Solace in Shadows / Утешение в Тени

      Голова Гарри раскалывалась.       Остатки сна — или видения, не поймешь — противно всплывали в мыслях, пока он вертелся в простынях. Он лихорадочно пытался как-то выбраться из западни сознания Темного лорда, нащупывая очки, ко лбу будто приложили кусок раскаленного железа.       — Эй… полегче там. — Знакомый голос послышался откуда-то из-за спины, в темноте стояла размытая фигура, которую удалось разглядеть лишь надев очки. Гарри хватал ртом воздух, мог наконец видеть склонившегося на краю его постели Тома, держащего его за руку. Слизеринец был бледен, бледнее обычного.       Гарри сглотнул.       — Ты…?       — Да.       Верно. Они оба… почувствовали это, увидели это. Неважно. Гарри, ссутулившись, резко выдохнул и перевел взгляд обратно на простыню, вертя в руках ниточку. Он не знал, что теперь делать. Он не имел ни малейшего понятия о том, как Том относился к Волан-де-Морту. Не то чтобы он сильно отличались поведением… по крайней мере, исходя из того немногого, что Гарри знал о поведении Волан-де-Морта в сравнении с Томом. Странно было даже думать об этом на самом деле, учитывая, что они технически были одним и тем же человеком.       — Ты в порядке? — Голос Тома не выражал никаких эмоций, но сам факт, что он спросил, должно быть, что-то да значил. Рука слизеринца смахнула его нитку, и он снова поднял на него взгляд. Свет загорелся на конце палочки, и Гарри сонно заморгал, пытаясь привыкнуть.       — Ага, я… я в порядке, — выдавил он.       Взгляд Тома метался между его глазами и шрамом, и Гарри невольно задумался, не выглядит ли он сейчас как-то особо. Не горит ли. Потому что ощущалось именно так.       — Ты кричал.       Здорово. Просто восхитительно. Горло Гарри напряглось, кровь прилила к щекам.       — Ох, ты это слышал, — вяло сказал он. Он отвернулся, чувствуя стыд за… он не был уверен, была ли это дотошная забота или вполне разумное любопытство.       — Я принесу тебе воды, — Том встал. — Сядь.       Гарри наблюдал, как Том вышел из комнаты, вернувшись меньше чем через минуту и сунув ему в руки стакан.       — Пей медленно, — посоветовал наследник Слизерина, вглядываясь в него. Гарри поднес стакан к губам, слушаясь. Хотя бы потому, что в таком случае ему не нужно было говорить. Ему стало немного спокойнее, однако голова по-прежнему болела. Он закрыл глаза и попытался вспомнить, как выглядел Волан-де-Морт, но помнил только ужас, охвативший его.       В прошлый раз шрам болел, потому что Волан-де-Морт был поблизости. Но ведь сейчас это невозможно, не так ли? Его трясло.       Другой рукой он напряженно сжимал одеяло. Мысли роились. Значило ли это, что Волан-де-Морт вернулся? Он не был уверен, что справится с этим.       — Ты так и будешь пялиться на меня? — пробормотал он, держа стакан у рта. Ладони покалывало от какого-то желания — он не понимал какого.       — Мне просто интересно, почему, будучи у него в голове, ты орал так, будто был под круциатусом, — сказал Том поразительно будничным тоном. Но взгляд не как обычно. Гарри мельком посмотрел ему в глаза, пытаясь прикинуть реакцию Тома на ситуацию в целом. О чем он думал. Ему показалось, что в конце предложения подразумевалось «в то время как со мной такого не бывает», но он не должен был знать о чертовых крестражах. Знать, что они похожи в этом.       И теперь ему хотелось бросить стаканом в стену.       Том, кажется, почти забеспокоился.       — Я не знаю. — Он смотрел на Тома. — Шрам всегда болит, когда я рядом с ним. На первом курсе он подчинил себе моего учителя по Защите от Темных Искусств, профессора Квирелла. Понятия не имею, как я сдал экзамены тогда, — попытался пошутить он. Видимо, ситуацию разрядить этим не удалось, но, несмотря на это, Том заговорил не самым серьезным голосом:       — Джинни что-то говорила о тюрбанах и твоей привычки влипать в драматичные битвы в конце курса. Будем надеяться, что эта привычка не сработает дальше.       Гарри фыркнул.       — Твоя голова не болит так же, когда я рядом, — продолжил Том. Гарри допил свою воду и немного повертел стакан в руках, прежде чем ответить:       — Ты все-таки не он, не так ли? Эта… связь между нами, она другая. Я никогда не попадал к тебе в голову. Ладно, в его тоже раньше никогда не попадал. По большей части я обычно лишь знаю, что он рядом, могу почувствовать его эмоции, но… но ничего подобного раньше не было.       Связь становится сильнее? Она же должна была ослабевать? Он упорно занимался окклюменцией и все в этом духе! Это нечестно.       Том наклонил голову. Гарри отложил стакан и посмотрел на свои руки. Вот бы они перестали дрожать — тогда ему не нужно будет теребить стакан или одеяло, потому что необходимость отвлечься слишком выдавала его.       — Нет, полагаю, не было, — пробормотал Том. — Говоришь, такое впервые?       — А с тобой такое было? — сказал Гарри, помотав головой в ответ на вопрос. — Я имею в виду, когда ты был в дневнике?       — Но не так.       — Замечательно, — пробормотал он. Если не это пугающе, тогда он не знал что. Том снова протянул руку, как-то очаровывающе изучая его шрам. Так же очаровывающе, как когда он стал рьяно прочесывать книги — казалось, будто это было очень давно, — когда Том сказал, что они с Гарри родственные души. — Ты смотришь на меня все время так, будто я интереснейший лабораторный эксперимент, — добавил Гарри.       Том не улыбнулся, но на секунду в его взгляде проскочило веселье.       Гарри скрестил руки на груди, с силой прижимая их к груди, потому что так, наверное, он чувствовал такой дрожи внутри. Он ненавидел тот факт, что даже какой-то сон выбивает его из колеи. Он не стал стряхивать руку Тома: убедил себя в том, что из-за усталости ему не хочется прилагать лишних усилий, но, быть может, ему нравилось, как холодные пальцы Тома легко прикасались к горячей голове. Очень нравилось. По-прежнему.       — Что? — буркнул он. — Он позеленел или что?       — Нет… выглядит как обычно. Я всего лишь думаю, что можно сделать с твоей реакцией на контакт с моим двойником, — ответил Том. — и могу ли я минимизировать негативный эффект.       Гарри, вырванному из сна и пытающемуся удержать фокус взгляда, понадобилось некоторое время, чтобы понять сказанное.       — Ты… хочешь минимизировать негативный эффект, — медленно повторил он. Ему казалось, что Том не имел никакого права выглядеть настолько задетым его скептицизмом.       — Конечно. Я не хочу, чтобы ты страдал от боли без надобности. — Простые слова, в самом деле, но от них внутри Гарри все снова сжималось. Опять. Том говорил подобные вещи. Как будто они ничего не значили.       Если Том в самом деле волновался только за крестраж и свое бессмертие, то он точно не стал бы заходить так далеко? Его бы не волновало, больно ему от психологического присутствия Волан-де-Морта или нет. Ему нужно было бы, лишь чтобы Гарри был жив, чтобы все условия соблюдались.       Или, может, он хватался за соломинки.       — Тебя, кажется, раз за разом удивляет этот факт, — подметил Том. Рука снова опустилась с его лба, и Гарри нахмурился. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, переборол желание сглотнуть, жалея, что сейчас не было стакана в руках. Или пальцев Тома на его лбу. И то, что ему этого хотелось, приводил его в бешенство.       Он мог пойти и взять чертов пакет со льдом, если ему нужно было что-то холодное и совсем не волнующееся о нем!       — Что мы будем делать с Волан-де-Мортом? — спросил он.       — Снова уходишь от темы? — Том вскинул брови. Гарри нахмурился.       — Не думаешь, что тема Волан-де-Морта, вновь набирающего силу, куда важнее сейчас? Я имею в виду, такой маленький факт, второстепенная деталь, но… но он, вероятно, попытается убить меня.       — Я не позволю ему убить тебя.       — Тогда нам нужен план, как его остановить, не так ли? Ну, раз ты так настроен. — Наверное, это было не самое осторожное манипулирование. Но если оно работает, то работает. Гарри было искренне плевать, очевидно ли то, что он не хотел возвращения Волан-де-Морта. Вероятно, это знали все.       Кроме, конечно, того небольшого круга людей, считавших его исчадием ада и правой рукой Темного лорда.       И… Том снова всматривался в него.       — Ты знаешь, почему твой шрам болит, когда он поблизости?       — Ты сейчас действительно хочешь обсудить это? — вздохнул Гарри. — Серьезно? Это, а не планы, как остановить его?       — Я позабочусь об этом, — отрезал Том. — Ты не умрешь.       — Что, — сказал Гарри, — скажешь ему, что мы родственные души, и он нас благословит и не будет больше ненавидеть меня за то, что случайно отправил его в небытие на тринадцать лет, а потом не-так-уж-и-случайно снова сорвал его планы?       — Сорвал его планы, — повторил Том, улыбаясь.       — Это не смешно.       — Гарри, — Реддл, кажется, приложил немало усилий, чтобы снова говорить серьезно, — я позабочусь об этом.       — Вместо того чтобы убить меня, он поместит меня куда-то, где я не умру, а тебя отправит обратно в дневник. Тогда это точно будет чертовски смешно, — огрызнулся он. Тревога все еще бурлила внутри.       Воцарилась гнетущая тишина, и все веселье Тома, вызванное его формулировкой, исчезло. Гарри не стал отводить взгляда. Даже несмотря на то, что воздух внезапно показался ему спертым.       — Куда-то, где ты не умрешь, — повторил Том.       Ох. Гарри резко осознал свою ошибку — он подумал, что это из-за фразы про дневник, но…       — Я хотел сказать…       — Значит, ты знаешь.       — Я много что знаю. Полагаю, ты говоришь о чем-то конк…       — Крестражи, — решительно сказал Том. Гарри сглотнул.       — Да. Эти штуки. — Он ожидал… ожидал, что Тому будет безразлично, весело, как-то хорошо от того факта, что ему больше не нужно играть в эти родственные души. Все что угодно. Он не ожидал почти ощутимой ярости, наполнявшей пространство. Этот… страх.       — Дай-ка угадаю… — голос Тома снова стал слащавым, он пододвинулся ближе — Гарри чуть не свалился с кровати, быстро пытаясь отодвинуться. Он потянулся к палочке, потому что такой тон никогда не предвещал ничего хорошего. — Дамблдор?       Гарри думал, был ли смысл врать. Он сомневался в этом. Том не спрашивал, хотя и поставил фразу таким образом. Это была ловушка, и он подошел слишком близко, чтобы не заметить. Поэтому он молчал, грудь быстро вздымалась и опускалась.       — Кто еще знает, Гарри? — Выражение лица Тома было добрым. Уговаривающим. Ужасающим до кончиков пальцев.       — Я никому не говорил. — Внезапно ему пришло в голову, пусть не впервые, но, может быть, впервые со всей серьезностью, несмотря на свои эмоции, он осознал… что Том, возможно, не хотел, чтобы другие знали о его бессмертии. Потому что тогда они бы что-то начали делать с этим.       — Полагаю, это сделал Дамблдор, — Том улыбнулся, поворачивая кровать. Гарри обдумывал свои варианты, не побежать ли к двери. Не то чтобы он мог на самом деле сбежать, учитывая защитные чары. Это напомнило ему те утра, когда Том просыпался в почти безрассудной ярости, и Гарри перегораживал дверь, чтобы избежать его.       — Я бы не узнал… Том, просто, — Гарри облизнул губы, — просто успокойся, хорошо?       — Успокоиться? — О боже, теперь он говорил на парселтанге. Плохо дело. Можешь-отхватить-сенсорную-депривацию-в-ближайшие-шестьдесят-секунд — вот настолько плохо. — Я абсолютно спокоен, Гарри.       Том не выглядел спокойным. Одного блеска в его глазах было бы достаточно, чтобы повидавший жизнь ветеран затрясся и заплакал.       Гарри резко втянул в легкие воздух. Все станет либо намного лучше, либо еще хуже. Он сделал шаг навстречу. Положил руку в ладонь Тома, невольно думая, насколько забавно то, что молодой Темный лорд мог выглядеть так угрожающе, будучи в пижамных брюках и шелковой мантии. Именно в такие моменты, учитывая, что сам он был в одних трусах, он вспоминал, что Том рос в 1930-е и 40-е.       — Ты уже сказал, что будешь присматривать за мной, и тогда ты знал, что я для тебя на самом деле, — осторожно сказал Гарри. — Почему тогда ты злишься? Не должен ли я в данном случае злиться, учитывая, что ты врал мне и намеренно заставил меня… думать определенным образом.       Том засмеялся.       — А ты думаешь, что Дамблдор, зная, кто я и кто ты, вот так оставит это? Он убьет тебя. Он убьет меня. Он убьет Волан-де-Морта. Ты такой идиот, раз думаешь, что это не так.       Гарри не мог поверить, что даже не задумывался об этом. Он… поддерживал бессмертие Волан-де-Морта. Как и Том. Внутри все сжалось. Как он мог не подумать об этом? Он же… Дамблдор не говорил ни о чем таком.       Все что, он сказал, — это то, что в нем была часть души Волан-де-Морта, и именно поэтому, из-за сил Темного волшебника, он мог говорить на парселтанге. Может быть, остальное было очевидным умозаключением. Он чувствовал себя таким идиотом.       Он был настолько сосредоточен на правде в словах Тома насчет себя, что не подумал… не подумал, что это значило для других.       Кровь отлила от его лица.*       — Дамблдор не сделал бы этого, — прошептал он. Том ничего не говорил, но его выражение лица ясно дало понять, что все аргументы Гарри были ничем. Он сжал кулаки. — Он бы не… он… он…       — Он? — передразнил Том. Гарри мог бы ударить его. Он отпустил руку Тома, сделал шаг назад и отвел взгляд. — Нет, что же ты собирался сказать, Поттер? — продолжил ублюдок. — Расскажи мне. Что бы сделала твоя прекрасная Светлая сторона? Что бы подумали твои друзья, если б узнали это? Что произойдет, когда война разразится, они узнают и решат, что лучший способ положить ей конец — это положить конец тебе.       — Прекрати это.       — Поэтому ты не сказал им? Потому что знаешь, что они посмотрят на тебя и увидят меня? Потому что они…       — Я сказал, прекрати это! — Гарри тяжело дышал, шкаф начал трястись. Он знал, что Том боялся, боялся умереть, потому что нет никакой другой причины выбирать бессмертие, кроме как страха перед смертью, перед вечной пустотой… и Гарри знал, что он упрекал его именно поэтому, но черт возьми. Он не мог делать этого сейчас. Не сразу после сна, когда напряжение еще не спало.       — Я всего лишь говорю, — сказал Том все тем же приторным тоном, — что ты не хочешь рассказывать об этом или позволять Дамблдору рассказывать это. Если так случится, то в один прекрасный момент окажется, что ты никому не нужен, кроме меня, и где мы тогда будем?       Гарри прожег его взглядом, полным злобы, несмотря на то, что чувствовал, как слова тающим льдом осели на дне его желудка. Он отвернулся, потирая рукой шрам, который до сих пор покалывало. Все было бы проще, если б он раньше сам не думал о возможных вариантах развития этого.       — А я-то думал, что тебе это прямо понравится. Я имею в виду, когда у кого-то больше нет вариантов, кроме тебя, и именно поэтому они делают выбор в твою пользу, не так ли? — Его голос опустился до такой же слащавости. Том резко напрягся. Гарри почувствовал ужасную вину, но почему именно он один должен чувствовать вину за правду?       Потому что он подумал, что эти слова могут так или иначе ранить Тома, и потому он взял и использовал их как оружие. Наверное, они в самом деле ужасным образом влияли друг на друга. Он не мог даже наскрести достаточного количества жестокого удовлетворения… он слишком отчетливо помнил, каким Том был раньше.       Мерлин, как они от успокоения его Томом — в его своеобразной манере — перешли к этому за один разговор?       — Прости, — пробормотал он. — Это было жестоко.       — О, нет, — сказал Том. — Выкладывай все. Что еще у тебя есть? Твои заблуждения, что я втайне от всех одинок?       Гермиона всегда говорила ему считать от одного до десяти, когда кто-либо подстрекал его.       Он дошел, наверное, до одного с половиной.       — Нет. Я избавился от подобных мыслей, — холодно сказал он. — Мы оба знаем, что единственная причина, по которой ты это делаешь, — это твое драгоценное бессмертие.       Что-то изменилось в выражении лица Тома. Он, кажется, хотел что-то сказать, в его глазах все еще был этот сумасшедший блеск. Его губы изогнулись в жестокой усмешке и… и он ничего не сказал. Том Реддл. Не выдал никакого остроумного и унизительного ответа. Сердце Гарри выпрыгнуло из груди. Желваки слизеринца ходили на щеках, он сжал в руках палочку.       — Конечно. — Он никогда прежде не слышал голос Тома таким ласковым. — Почему же за этим должно быть что-либо еще?

***

      Они были в лачуге Уизли, и Том понятия не имел, почему тратил время на это проявление великодушия. Нет, это могло только сильнее разъесть светлую сторону. Великодушие, рождественский дух и все такое странно, и с этим ничего не поделать.       Он не смог больше уснуть прошлой ночью. Слишком много всего происходило, и хоть ему и нравилось занятость после пятидесяти лет пустоты, иногда он скучал по мгновениям покоя.       Гарри не был неправ. Дело было просто в крестраже. Это была единственная причина, по которой он начал это. Это была единственная важная вещь. Конечно, все было так. Это просто… раздражало — то, что их душевная связь превратилась во что-то настолько однобокое, как ему казалось. Может, потому что в Гарри была часть его души, но он… был никем для Гарри. Никем, кроме как похитителем.       Он говорил, что ненавидит Рождество?       —… И Том согласился вернуть Джинни в ее тело. — Мальчишка зарылся рукой в волосы, окруженный рыжеволосым семейством, глядящими на него с подозрением и все же не способным подавить в себе надежду.       Он знал себя достаточно хорошо, чтобы знать, что не станет разделять власть с кем-либо, даже с самим собой, поэтому он должен был убедиться, что его процветающая империя в безопасности, прежде чем его двойник отберет ее у него.       — ЧТО ОН ХОЧЕТ, ЧТОБЫ МЫ СДЕЛАЛИ?       Он пропускал этот разговор мимо ушей, однако он, делая (закодированные) пометки в своих планах, почувствовал их полные ненависти взгляды на себе.       Все же их ужас развлекал его — мысль, что он заставил их делать такой выбор, то, что они делали его. Именно такие вещи выступают в качестве яда, коррозии. Маленькие вещи, которые меняли игру прежде, чем битвы вообще успевали начаться.       Ему было интересно, кого же они выберут.       — Я сделаю это, — тут же услышал он, как вызвался Артур Уизли. Как смело. Как наивно. Это был точный пример того, как любовь можно обратить против кого-то. Если бы люди знали это.       Было куда лучше оставаться выше всех этих грязных вещей.       Он практически чувствовал смятение Гарри от мысли об этом самопожертвовании. От знания, с чем придется столкнуться мужчине. Он отвел взгляд. Их взгляды встретились, желание Гарри получить какую-то спасительную оговорку, какое-то более простое решение или пожертвование было почти ощутимым.       — Нет… Я сделаю это, — горячо перебила Молли. — Это несправедливо, что ты…       Аргументы на аргументы. Чувство обиды и самопожертвование.       — Мы можем все отдать по частичке? — предположил один из близнецов. — Это обязательно должен быть один человек?       В этот раз все посмотрели на него по другой причине: искали его знания подобных вещей. Это давало ему великолепный прилив власти.       — Вы определились? — невинно спросил он.       — Мы можем так сделать? — затаив дыхание, спросил Гарри. — Все отдать по части…       — Нет. Должен быть один человек. — Может, так и можно было, но у Тома не было никакого желания рисковать такими вещами, когда речь заходила о возможности его возвращения в черную дыру своего контейнера. Гарри снова выглядел подавленным.       Детей выпроводили родители, однако они тоже глупо пытались поиграть в героев.       Спор возобновился.       Это, должно быть, займет некоторое время.       Прием Малфоев намечался в конце недели.