Сломанные

      — Еще одна чашка кофе не повредит. — говорю я сама себе, в очередной раз взяв крепкий напиток в руки. Кружка нагрелась и от этого она, весьма горяча, и я даже чувствую покалывания на кончиках пальцев, но все равно продолжаю сжимать её ещё сильнее. В комнате темно, работает только бра, которая стоит у дивана. Присев на него, я невольно остановила взгляд в одной точке, но мне большего и не требуется. Я пытаюсь собрать мысли в одну кучу и даже кое-что получается, но в следующую секунду все мои размышления снова разбегаются в разные уголки моего сознания. К сожалению, этот терпкий напиток не помогает избавиться от сонливости. Но я не могу позволить себе хоть немного поддаться сну, иначе испорчу отдых не только себе, но и спящему в соседней комнате Хоффману.       Незаметно для себя я задремала, но жуткие стоны из спальни разбудили меня. Чашка из-за моей небрежности оказалась слишком близко к краю и, в попытке быстрее добраться до источника звуков, я случайно роняю ее. Наплевав на то, что это пятно испортило мне довольно дорогой ковер, продолжила идти в спальню.       Едва я коснулась ручки двери, крики прекратились. Меня по-настоящему напугал Хоффман.       Когда я зашла в полутемное помещение, то застала склоненного мужчину, в полусидячем положении. Тут еще можно различить, как он обхватил руками голову. Я делаю несколько осторожных шагов, прикрывая дверь, в его сторону и присаживаюсь с другой стороны постели. Матрац прогибается подо мной, заставляя Хоффмана повернуть голову в мою сторону.       Лунный свет, что пробирался в комнату, едва освещал нас. Хотя этого достаточно, ведь уловить страх, который сковывал наши тела, было не сложно. Я бережно касаюсь его руки и в один момент оказываюсь в объятьях. Он сломает мне кости если не отпустить, но я не шевелюсь и даю ему время прийти в себя.       Не замечала раньше за ним кошмаров. Но и не часто нам приходилось спать вместе. С окончательного и бесповоротного закрытия дела Крамера, мы стали реже видеться. По большей части это была моя инициатива, хотя на душе продолжали скребстись кошки.       Боялась привязаться к нему ещё больше и это, пожалуй, была единственная причина. Но самая глупая, что греха таить. Ведь сколько бы я не убегала от себя, своих мыслей и желаний проигрыш был у меня в кармане. Ноль-один, в пользу Хоффмана. Уже в который раз.       Но иногда сидя в этой же комнате и глядя куда-то отстанёно, скорее даже вглубь себя, я честно признавалась тишине вокруг меня, что он мне необходим. Как кислород. Без него словно жизнь теряла не только красочные оттенки, но и цвета вовсе.       Он нужен рядом.       Даже если он изредка обращает на меня внимание, полностью погруженные в свои дела. Иногда бросая в мою сторону короткий взгляд, видимо, чтобы убедиться, что я на месте и не влезла в очередную передрягу. А может Марку не нравилось, что я неотрывно прожигаю его взглядом.       Но я продолжала терпеть пустоту вокруг до критической отметки.       Захлебываясь одиночеством, я бросалась к нему.       Просто рядом.       Я прижимаюсь к нему всем телом, желая утонуть в нем без остатка. Утыкаюсь носом в его шею, касаясь ее губами и чувствую солоноватый вкус.       Уверенна, детектив догадывается о причине, которая не позволяет нам двинуться дальше. Ведь он один знает, какого остаться один на один со своими кошмарами, какого постоянно жить со страхом перед будущим и беспрерывно прокручивать в голове ужасы прошлого.       Я никогда это не произносила в слух, но Марку это никогда и не требовалось. С нашей первой встречи он интуитивно знал что мне нужно и когда. Он читает меня как открытую книгу, хотя я продолжаю тешить себя надеждами, что все мои секреты всё ещё только мои.       Ощущаю, как Марк зарывается носом в моих волосах, делая размеренные глубокие вдохи. Кожа покрывается мурашками каждый раз, когда горячее дыхание опаляет кожу.       Он отстраняется. Лишь, крепко прижимающие моё дрожащее тело к себе, руки и недоверчивый взгляд касаются меня. Под ним чувствую себя неуютно и даже как-то мерзко на душе. Глаза слегка сужены, тусклые. Морщинки стали глубже. Уголки рта слегка опущены.       Я могу разглядеть каждую деталь лица Хоффмана в чертовой полутьме, но не могу понять, что твориться в собственной душе.       Хочется выть от безысходности, от осознания того, что нам не сбежать от прошлого. Превратившись в монстров однажды, мы не станем прежними людьми.       Перебираюсь к нему на колени, немного освободившись от его захвата и делаю тихий вдох. Хоффман знает, что держал меня слишком крепко, но даже он может быть слабым, также, как и другие нуждается в поддержке.       Бережно обняла теплыми ладонями шершавую кожу лица испуганного мужчины. Немного склонила свою голову вниз, и уперлась во влажный, от пота, лоб собеседника.       — Ты можешь рассказать мне. — не стоит его уговаривать, мысленно помечаю я. Его руки, забравшись под футболку, неторопливо исследуют мою спину. Его теплые пальцы, касаясь моей кожи, оставляют тлеющий след. Они изжигают меня с каждым новым прикосновением, но я хочу сгорать. Хочу тлеть в его объятьях.       — Ты снова нажала на чертов курок. — я закрываю глаза, с ужасом вспоминая сцену из прошлого. Минуты, когда решила, что он сможет убить меня, лишь бы дальше нести свое никчемное существование. Так, кажется, он говорил в первые дни наших «устаканившихся» отношений.       Затем память подкидывает кадры нашей встречи в больнице. Марк смотрит на меня будто я предала его, в тот самый миг, когда наставила пистолет на себя, будто я — чудовище, не знающее ни жалости, ни сочувствия, будто это я его едва не убила в грёбаном зоопарке.       Нервный вздох.       Снова причиняю ему боль. Снова заставляю его чувствовать этот ужас, даже не прилагая к этому никаких усилий.       Чувствую металлический привкус во рту и замечаю, что закусила губу слишком сильно. Облизав губы, наклоняюсь к нему и целую. Боюсь, что отвергнет, но он отвечает на мой порыв. Мысли в голове роятся, но я не нахожу подходящий слов, да и сейчас даже не желаю, что-либо говорить. Уже достаточно было сказано.       Тягостный груз прошлого понемногу теряет свою весомость и отходит на задний план, отдавая чувствам и эмоциям главную роль. Марк целует с нажимом, даже немного грубо. Я пытаюсь отстраниться, но он не дает мне этого сделать, лишь сильнее стискивая меня.       — Я так боюсь тебя потерять. — он отпускает меня на минуту. Смотрит в глаза, а затем тянется за краями футболки и снимает ее.       Теперь мы на равных.       Но что я могу на такое ответить? Что он мне дорог до невозможности? Что я также страдаю от каждого внезапного звонка, с ужасом думая, что кто-нибудь мне сообщить о его гибели? Что спать могу только под снотворным, чтобы в очередной раз не проснуться одной в холодной постели с разрывающей мыслью: звонить или подождать до утра или может вовсе не звонить?       Он касается губами кожи за ухом, затем ощущаю, как его горячий язык прикасается к мочке моего уха. Стон слетает с губ. Я слышу его будто со стороны. Неправильно сравнивать себя с глиной, но именно так я представляю себя в его руках. Он знает каждый изгиб моего тела, знает куда нужно надавить, чтобы я капитулировала до начала военных действий.       Ощущаю его зубы, скользящие по моему подбородку, спускается вниз к шее и остановился возле нечётко выделяющегося на бледной коже изгибе. Точечные поцелуи уже насилуют мой мозг, торопя и так уже ускользающий прочь рассудок.       Чёрт бы побрал меня подсесть на этот наркотик под названием Хоффман.       Вот что ощущают наркоманы, желающие новой дозы.       Выворачивающую тебя наизнанку безнадёжность и боль, желание и злость. Ни один человек не чувствует так остро, как зависимые. И теперь я одна из них.       Ощущаю его возбужденную плоть и неспешно начинаю двигаться так, чтобы эти мучительные мгновения стали совсем невыносимыми. Марк дышит сквозь зубы, я же не могу сдержаться и стону. При каждом новом движении.       — Детка, я больше не могу. — он кладет руки на мои ягодицы и приподнимает, чтобы в следующее мгновение помочь мне опуститься. Головка медленно проникает в меня. Он заполняет меня всю до капли, как сделал уже со всем в моей жизни: работой, головой, воздухом. Проник и заполнил собой каждую клеточку. Я касаюсь шеи рукой и тянусь за поцелуем, заглушая в нём очередной стон.       Это глупо улавливать минутные порывы, чтобы быть вместе. Быть единым целым.       Провожу языком по щеке, кусаю за мочку. Движения единого организма. Каждый раз ускоряя темп. Словно танец из медленного вальса переходящий в страстное любовное танго, делящее жизнь на до и после.       Он замирает, прижимаясь ко мне. Я чувствую, как горячее естество заполняет меня. Это ощущение истинного наслаждения туманит разум вовсе и сжав его волосы в кулаке, я кончаю.       Чёрт бы побрал Крамера, из-за которого мы с Хоффманом познакомились.       Чёрт бы побрал Марка, который сделал меня такой, сделал зависимой от каждой нашей встречи.       Чёрт бы побрал меня за мои слабости.       Я ложусь рядом, приобнимая Марка одной рукой, и кладу голову ему на грудь. Чувствую, как он прижимает меня.       Я знаю, что сегодня ни меня, ни его больше не потревожат кошмары, что до завтра мы можем не думать о том, что твориться там, за окном, в предрассветном городе, что таит в себе грязные, жуткие тайны каждого встречного.       Я слышу, как сердце перестает биться в бешенном темпе, как выравнивается дыхание любимого и взглянув на мужчину, вижу, что он спит. Едва подергиваются ресницы, морщинки у глаз разгладились, мягко чуть заметно улыбается. Возвращаю голову на грудь детектива и закрываю глаза.