Животный магнетизм

      Стоит только прикоснуться. Медленно протянуть руку и приложить трясущиеся пальцы к пульсирующим вискам, разрываемым неистовым громогласным звоном. Пряди волос липнут к коже, надежно скрепляясь с ней запекающимися каплями. Поднять взгляд просто не хватает мужества, зная, что мгновенно захлебнешься в потоке омерзения и презрения. Только вот из омута этих глаз уже никогда не выбраться, даже разорвав себя на части.       Внутри все будто бы замерло, и медленно начало гнить. Не впервой кажется, что собственное сердце, раз за разом продолжает пожирать себя изнутри. Оно словно борется само с собой, то почти вырываясь из груди, то падая до того глубоко, что почти исчезают даже малейшие отзвуки его присутствия. Тонкие пальцы на худых руках трясутся уже по умолчанию, изредка сжимая потерявшие всякий блеск волосы или тонкое тканевое полотно рубашки в районе сердца.       А он продолжает улыбаться. Улыбаться, стоя в самом центре этой его маленькой вселенной, единственном месте, где он может полностью расслабиться. Это уже стало нормой жизни – метаться как загнанный в угол хищник, скалясь и рыча, судорожным взглядом продолжая искать любые пути к отступлению. Ему нравиться ломать людей, наблюдать своим острым как у ястреба взглядом тщетные попытки маленькой мыши уцепиться за последнее мгновение собственной жизни. Кажется, он действительно получает удовольствие от этой личностной деградации, стремительно проносящейся у него перед глазами. Стоит только подтолкнуть и процесс неизбежного падения будет запущен, подобно товарному экспрессу, проносящемуся по рельсам. Все рушится. Все те черты, которыми искренне гордилась, вся та картина мира, что собиралась по крупицам несколько лет, все чувства к этому человеку.        Вчерашние мимолетные взгляды и случайные прикосновения неумолимо перерастают в отчаянную зависимость, дикое сумасшествие. Даже когда предел ощущается сквозь самые мелкие нервные окончания, неестественно худые руки, сплошь и рядом покрытые синяками, тянутся к этому уже совсем не похожему на человека существу. Очередное завывание порывистого ветра моментально разносит эхо сдавленного стона по всей округе. Теперь лед и мороз в воздухе ощущается явственнее, огромными осколками оставляя порезы на коже и пробиваясь под ребра. Где-то внутри раздается тихий на уровне ультразвука щелчок.       Сухость в горле и хочется разреветься навзрыд, но как назло, сколько бы ни старалась выдавить из себя, ни единой капли не получается. И от этого становиться еще больнее и противнее. Как странно… Мы всегда отпускаем с трудом. Людей, события, отношения, впечатления. Вне зависимости от их полюсов мы продолжаем прижимать их к груди и скалиться на любого, кто попытается к ним не то чтобы прикоснуться, даже взглянуть. И кто же при этом задумывается о том: значимыми они были или нет. Неизменно лишь вещество, разливающееся мягким жжением внутри и уничтожающее все без остатка. Насколько сильной нужно быть, чтобы в самый последний момент, момент полного поражения, униженности и разочарования, когда в глазах светится весь пересохший душевный океан, выдавить из себя последнюю, прощальную, вымученную улыбку? Разбитые колени, сухие губы, синяки по всему телу - всё это со временем выйдет лишь в небольшие рубцы, а может и бесследно исчезнет. Что посерьезней, притупит анестезия и обезболивающие. Только вот где найти такое стирающее все без остатка средство для собственных мыслей, когда они разрывают голову от выпитого успокоительного?       О произошедшем уже практически ничего не напоминает, исключая многочисленные пластыри, перебинтованные участки тела и неконтролируемые частички мыслей и терзаний где-то внутри черепной коробки. В голове после бессонной ночи пусто как в барабане. Уже не больно. Почти не больно.       Пшеничная мука как песок скользит сквозь пальцы, изредка оставляя пару своих частичек на липкой стороне лент на пальцах. Урок домоводства это, наверное, самый любимый урок всех этих наивных прелестных девушек, беззаботно стрекочущих и смеющихся между собой. Наблюдать за ними сейчас так отчего-то легко. Они все такие … теплые. Сегодня урок неожиданно совпал с классом, младшим на год. Наверное, именно поэтому вокруг наблюдается ещё больше движения, чем обычно. Такие забавные. Одна из этих девушек буквально подлетает и принимается помогать, сумбурно что-то делать, называя при этом семпаем. Миленькая до потери пульса. Она наверняка о чем-то догадалась, лишь единожды взглянув на меня. Как же я сейчас была ей благодарна за молчание, хоть и почувствовала себя еще хуже оттого, что в ответ на ее безудержное сияние и бескорыстную помощь смогла выдавить из себя жалкое подобие улыбки. Но, видимо, даже этого было достаточно для того, чтобы девчушка засветилась еще ярче. Только вот и она вскоре тухнет, незаметно поглядывая на многочисленные перевязки на теле, и я понимаю, что никогда не отделаюсь от своего волчьего одиночества. Сложив руки в просительном жесте, я оставляю всю оставшуюся работу на случайную знакомую. Отчего-то немного подташнивает.       Почти беззвучно прикрыв дверь, как от огня дергаюсь в сторону от взгляда главы дисциплинарного комитета. Что-то больно собирается под сердцем, и все тело буквально прирастает к полу. Его зрачки изучающе скользят, будто бы встречаясь со мной впервые, изредка замирая на бинтах и цветных разноформенных пластырях. Тело будто толкает назад изнутри и на губах вновь появляется та же сочувственная пародия на улыбку, что и пару минут назад. Интересоваться целью его посещения бессмысленно – лишь глубже ляжет лезвие в душу. Хочется раствориться в воздухе, когда его глаза встречаются с моими и что-то старательно выискивают в их глубине.       Волчьи привычки неизменны и вероятность того, что эти животные добровольно пойдут в ваши руки, крайне мала. Эти свирепые хищники – одиночки, брошенные всеми и ни в чем не нуждающиеся, предоставленные самим себе. Только вот, однажды повстречав партнера, к которому они неосознанно привяжутся, эти существа сделают все, чтобы эта странная невербальная связь не пропала до тех пор пока не придет время последней инстанции.