог его убить, мог только наблюдать за тем, как Лорен покорно подставляет этому ничтожеству губы для поцелуя, как чужая рука нагло ложиться ей на ягодицы… По официальной версии, сила Энди проявилась в момент, когда его задирали на вечеринке придурки из школы, на самом деле — он просто взорвался, когда снова увидел Лорен с ее убогим бойфрендом и разнес все вокруг к чертям, тем самым изменив свою жизнь и жизнь Лорен навсегда. Они стали беглецами, почти преступниками, монстрами, которых ненавидят и боятся, но зато Робби-Роджер канул в лету — наверное, Энди спятил, но он этому радовался. Лорен снова принадлежала только ему — только ему она доверяла свои секреты, только его держала за руку, только о нем переживала. Вот только ему этого стало в какой-то момент мало — чувства к Лорен превращались в одержимость, накатывали темной волной и захлестывали с головой, в голове Энди роились опасные мысли и он не раз ночью прокрадывался к спящей сестре и наблюдал за нею, затаив дыхание и борясь с неистовым желанием коснуться ее, навалиться сверху, схватить, быть грубым — но взять свое, любой ценой. Вот почему он ушел с Полярис и Эсме — чтобы не причинить зла Лорен, а не из-за всей этой гребанной идеологии. Энди сражался со своими внутренними демонами постоянно — и Энди побеждал, но какой ценой? Жизнь вдали от Лорен была невыносимой — дни сливались в единый грязно-серый мазок, тренировки помогали сбросить напряжение, но лишь на короткое время, и когда Энди опомнился и осознал, что он уже полгода избегает сестру и даже ведет себя, как ее враг, это оглушило его. Он больше не мог вернуться, не мог просто так найти родителей и заявить, что передумал и хочет все переиграть — он больше не был милым мальчиком Энди, который просто потерялся. Под крылышком у Ривы мальчик Энди вырос и возмужал, он убивал и он разрушал здания, он превратился в террориста и безжалостного бойца, невинный взгляд больше не сработает, слов раскаяния будет слишком мало. Лорен сама подкинула ему единственно верное решение — она вторглась в его сны с мольбами поговорить с ней, не бросать ее, и Энди, распахивая для нее объятия во сне, понял очень отчетливо: вот оно, она должна присоединиться к нему. За плечом у Ривы, без надзора родителей, они смогут забыть о глупых условностях и жить по-настоящему новой жизнью, где мутанты не будут равняться на людей и перенимать их табу, где ему не придется больше лгать и притворяться. Лорен подспудно ведь знала, что с ним творится — Энди порой замечал ее задумчивый, усталый взгляд. Она знала правду о чувствах Энди, не могла не знать — и, может, даже разделяла их… Но в мире, где она была милой маминой и папиной девочкой, для таких чувств места не было. Энди собирался предложить ей альтернативу — это было безумие, но он ведь был безумен уже целую вечность, разве нет?.. Они встретились на той самой крыше, которую Лорен показала ему во сне — только объятия их в реальности были более тесными, более нетерпеливыми, более жадными. — Ты должен пойти со мной домой, Энди. — У нас нет никакого дома, Лорен, кроме того, который мы можем создать вместе, — Энди сжал плечи сестры так крепко, что та поморщилась: он делал ей больно, но все же вырваться не попыталась. — Я не могу больше жить без тебя, понимаешь? — выдохнула она беспомощно. — Только бы это были не просто пустые слова, Лорен. — Я искала тебя все это время! — щеки Лорен вспыхнули под пристальным взглядом брата. — Я попадала в переделки и вынуждена была драться, но я продолжала идти по призрачному следу, даже родители отчаялись, а я — я нет, никогда! Я знала, что все равно тебя найду, что смогу дотянуться до тебя — мы же связаны, мы с тобой не такие, как все, мы ведь особенные, ты и я… — Мы Фенрис, — колко усмехнулся Энди. — Чудовища, способные уничтожить мир. Ты разве забыла об этом, больше этого не боишься? — Когда ты ушел, все потеряло смысл, — призналась Лорен измученно. — Энди, я не должна была отпускать тебя. — Ты должна была уйти со мной, — обронил Энди твердо, и Лорен без колебаний согласилась: — Да. Должна была, но я струсила… — Пойдем со мной сейчас, Лорен, — Энди выпустил плечи сестры и решился обхватить ладонями ее лицо: нежно-нежно, и во взгляде его были мольба и надежда. — Это правильно, ты ведь знаешь. Ты и я, мы будем вместе. — Энди… Я боюсь того, какой смысл ты вкладываешь в эти слова, — призналась Лорен, и Энди ощутил, как она задрожала, обхватил ее и прижал к себе. — Я уже устал бояться, — признался он устало. — Устал бороться с тем, что чувствую, устал молчать об этом. Я хочу тебя, Лорен, слышишь? Я люблю тебя, ты нужна мне, и если ты откажешь мне, я… Я не остановлюсь и однажды заставлю тебя дать мне то, чего я хочу, силой. — Тебе не нужно заставлять меня, Энди… — глухо проговорила Лорен ему в грудь, руки ее обвились вокруг шеи Энди, и когда она запрокинула лицо, чтобы взглянуть брату в лицо, Энди увидел на ее щеках слезы. — Я знаю, что это неправильно, но я чувствую то же самое. И если мы будем вместе, то мы… Мы потеряем их, маму и папу, но я… Я выбираю тебя. — Ты не сможешь забрать этих слов назад, — в глазах Энди вспыхнули триумфальные огоньки, и мрачная, дикая радость захлестнула его. Лорен дрожала в его руках, закрыв глаза, приоткрыв губы, она ждала поцелуя… И Энди, падая в свою личную бездну, побежденный своим личным дьяволом, склонился и наконец поцеловал ее — и вкус греха был восхитителен.