Живая

Какая нелепость этот грабеж знатного дома. Несколько дней он сутками напролет обыскивал город в поисках пропажи. Довольно знатная семья Авдеевых подверглась ужасному, а именно — краже имущества. Но хозяйке было все равно на драгоценности и деньги, ей нужна была картина покойного сына. Перед своей смертью парень нарисовал прекрасный пейзаж, который он имел случай увидеть на берегу Тихого океана. И Елена Сергеевна Авдеева едва-ли не каждый день приходила в участок с вопросами «нашли картину?». Штольтман старался изо всех сил. С помощью Коробейникова и городовых удалось найти драгоценности и деньги, а вот картины никто так и не видел. Елена Авдеева была готова отдать все деньги за эту картину. — Яков Платонович, — Коробейников отвлек следователя от важных мыслей. Он пытался понять, где искать картину. — В участок пришел торговец, принес ту самую картину. Говорит, подкинули ему среди белого дня. И это еще не все. Вам стоит на это взглянуть. Яков едва ли не подпрыгнул на месте, выбегая в приемную. Там стоял торговец, мужчина средних лет, с виду очень солидный. В руках он держал ту самую картину, которую описывала Авдеева. Коробейников, отметив замешательство на лице следователя, перевернул картину, где на задней стороне кривыми буквами красовались едва различимые слова. Верхняя строка гласила «Завещаю». Тут-то все и стало понятно. В последних словах, криво выведенных на картине говорилось, что все имущество, а это поместье в Англии, многочисленные картины сына и его деньги будут переданы его несостоявшейся супруге. И ни слова о матери. Но теперь важно узнать, кто именно ограбил дом семьи Авдеевых. — Вы уверяете, что картину Вам подбросили, не знаете, кто бы это мог быть? — Штольман все еще не мог оторвать взгляд от картины. — Так Васька Смирин, разбойник малолетний, — вымолвил торговец. — Поймать хотел, да только стар я для этого, не угнаться мне за ним. — Васька Смирин, значит, — Яков перевел взгляд на Коробейникова, но тот и сам уже понял, что делать. — Привести его в участок, — констатировал Антон Андреевич, покидая участок, прихватив с собой городового. Долго ждать не пришлось, привели Смирина быстро. Паренек был изрядно побит, под глазом синяк, разбита добрая половина лица. Да и одет в старые, потрепанные вещи. Его усадили за стол Штольмана и отвешали подзатыльник, чтобы не брыкался. — Кто тебя так? — Штольман обрисовал рукой лицо Васьки. — Нарвался на городовых, — пробубнил он. — Но получил заслуженно. — Заслуженно, говоришь, а что натворил-то, что городовые тебя избили? — Штольман смутно припоминал, как Коробейников разговаривал с городовым, и тот обмолвился, что слегка пришиб паренька за то, что тот пытался ограбить старушку. — Зачем я тут? После того раза я честно ничего не крал. — Ну как же не крал? — возмутился следователь. — Торговец утверждает, что ты подкинул ему картину. А она была украдена у Авдеевых. — Ладно-ладно, — парень потер руки и понуро опустил голову. — Катерина, почти жена Авдеева, заплатила мне за то, чтобы я выкрал картину и подбросил торговцу. Там бы она ее выкупила. Сказала мне, что это важная для нее вещь. А Павла Станиславовича Авдеева я знал, хороший был дядька. Рисовать меня учил. Вот я и решил помочь. — Эх ты, Васька, ну и что мне с тобой делать? Но Васька и сам не знал, что с ним делать. Ему было очень страшно, ведь совсем недавно он клялся матушке, что больше никогда не будет воровать, а будет помогать ей. Парень отделался только продолжительным нравоучением от Штольмана. Сам же следователь наведался к Елене Сергеевне и все ей рассказал, и не забыл упомянуть о найденном завещании, при котором ей ничего не остается от сына. Ее реакция была очень ожидаема, женщина начала рыдать, причитая, что осталась ни с чем. День показался таким долгим и изнурительным, что Яков с трудом добрался до дома, где, как и всегда, было тихо и пусто. Сказать, что это его гложет, ничего не сказать. Он непроизвольно вспомнил Анну, которой так не хватало в момент расследования. Штольман не видел Миронову уже четыре неделе, почитай месяц. Становилось даже тоскливо. Он несколько раз хотел наведаться в гости, проведать ее, но все время что-то его останавливало. Убийств в Затонске стало очень много, почти все сразу же закрывали, но были парочку таких дел, от которых волосы становились дыбом. К примеру, убийство писаря, мужчины в возрасте. Особые его приметы были: густые черные брови и такая же густая борода, а еще он почти всегда носил свою любимую крылатку. Глубоко в душе, Яков надеялся, что вот-вот ворвется Анна и снова расскажет уже очевидные следствию сведения. Но этого не произошло. Ни в первую неделю, ни во вторую. А когда дело было раскрыто, он и вовсе перестал надеяться на случайную встречу. Эта ночь обещалась быть беспокойной еще с того момента, когда возвращаясь домой, он приметил — сегодня полнолуние. А если верить приметам — в полнолуние часто снятся кошмары. Стараниями Анны Викторовны он уже и в приметы начал верить, уму не постижимо. Он ворочался и метался по кровати, словно ужаленный. Тело покрылось испаринами, сорочка липла к телу, а волосы промокли. Яков проснулся с криком на устах, осмотрелся по сторонам и убедился, что опасности рядом нет. Все в порядке. Но в порядке ли? Чтобы немного успокоиться, Яков выпел стакан теплой воды. *** Как же красиво летом в лесу. На кустах росли ягоды, цвели различные дикие цветы. Это время года Штольман очень любил. Но что его привело сюда именно сегодня, он не понимал. Тропинка, почти заросшая, тянулась в самую глубь леса, но следователь был не из пугливых. Штольман медленно брел вперед, протыкая тростью землю. Он ощущал запах свежести, кожей чувствовал просачивающееся сквозь листья деревьев солнце. И ему это нравилось. С каждой проведенной тут секундой, его настроение улучшалось. Ему было так же легко, как в моменты с Анной. Вспомнив о юной особе, Яков улыбнулся. Ее образ всплыл в его голове. Такая хрупкая, но готовая броситься в бой, совсем бесстрашная. — День добрый, Яков Платонович, — казалось бы, он только вспомнил о ней, а она уже тут. Стояла в прекрасном розовом платье, в тон ему шляпе и держала веер в руке. Она лучезарно улыбалась, обмахиваясь веером, пытаясь побороть жару. Птицы пели вокруг, создавая романтическую атмосферу. — Не ожидал вас увидеть, Анна Викторовна, — он улыбнулся ей, и сделал шаг вперед, чтобы поцеловать ей руку, но птицы вдруг умолкли и солнце быстро спряталось за тучей. А Анна все еще стояла и с улыбкой смотрела на следователя. — Анна Викторова, осторожней! — закричал Штольман, увидев силуэт за спиной девушки. Неизвестный в черном появился позади нее. Он приблизился вплотную к ней. Что-то сверкнуло в его руке. Один момент и Штольман застыл в ужасе: перед ним стояла Анна и все еще улыбалась, но только на шее ее зиял глубокий порез, из которого ручьем лилась кровь. Черный силуэт медленно отдалялся от Анны, а она все стояла и улыбалась той беззаботной улыбкой, которой она улыбалась только ему. Сердце бешено заколотилось, а он даже не мог подойти к ней, ноги словно вросли в землю. — Анна… — он пытался закричать, но не смог, лишь шепот срывался с его уст. — Аня. — Анна! — крик заполнил всю комнату. Яков сел в своей кровати и глубоко задышал, хватая ртом воздух. Он зажег одну единственную свечу, стоявшую на прикроватном столике. Там же нашелся недопитый стакан воды. Одним залпом следователь осушил его. — Треклятые кошмары, — он набрал полные легкие воздуха и постарался успокоиться, но сердце все еще колотилось, а руки тряслись, как при лихорадке. Он бы и дальше сбросил этот сон на счет ночных кошмаров, но только он повторялся. Снова и снова. Она умирала почти через день, и каждый такой сон приходил мужчина в крылатке.