Чужой ребенок или повторение пройденного.

Глава 2. Павел - Мальчишка! Разгильдяй! Как он мог! Разорить компанию… дело всей его жизни! Столько труда, столько средств вложено. На такие жертвы пришлось пойти… Павел Олегович расхаживал по кабинету и разговаривал сам с собой. Гнев на сына душил его. Иногда в отчаянии он взмахивал рукой, но потом безнадежно опускал ее. Он уже высказал Андрею все, что думал о нем, но видимо не до конца. Или он хотел таким образом убедить себя, что его собственной вины нет? Почему Андрей не доверился ему, своему отцу? Вместе они нашли бы выход… Собственно, он и сам нашел. Антикризисный план очень неплох. Значит, он доверяет этой чужой девушке, а не отцу. Этого следовало ожидать, ты ведь не был ему другом, признайся себе. Он тоже жертва. А еще… еще она, Олюшка. Она главная жертва. Ее ты принес в жертву своим амбициям, карьере, благосостоянию. А ведь любил ее… Очень любил… Она так восторженно смотрела на него! С такой любовью! Не заметить этого было нельзя, но он не воспринимал ее всерьез. У него была невеста. Готовилась свадьба. С Маргаритой они давно встречались, еще с института. Он оставался у нее ночевать. По нынешним временам он бы жил у нее, но тогда это считалось неприличным, и они не афишировали своих близких отношений. Маргарита любила его. Она сама его выбрала, а он не сопротивлялся: ему льстила любовь такой девушки. Мало того, что красавица, умница, так еще и с квартирой. И родители не простые. Отец – генерал. Имеет большие полномочия и связи «на верху». У него пролетарское происхождение, и он благоволит к Павлу, чувствуя в нем единомышленника. А мать Маргариты – из «бывших», из дворян. При ней он чувствовал себя неуютно. Да и генерал, похоже, тоже. Она и Маргариту воспитала в своем духе: сдержанность, гордость, не проявление своих истинных чувств. Наедине с ним Ритка была другая – именно простая, любящая Ритка, а не величественная Маргарита. Павлу казалось, что он тоже любит ее, и он сделал ей предложение. Да и генерал не раз намекал, что его зять будет директором, никак не меньше. Свадьбу отложили на полгода – пока Маргарита институт закончит, но это не беда: месяцем раньше, месяцем позже – какая разница… Вот тут-то он и влюбился! В нее, в Олюшку. Кто бы мог подумать, она ведь такая несовременная, «простушка» по сравнению с Маргаритой. И волосы заплетала в косу, и одежду носила не городскую. И песни напевала старинные. А как она улыбалась! Но только не ему. В его присутствии она опускала глаза, щеки ее заливал румянец, и она готова была заплакать. Ему это нравилось, и он не упускал случая, чтобы ввести ее в смущение. Она стала отличной швеей, стахановкой, и ее кандидатуру часто выдвигали в президиум разных торжественных собраний: тогда было принято, чтобы в президиуме сидели наравне с руководителями и простые рабочие. Они часто оказывались там вместе. А потом он не стал ждать, когда предложат ее кандидатуру, самолично вносил ее фамилию в списки. Все привыкли к тому, что она всегда сопровождает его, и не видели в этом ничего необычного. А ему было с ней хорошо. Уютно с ней было. Не нужно было никого из себя изображать: ни успешного руководителя, ни образованного, культурного человека, разбирающегося в театральных новинках и знающего, для чего используется четвертая вилка. С ней он был самим собой. Он не задумывался о своем отношении к ней, пока не произошел тот случай. Они были в другом городе на слете передовиков производства. Она переела мороженого и заболела. Тогда он и понял, что она для него значит: страх за ее здоровье, жалость, желание облегчить ее боль, защитить от всех невзгод, и … нежность к ней, такой беспомощной, нуждающейся в его опеке. Эти чувства обрушились на него водопадом. Казалось, что он не сможет дышать, если немедленно не расскажет ей об этом, не признается, как он любит ее. Он рассказал, и она поверила не раздумывая, и призналась, что тоже любит его, давно любит. Ах, как она его любила! Никто и никогда не любил его так! Ее стеснительные ласки приводили его в восторг. Маргарита тоже не проявляла бурных эмоций, но ее сдержанность была высокомерной, а Олюшкина – трепетной. Она ничего не просила, не заговаривала о будущем. Казалось, что она не надеется на то, что они будут вместе долго (а так оно и было, свадьба приближалась) и хотела дать ему как можно больше своей любви, нежности… и… страсти! Да, потом была страсть: сильная, ненасытная и с его, и с ее стороны. Он был уверен, что и после свадьбы их отношения продолжатся, но она решила по-другому и неожиданно для него вышла замуж. Он был ошеломлен этим известием, уязвлен в своих чувствах. Раненое самолюбие не позволяло ему подойти к ней и выяснить все обстоятельства. И даже слухи о суровом отношении к ней мужа не заставили его переменить свое поведение, хотя он и осознавал, что это связано с ним, с их прежними отношениями. Павел сел, наконец, за стол, попытался заняться неотложными делами, но вскоре бросил это бесполезное занятие – работа не шла на ум. Необходимость самоанализа заглушала все другие мысли. В данный момент он отчетливо понимал, что всегда был эгоистом, всегда думал только о себе. Так было с Маргаритой, так было с Ольгой, так есть и с Андреем. С Олей расстался, чтобы жениться на Маргарите. На Маргарите женился, чтобы карьера была успешная. Сына лишил должности, вовсе не из-за кризиса. Кризис – явление временное, и он не хуже Андрея это понимает. Задело его, что Андрей выбрал свой курс, его не послушал. Потому и наказать решил больнее – передал руководство злейшему сопернику – Александру. Вполне мог оставить сына президентом: антикризисный план очень неплох, они бы справились с положением в компании. Вот и получается, что и Олюшка, и Маргарита, и Андрей – все жертвы его эгоизма. Но он и сам жертва. Он задушил в себе любовь. Нелегко это было, очень не легко! Несмотря на обиду и злость не мог он забыть Ольгу. По ночам чудились ему ее нежные прикосновения. Ее жалостливые вздохи и бесхитростные признания: « жаль моя… счастье мое… лЮбый мой…», - эти слова ему не забыть. Почти год он винил ее, и только когда родила она раньше срока, зародились в нем сомнения, стал он предполагать, что замужество ее было не местью, и тем более не спланированной заранее игрой, а вынужденной необходимостью. Этим она спасала его и его брак от ненужных слухов и сплетен. Расплату за любовь она приняла на себя. Как в песне, которую она любила напевать: «… сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду - я одна…». И все-таки он не был уверен, что ребенок его. Смотрел на него издали. Но понять было трудно, мальчик слишком похож был на Ольгу. А вот когда подрос… Он увидел в нем себя: свои жесты, свои позы, свой голос. Тогда он всеми правдами и неправдами добился, что Глеба послали учиться в престижный зарубежный колледж. А еще раньше он придумал для нее должность помощника дизайнера и смог назначить хорошую зарплату – иначе ей было не осилить воспитание двоих детей после развода с мужем. Странно, но она любила Андрюшку, их с Маргаритой сына. И он отвечал ей такой же искренней любовью. Со всеми проблемами бежал к тете Оле. Дети, они чувствуют, кто и как к ним относится. Хотя Маргарита любила сына безумно. И сейчас любит. А он…Нет, он был рад его появлению, и считал что любит сына: как же, наследник! Продолжатель фамилии! Вот только общался с ним редко: все дела, работа. А сын что – он растет, проблем особых не вызывает, а по душам поговорить – на то мать есть, с ней они секретничают, да еще Оля, с ней он еще чаще делится. А она за него – горой! Вспомнил вчерашний разговор с Ольгой. Никогда раньше она не разговаривала с ним в таком тоне. - Можно? - Заходи, Оля! Рад тебя видеть. - Я поговорить хотела. - У тебя проблемы? Что-то случилось? - У меня? Нет…, - горько улыбнулась, - Все, что могло случиться в моей жизни, уже давно случилось. Я не о себе… - Понятно. За Андрея пришла просить… Чтобы я восстановил его в должности. - А что, он, несмотря на все его ошибки и авантюрные действия, все равно как президент лучше Воропаева. И ты это знаешь не хуже меня. А наказал ты его не за ошибки в руководстве, а за то, что посмел пойти своим путем. Ты, наверное, даже рад, что он ошибся. Теперь ты можешь его упрекнуть: «я же говорил… я предупреждал…» Ольга горячилась, голос ее звучал твердо, и слова ее били наотмашь. «Такой» он ее не знал… - Ну, что ты говоришь, Оля? Я же… Но она не дала ему оправдаться. Не считала это нужным: все равно она останется при своем мнении. - Паш, я не про компанию хотела поговорить. Она твоя, и ты волен поступать так, как считаешь правильным. Я об Андрее… - Я так и понял. Но до очередного Совета я не буду ничего менять - Я не об этом… - А о чем? - Ты считаешь, что у него нет других проблем? - А… эта некрасивая история с секретаршей… Ты об этом? - Она не просто секретарша. Он ее любит. И страдает от того, что она ему не верит. Но я думаю, они помирятся. И тогда он придет разговаривать о ней к вам, своим родителям. Маргарита, я уверена, будет категорически против Кати, а ты ее поддержишь, хотя тебе в принципе все равно, на ком Андрей женится. И опять получится, что вы вдвоем против него одного. С точки зрения педагогики это правильно, а по-человечески… Паш, я прошу тебя, поддержи сына, встань на его сторону. Пусть он почувствует, что не одинок! Иначе ты потеряешь его как сына… - Хорошо. Я подумаю. А как Глеб? Не вернулся? - Нет, не вернулся… И Варя уехала... - Так ты совсем одна? Она не ответила, только кивнула, а он продолжил: - Если бы знал, что так получится, не старался бы отправлять его … - Так это ты? Я думала, что от школы… Он хорошо учился… - Хороших учеников много… Скажи, Оль: он мой сын? - Твой, конечно. Разве ты не догадался? - Почему ты мне тогда не сказала? - А ты хотел это услышать? Тогда бы твоя жизнь могла разрушиться. Я этого не хотела. Ольга пошла к выходу, но остановилась, не доходя до двери. Повернулась к нему, спросила с вызовом: - Ты хорошо прожил свою жизнь? Ни о чем не жалеешь? Павел вздрогнул как от удара, посмотрел на нее. В глазах была тоска и боль. - Жалею, Олюшка, жалею… Я многого добился в жизни, но и потерял много. - ? - Тебя я потерял. Так, как ты, меня никто больше не любил… А ты вспоминаешь нашу любовь? В голосе послышалась надежда. Как будто через столько лет для него это было все еще важно. - Мне и вспоминать не надо. Я никогда не забывала свое короткое счастье. Другого-то у меня и не было. Он подошел к ней, обнял за плечи, хотел прижать к себе, но не осмелился, только заглянул в глаза. Увидел в них все ту же нежность, и сердце сдавила боль. - Что же мы наделали, Оленька… я наделал… сам себя обманул… - Чего уж… Что теперь говорить… Жизнь прожита… Ты о сыне подумай! Чтобы у него так не получилось… - Прости меня, Олюшка, если сможешь…