***
Гарри резко сел в кровати, распахнув глаза: ему приснились расплывчатые, кошмарные тени, желавшие высосать из него душу. А когда у них это получилось, он оказался будто под блокирующим чувства заклинанием, но никто бы не пришел на помощь, и не было никакого контрзаклятия. Он был заключен во тьме навсегда, и даже Реддла там не было. Покрытый холодным потом, он хватал ртом воздух и трясся, будучи не в силах остановиться. Были включены посадочные огни, через приоткрытую дверь сочился свет, наравне с ним на его кровать лился из зазора между занавесками лунный свет. Все равно помещение казалось темным. Никакого намека на присутствие Тома не было, и Гарри разрывали облегчение и разочарование от осознания этого. Потом его внутренности сжались от осознания его разочарования… конечно, он не мог хотеть компании или утешения Тома… это такой абсурд! В любом случае, он вполне привык иметь дело с ночными кошмарами, еще живя с Дурслями, но по большей части он боялся их будить. Дурсли… Беспокоит ли их тот факт, что он никогда не вернется? Есть ли им вообще разница? Вероятно, нет! Ладно, возможно, это было слегка преувеличено… их будет волновать, что они приехали забрать его без причины, или, что некому будет ухаживать за садом в его отсутствие. Он потряс головой, приводя свои мысли в порядок, его дыхание постепенно выравнивалось. Хорошо, что Тома здесь нет: он и так уже предстал жалким в глазах того… Не то, чтобы его волновало, что Том о нем думает, или чтобы он хотел произвести на того впечатление… ладно, да. Может, самую малость. Том казался таким сильным и умным, и он отличался от всех, кого ему когда-либо доводилось встречать. Исходя из системы привилегий, Гарри получал выгоду, когда льстил, или впечатлял парня. И дело только в этом — самозащите, хитрости слизеринца, и всем в этом духе. Никакого желания впечатлить Тома только потому, что это Том. Его поток мыслей менялся… Он выскользнул из постели, подавляя дрожь: его ноги спустились на холодный пол, и не стало теплоты одеяла; он подкрался к двери. Что он знал наверняка, так это то, что ему редко удается заснуть после кошмаров. Они были куда более яркими, чем когда-либо были его сны. Он вышел из комнаты, с опаской глянув на дверь в спальню Реддла — это была единственная комната, в которой еще он не был, и он надеялся, что никогда и не побывает в ней. Он содрогнулся от этой мысли. Кабинет тоже достаточно плохой вариант. Он осознал, что свет на кухне включен, когда уже прямиком направился туда на автомате, чтобы заварить себе кружечку чая или чего-нибудь такого. Он застыл на месте, думая, сможет ли он украдкой уйти назад незамеченным. Его разрывали желание держаться на максимальной возможной дистанции от молодого Темного Лорда и любопытство, почему парень не спит. Вариант украдкой свалить отпал, так как Том поднял взгляд, очевидно, почувствовав его присутствие. Чувства Наследника Слизерина, казалось, обострились, они были сверхбдительными все время — может быть, это вызвано долгим пребыванием без них. Гарри сглотнул, но, придав себе своей гриффиндорской смелости, вошел. Он был бы трусом, если бы ушел сейчас! — Почему не спишь? — спросил он, проходя через комнату, рассматривая чайник и садясь на «свое» место напротив Реддла. — Работаю, — ответил Том, вычеркивая и подписывая что-то на клочке бумаги. Рядом с ним лежал нетронутый чистый пергамент, очевидно, для окончательной версии того, над чем он работал. Гарри вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть, но пристальный взгляд Реддла поднялся с вышеупомянутого пергамента на него. Он покраснел от смущения, пойманный на подглядывании, но все же уставился в ответ. — Я бы спросил, почему ты-то не спишь, — продолжил Том мгновение спустя, насмешливо даже не пытаясь спрятать документ: возможно, он не был непосредственно связан с ним, Гарри. — Но это слишком очевидно, поэтому это было бы излишней нагрузкой на мои легкие. Часто у тебя бывают кошмары, Гарри? Или это что-то новенькое? — Как…? — начал Гарри в замешательстве. Том едва улыбнулся. — Ты трясешься, да, здесь может быть холодно, но дрожь слабее, чем была бы от холода — пережиток кошмара, в связи с которым ты в такое время не спишь. Причины кошмара очевидны, не говоря уже о том, что я мог слышать, как ты метаешься и ворочаешься в кровати и так далее. Кошмар, очевидно, подтверждает и твоя реакция. — Вот же ты чертова задавака, — пробурчал Гарри, желая закрыть голову и спрятаться, еще более смущенный теперь. Тьфу! — Самодовольство подразумевает чрезмерную гордость, у меня же она не чрезмерная, она полностью совпадает с моими способностями. Гарри бросил на него скучающий взгляд, не будучи впечатленным. — Это вопрос мнения. — Ты не находишь меня впечатляющим? — практически промурлыкал Том, его глаза внезапно заблестели. — Нет, — ответил упрямо Гарри. — Я думаю, ты мерзкий похититель. — Я думаю, тебе стоит разнообразить свой словарный запас новыми и более колкими ругательствами, но ты же не слышишь, чтобы я ныл при каждой возможности, — ответил Том, не пропуская удар. Гарри нахмурился. — Ты уклоняешься от вопроса, — добавил слизеринец мгновение спустя. — Какого вопроса? — Часто ли у тебя бывают кошмары? — спросил Том снова. — Не твое дело, — пробормотал Гарри оборонительно. — Я сочту это за «да», — сказал Том, наблюдая за ним. Гарри сильнее нахмурился. Реддл ухмыльнулся. Повисла неловкая тишина, по крайней мере, для него — Реддл, кажется, был невосприимчив и не обращал внимания на приносящие такой вред в обществе или человеку муки, как чувство неловкости. — Хочешь поговорить об этом? — решился молодой Темный Лорд, не меняясь в выражении лица. — Нет. Том ничего не ответил, просто возвращаясь к своей работе, снова что-то строча на бумаге. Гарри сел, наблюдая за ним некоторое время, тихо, чувствуя себя неловко. В любом случае, что это был за вопрос? Не то, чтобы Том особо волновался об этом… он более ничего не знал. Он это тоже откинул в «не думать об этом сейчас, до сих пор, или, может быть, никогда» угол головы. Спустя минут десять тишину нарушило на удивление успокаивающее тихое движение пера Тома, что-то вычеркнувшего, он встал, чтобы заварить себе чаю, расплывчато задумываясь о том, сколько сейчас времени. Он выпил свой чай, налил чашечку и Тому, когда тот жестом указал ему на это. Он молча поставил ее, не услышав спасибо в ответ, потом снова сел, немного сгорбившись, на свой собственный стул, потягивая чай. Реддл не посмотрел на него, избавляя его от того испытующего и оценивающего темного взгляда, что все еще присутствовал; и под тихие черканья Гарри вскоре, непреднамеренно, снова начал успокаиваться. Он, однако, никогда этого не признает. Когда он во сне ударился головой о стол, он даже не подозревал об этом.***
Том поднял взгляд, услышав глухой звук, он вскинул брови, увидев, что Гарри уснул прямо там, где сидел, в, очевидно, не самой удобной позе. Он поджал губы, его разрывали неодобрение и веселье. Мальчик тяжело ударился о кухонный стол, чуть ли не выпустив из рук пустую чашку, лежа щекой на столе. Весь самоконтроль ушел на то, чтобы не вскипятить еще воды и вылить ему на голову, чтобы разбудить, а потом отправить в кровать, ругая за это чертово упрямство насчет того, чтобы не идти спать, и предупреждая никогда не сметь снова засыпать в его присутствии. Это оскорбительно. Даже если он не атакует Гарри, тот всегда должен знать и уважать возмо… а разве это не хорошо? Разве это не означает, что Гарри начинает в какой-то мере доверять ему? Конечно, это также могло значить, что Гарри настолько слабо верил ему, что ужасно плохо спал, будучи заставлен делить с ним дом, и таким образом, следовательно, рухнул на стол от утомления… но в любом случае. Он закончил написание письма, потом отодвинулся, клянясь отправить его при первой удобной возможности. Потом, даже к своему небольшому удивлению, он подошел и поднял Гарри на руки: он больше привык к весу, который, вероятно, сам имел. Честно говоря, ему следовало просто оставить мальчика спать на столе, что кончилось бы ужасным растяжением мышц шеи, и тем самым научить его больше так не делать, но возможность показаться заботливым была уж слишком велика, чтобы упускать ее. Кроме того, Гарри будет только ворчливым, если проспит всю ночь на столе, а это, следовательно, сделает его компанию невыносимой. Он тихо прошел в комнату Гарри, почему-то изумленный, что от его первого прикосновения, веки мальчика лишь слегка дрогнули, а он не проснулся полностью. Здесь, он положил Гарри на его кровать, он был раздражен увидеть, что в процессе рука того сжалась спереди его рубашки. Он темно нахмурился. — Если ты не уберешь свои пальцы с моей рубашки, я уберу их с твоей конечности, — сказал он холодно спящему мальчику. В ответ не было вообще никакой реакции. Он ярости сжал зубы. Гарри не спит и делает это намеренно?! Сдерживая желание просто отрезать их заклинанием, он постарался и разжал хватку Гарри, опуская его руку к нему, накрывая одеялом — потому что последнее, что ему нужно, — это больной двенадцатилетний мальчик на руках! — и отошел, более расстроенный опытом, который попытается принять потом. Если Гарри все это время не спал, он шкуру с него снимет! Необъяснимо, он на мгновение остановился в дверном проходе, потом потряс головой, отгоняя эти мысли, и ушел. Это так странно… быть нужным.***
Люциус Малфой замер, когда невзрачная сова пролетела через защитные чары и наполовину рассмотренная бросила эту чертову вещицу. В самом деле, он этим и занимался, когда знак — Черная Метка — на конверте заставил его прекратить, холодом отдаваясь в теле. Ему понадобилось несколько попыток, чтобы открыть письмо, настолько тряслись его руки. «Я верю, что нам есть о чем поговорить, Люциус, особенно в свете смерти Джинни Уизли. Приходи в «Висельник», Лютный переулок, один, в одиннадцать вечера. ЛВ.» Он сглотнул, его лицо побледнело до цвета бумаги. … Что же он наделал?