Пламя Жизни

Мой город. Утопающий в зелени и тёплых сумерках, он вполне мог сравниться в красоте со столицей королевства Лордран, не говоря уж о прочих поселениях. Беседки, скрытые в просторных и дивных садах, которые согревала огненная магия, заменившая солнце; огромные многоуровневые пирамиды, служившие домами, дворцами, храмами; пруды, полные пёстрых водорослей, кишащие рыбой; редкие рощи деревьев, наполненные жужжанием насекомых и пением птиц, которые не встречались больше нигде во всём мире; купальни, укрытые в полумраке залов. Мой Изалит. Когда первобытную тьму только осветило Первое Пламя, его частица вошла в меня и пробудила ото сна, в которым до того пребывали все жители тёмного мира у корней древних каменных деревьев. В его отблесках я увидела этот город. Город, свободный в равной степени и от вечного неживого покоя драконов, и от ослепительно яркого света, стремящегося сломать и подчинить любую волю. Глубоко вдыхаю влажный, насыщенный запахами воздух. "Ради этого города я должна попытаться. Должна совершить почти невозможное. Создать новое Первое Пламя заместо угасающего, чтобы оно могло согреть весь мир и, прежде всего, Изалит. Чтобы его жители и мои дети могли не бояться угасания огня и погружения мира в холодный мрак. Ради них всех я должна преуспеть." Посмотрев на засыпающий город последний раз, я отмахиваюсь от какой-то назойливой мошки и начинаю спуск в глубины самой большой пирамиды города. Обычно простенькая магия сжигала всех настойчивых насекомых, залетающих в это здание, но в связи с предстоящим ритуалом мне пришлось на время её убрать. В огромном круглом зале меня уже ждут семеро. Преисполненные гордости, торжества, в которых они пытаются спрятать свои сомнения и страхи. Мои дочери. Тёплая ободряющая улыбка на губах смущает и вместе с тем успокаивает их. Все мы знаем на какой риск сегодня идём, но они не должны давать страху волю — огонь не прощает слабости. Закутанные в чёрное с золотом фигуры пропускают меня через свой круг — первый из трёх. Перешагиваю через второй — из чёрного камня, составляющего часть пола. Последний, третий выполнен равномерным слоем крупного каменного угля. Встаю в самом центре. В последний раз окидываю зал взглядом и прикрываю глаза. В битвах с драконами, которым огонь мало чем мог навредить, важна была скорость, реакция и осторожность. Сжечь гигантские деревья, что служили крылатым владыкам домами, отвлечь их от рыцарей и других Лордов, отступить, заманить в ловушку и при этом уцелеть. Сейчас всё было по-другому. Некуда было спешить, но цена ошибки могла оказаться даже более страшной, чем самое горячее драконье пламя. Медленно я поднимаю руки, и вместе с ними от углей начинает расти пламя. Сначала это был обычный огонь, но, когда мои движения начинают синхронно повторять семеро девушек, он ярко вспыхивает. Температура огня растёт, моя кожа почувствовала тепло, исходящее от него. Тепло, которое уже сейчас могло бы спалить дотла даже изначальное дерево, что было прочнее камня. Но моя природа, моя душа — не только огонь. Первая Душа — это Душа Смерти. Третья Душа - это душа Света. Моя же Душа — это не огонь, как может показаться, но Жизнь в любом её проявлении. Под углями прямо сквозь каменный пол пробиваются жёлтоватые ростки нового растения. Растения, которое никогда раньше не видел мир. Древо, что будет гореть вечно, вечно питать огонь. Щекотно. Дисциплинированный разум пытается игнорировать отвлекающее внимание ощущение, но что-то продолжает бегать по спине маленькими лапками, испуганное невероятным жаром, пускай он и был ослаблен чёрным одеянием. «Должно быть, какое-то насекомое залетело с улицы». Одна посторонняя мысль. Один дрогнувший палец. Один сократившийся мускул. Огонь не прощает слабость. Жарко пламя вырывается за круг углей и бьётся о невидимую стену, что возникла над вторым кругом. — Мама! Кто из них вскрикнул от ужаса? Мне не до того. Резко вспотевшими руками я пытаюсь усмирить, успокоить разбушевавшийся огонь, но он не слушается! Его питает дерево, что растёт и горит в непрекращающемся цикле. Щекотка в районе шеи сменяется резкой болью, но я не обращаю на это внимания, пытаясь укротить бушующий вокруг меня пожар. Багровые языки, всегда такие покорные и безвредные, лижут ладони, оставляя следы из алых пузырей и лопнувшей кожи. Раны тут же зарастают, чтобы новая, нежная кожа снова сгорела в этом непокорном пламени. И моё тело, совершенное, всегда способное преодолеть любые трудности, адаптируется. С каждым ожогом кожа становится всё толще, прочнее и грубее, словно дерево. Но огню такое только в радость — и вот мои ладони, всё ещё воздетые вверх, сами занимаются огнём. Вдруг огненный круг отступает, припадает к земле, и я вижу их. Схватив друг друга за руки, они сформировали живую цепь вокруг меня. Помимо воли я с гордостью улыбаюсь, радуясь за своих дочерей. Но улыбка тут же превращается в гримасу боли. Я с ужасом понимаю, что без уничтожающего огня моя одеревеневшая плоть быстро и беспорядочно разрастается, устремляясь к пылающем корням, раздвигающим угли. Так не должно быть. Это неправильно, неестественно — но жаркое, невероятное пламя что-то изменило, сломало в моём теле и в той частице Изначального Огня, что горит внутри. Чувствую, как сквозь пальцы ног пробиваются корни нового дерева, как волосы слипаются и твердеют. Я понимаю — когда процесс завершится, мне будет не по силам загасить пробудившуюся стихию. Уже сейчас у меня получается только сдерживать круг — и то только благодаря поддержке дочерей. Эти мысли вихрем проносятся в голове, отогнав появившийся было шум на краю сознания. — Бегите. — И этот грубый хрип — мой голос? Голос, что поэты сравнивали то с журчанием серебряных ручьёв, то с песней ночных звёзд? Никто из них не двигается с места. — Бегите! — Голосовые связки будто объяты огнём; я чувствую, как они тоже начинают деревенеть. Они дрожат. Боятся. Не за себя - за меня, глупенькие. Но не все. Одна фигура делает шаг назад. Ещё один. Бросается к выходу, не оборачиваясь. Остальные продолжают стоять, несмотря на то, что пламя, ощутив слабину в разомкнувшемся круге, вновь начинает подниматься. — Бегите! — Вкладываю все силы в приказ. В былые времена, даже сам Владыка Света, услышав этот тон, предпочитал послушаться. — Мы тебя не бросим! — Самая низкая фигурка отважным, звонким голосом кричит сквозь стену огня. Но её сестра всё же слышит голос разума и начинает шагать назад, утягивая остальных за собой. Двое разжимают руки и разрывают цепь. — Я за братом! — Та, что вняла моим словам, решительно бросается к выходу. Трое собираются последовать за ней, но стена чёрного камня поддаётся давлению пламенного хаоса именно в этот миг — ведь его теперь сдерживают вместе со мной лишь две ведьмы. Огненная коса, чьё древко похоже не то на ветвь дерева, не то на кость, пробивает незримую преграду и устремляется к ним. Я кричу от отчаяния и пытаюсь отвести эту алчную, полуразумную стихию, но тщетно. Коса прожигает чёрные юбки, что не каждый дракон мог подпалить. Мой крик переходит в безумный вой, когда две мои дочери падают на пол, едва не теряя сознания от захлестнувшей их боли, а третью волной жара отшвыривает в сторону, ударяя об стену. Коса тем временем продолжает движение и протыкает стоящую справа от меня. Протыкает - и гаснет, когда девушка медленно оседает на пол. Разум отказывается верить в произошедшее. Дорожки горячих слёз испаряются прямо на лице. Но вот одна из дочерей встаёт; чёрные волосы выбились из-под капюшона, и живой гривой расплескались по спине. Она поднимает сестру, хотя сама выглядит не лучше — ноги покрыты жуткими волдырями, местами кожа лохмотьями слезла с мяса, обнажая ткани. — Береги… — это мои последние слова, я чувствую, как связки окончательно становятся твёрдыми и неподвижными, — береги сестру. Она оборачивается, и я вижу её прекрасное лицо, одновременно обезображенное и одухотворённое гневом и решимостью, отчаянием и болью. Кивнув, она, прихрамывая, вытаскивает сестру на ступени и скрывается из виду. В голове вновь нарастает неясный шум, заглушающий мысли и, как ни странно, боль. Я с трудом поворачиваю голову к двоим девочкам, что так и не дрогнули. «Ваш черёд», — хочу я сказать, но лишь слабый скрип вырывается из грудной клетки. Но они понимают. Самые старшие давно всё поняли. Потому и не отступили. И не отступят. Дадут время сёстрам убежать и предупредить горожан. Может быть даже, спасти их. Впрочем, та, которую пронзила огненная коса, уже никуда не сбежит, даже если захочет. Чувствую, как трясётся земля. Слышу далёкий грохот и…взрывы? По стенам храма, которые стремительно покрываются трещинами, пляшут дьявольские тени, и весь мир, кажется, ходит ходуном. «Нет-нет-нет! Изалит не может погибнуть так, он должен жить! Он и мои дети — они должны жить!» Это мои последние осознанные мысли, что смогли пробиться сквозь заполнивший разум шум. Что-то шевелится, шуршит внутри меня, внутри моей головы. Оно куда-то прогрызает себе путь, спасаясь от разверзнувшегося снаружи ада. Сквозь тьму видны лишь отдельные картины. Из трещины вырываются грубые толстые корни, опутывающие камень, не дающие ему развалится. Такие же корни коконом укрывают тела дочерей, что отдали последние силы в попытке остановить пламя. Отброшенная в сторону фигура медленно поднимается на ноги и шатающейся походкой идёт к выходу, бросив перед этим на меня долгий, но лишённый даже намёка на осмысленность взгляд. Наконец, глаза закрывает какая-то грубая, безумная сила. Мой разум окончательно гаснет, растворяется в океане шума, похожего на писк мошкары.