Витражи

- Кто ты? Великий ли спаситель? Иль грешный разрушитель? Чьё знамя ты несёшь в руке? Кто имя дал твоё тебе? Посланец Рая? Ада сын? Скажи же, кто твой господин? Кого зовёшь в тиши ночной? За что клянёшь весь род людской? Нечестивец? Святый сын? Ну кто? Ну кто твой господин?

      Алое зарево рассвета напоминает гноящуюся открытую рану, откуда вот-вот хлынет кровь, грозя обитателям земли заполнить её до самых краёв. И вряд ли после такого хоть один голубь принесёт оливковую ветвь. Человечество наверняка заслуживает такого конца, хотя откуда Шики достоверно это знать? В прохладном воздухе витает эфемерный запах смерти, боли и немного ладана, который въелся в остатки полуразрушенных стен этой старой церкви на самых задворках малолюдной планеты. Шики тяжело дышит через рот, плотно сжимая зубы и безуспешно прикрывая правой рукой рваную рану. Кровь течёт безостановочным потоком сквозь пальцы, тёплая и вязкая, она пропитывает собой одежду парня, и образует небольшую лужу под ним. Первые косые лучи холодного солнца создают на её поверхности багряные блики, играя и переливаясь. Гранбелл чувствует в голове лёгкость и головокружение, словно вновь катается на бешеной карусели, вот только в этот раз ему ни черта не весело. Онемевшие руки всё слабее пережимают кровоточащую рану, а веки смыкаются от холода, нестерпимо хочется спать, и чары Морфея скоро поглотят туманное сознание. Но в данной ситуации он просто не мог позволить себе такую роскошь как отдых и сон, за ним должны прийти, а пока он просто смотрит на осколки витражных окон с ликами святых. Покрытые трещинами, выбитые в некоторых местах стёкла прекрасной мозаики ловят на себе утренний свет и отбрасывают цветные тени. Любящее лицо Девы Марии, её сложенные в молитве руки и всеобъемлющая любовь к миру в стеклянных глазах; Шики мечтает однажды стать таким. Мечтает вырасти созидателем, уничтожив разрушителя внутри себя. И пусть это значит изжечь своё естество, если он станет лучше, то он готов пойти на это ради неё.       Здесь, на безызвестной всем планете, он, подобно Дьяволу, сотворил Ад. Кружа в яростной битве с пиратами, он убивал и ломал людей, дома, деревья. И ему было плевать на виновных и невинных, все, кто был в поле его досягаемости – враги. Что-то в нём сломалось, истлелось и преобразилось в новое, уродливое и злое. Свет внутри него перегорел, уступая место обсидиановой тьме, и некому там было вкрутить даже самую маленькую лампочку. Почему искреннее чувство любви к ближнему и природное любопытство обернулось лютой злобой и жгучей ненавистью? Что его так сильно изменило? Он задаёт эти вопросы пересохшими посиневшими губами, но некому дать ответ. Витражные святые назидательно смотрят сверху вниз, осуждая, переливаясь радугой в лучах отвратительно яркого солнца. Гранбелл ненавидит этот свет, он выжигает воспалённые глаза, и у него нет сил даже поднять голову. Парень хрипло смеётся, ощущая холод стены лопатками, и думает, что не так должна была закончиться его жизнь. А его ли?       Иногда во снах Шики видит другой мир, куда более правильный и подходящий ему. Он разительно отличался от этого и был ярок и прост настолько, что хотелось без конца смеяться. Там магия не считалась чем-то странным и позабытым, она искрилась в воздухе, наполняя людей до самых кончиков волос. У Гранбелла было много шумных друзей, был свой дом и почему-то Хеппи был его лучшим другом. Там головокружительные приключения, безумные люди, смертельная опасность и кто-то до безобразия прекрасный. Улыбающийся, смеющийся и по-настоящему любящий его. В том мире Шики был демоном-спасителем. В этом же - святым разрушителем. Но не смотря на все плюсы того волшебного мира, он ни за что его не променяет на настоящий, реальный, тот, в котором нет очаровательной незнакомки со смешными хвостиками. Зато в нём есть Ребекка. И этого для него достаточно, чтобы выбрать именно эту реальность. Ребекка.       Имя её всплывает в плохо соображающей голове так чётко, что парень немного пугается. Бикьюберша будет в не себя от гнева, когда поймёт, что он натворил, но простит. Всегда прощает. Губы растягиваются в улыбке при мысли о ней, становится чуточку теплее, вопреки пронизывающему всё тело холоду, который склизкими лианами оплетает его естество. На его планете никогда не было какой бы то ни было религии, да и о существовании Бога он узнал уже позже, когда бороздил просторы необъятной Вселенной. И не смотря на его оптимизм и жажду принятия всего нового, в Него он не поверил. Для него неосязаемый, далёкий и ничего ему не говорящий Создатель был лишь байкой, каких много на этом свете. Но если бы Шики дали право выбирать, в кого верить и кому поклоняться, он бы без промедления ответил. Ребекка. Её протянутая рука, спасшая его от одиночества на заржавевшей планете роботов, стала чем-то поистине чудесным. Её слёзы, пролитые за незнакомца, были самыми искренними и чистыми из всех, какой ныне живущий смог бы таким похвастаться? Если бы Гранбеллу дали шанс, он бы создал религию её имени, превознёс над другими и преклонялся, отдавая всю свою ничтожную душу. Она была поистине прекрасна внешне и духовно, настоящая, любящая, сильная, отважная, живая и много-много ещё какая. Всего не упомнить. В его глазах она перестала быть человеком и стала Богом. Так что выкусите, витражные святые, его молитвы направлены не к вам.       От этих мыслей парень заходится в приступе смеха и кровавого кашля, содрогаясь всем телом в болезненной судороге. Его тело больше ему не подвластно, но он знает, что осталось ещё немного подождать, и она придёт на эту землю, омытую кровью людей, врагов, друзей. Со своего небесного Царствия прямо в его пекло. Он уже слышит её шаги и голос, зовущий его. Последний раз взглянув на витражи, что так красиво блестели яркими пятнами на солнце, отбрасывая разноцветные блики на разрушенный пол, он медленно следует за звуком её голоса. Одеревеневшее тело отказывается двигаться, но, собрав последние силы, он ползёт к ней на израненном животе, оставляя багровый след после себя, как мерзкая улитка. Пальцы впиваются в сгнившее дерево, бывшее некогда полом, стирая кончики в кровь, но ему всё равно. Под ногтями кровоточат впившиеся занозы, но он должен идти на её зов. - Шики, прошу тебя, остановись! – посеревшими от ужаса губами, шепчет Ребекка, опускаясь перед ним на колени, не в силах устоять на ногах. – Умоляю тебя, прекрати!       Он неудачно заваливается на бок и стараясь подняться, ударяется головой о скамейку. Шипя от боли, чувствует, как что-то холодное и тяжёлое опускается ему на макушку. Из последних сил подняв голову, он видит мёртвено-синию руку, свисающую со скамьи, раскрытая ладонь переливаестя всеми цветами радуги в витражной тени. Он открывает в недоумении рот и приподнимается. На него смотрят остекленевшие голубые глаза, лишённые бликов, и он давится собственным криком, содрогаясь в очередном приступе и задыхаясь. - Шики, они этого не стоят, - отринув страх, Реббека со всех ног несётся к нему, минуя собственного оппонента, видя, как в запале битвы, Гранбелл не смотрит по сторонам и мощный лазерный луч пушки направлен прямо на него. Девушка обнимает его со спины, привлекая внимание к противнику и он, приняв единственно неверное решение, прыгает вверх. Радуясь, что избежал удара, он хочет отвести её в безопасное место, но объятия бикьюберши ослабевают, и она замертво падает у его ног. Всё, что от неё осталось – лишь верхняя часть туловища, и запах палёной плоти заполняет всё вокруг. А после алое марево заливает глаза, и в нём больше не остаётся сожалений. Единственная его цель – уничтожить этот мир, который он так любит. Ведь правду говорят, что от любви до ненависти один шаг. В его случае это всего лишь одна оборвавшаяся жизнь, но и этого достаточно, чтобы утопить эту несчастную планету в крови. - Ты - моя святая вода, - шепчет он всплывшие в сознании старой, неприлично старой песни строчки, так сильно запавшие ему в душу. Ну или что там у него осталось. Гранбелл переплетает её холодные пальцы со своими и ложится на пол, перетягивая тело к себе. Ребекка в два раза легче обычного, и это вышибает из него все силы. Лоснящиеся светлые волосы с забавными кучеряшками впитывают витражные лучи, а голубые глаза смотрят со всеобъемлющей любовью только на него. Шики улыбается, целует её в приоткрытые от удивления губы коротким, едва ощутимым поцелуем. Он не смеет более оскорбить своего Бога. – Только я умираю от жажды.       Так что же его так сильно изменило? Этого Шики никак не вспомнит.

- Ни Свят Отец, ни Дьявол сын. Никто из них не господин. Рождённый ненавистью, злобой Несу я в мир проклятье кровью. И кто теперь мне вызов бросит? Кто ты?