Созданы друг для друга

Париж встречает его солнцем и ясной погодой. И целым калейдоскопом воспоминаний. Иногда Мэтт жалеет, что помнит всё настолько ярко — до рези перед глазами. Он невольно смеётся: озвучь он эту мысль, Фогги не упустил бы случая его подколоть. Он гуляет по улочкам, по которым его за руку водила Электра, и думает, что с годами стал ещё сентиментальнее. «Всегда», — раздаётся насмешливый голос Стика в голове. Быть может, старик прав. Он всегда таким был. Цеплялся изо всех сил за чувства, позволял себя разрушать, потому что надеялся, что когда-нибудь его ожидания всё же будут оправданы, и одиночество перестанет прожигать в груди дыру. Это даже иронично: ничего не изменилось. Он всё так же ищет тепла и любви. Мэтт улавливает запах круассанов и идёт по направлению к кафе. То самое? Стоит спросить. Ему отвечает милая бабуля, нисколько не удивляясь его вопросу. Женщина повторяет название на английском, чуть ли не по слогам, и что-то внутри сладко замирает, чтобы через миг отдаться горечью в глотке. Они завтракали здесь каждый день. Электра ела булочки с джемом, запивала их горячим шоколадом, приговаривая, что ничуть не боится поправиться — он видел, как она дерётся, так что и не думал спорить. Мэтт улыбался и заказывал кофе: в конце концов, он никогда не был сладкоежкой. Хозяйка заведения — вряд ли она до сих пор владеет этим местом — считала их красивой парой и непременно заворачивала что-то с собой. Мэтт до сих пор уверен: это всё обаяние Электры, ей не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы понравиться. Они завтракали здесь каждый день, и это было похоже на сказку. На ту самую тихую, мирную жизнь, которой их обоих лишили гораздо раньше, чем оба успели осознать. Мэтт выбирает столик на улице и ждёт, пока подойдёт официант. Заказывает кофе, снова повинуясь острой ностальгии. Слышит биение сердца совсем близко. Не официант, не случайный посетитель. Ему всегда хватало нескольких ударов, чтобы узнать. Не может быть. Абсурдно хочется закрыть глаза ладонями, как в детстве, спрятаться от надвигающейся реальности. От её размеренного дыхания и тонкого аромата духов — это не то, что выветривается, забывается, стирается с течением времени. — Здравствуй, Мэттью. Она двигает стул и садится рядом. — Электра. Он усмехается нервно. Кажется, чувство дежавю прошивает их обоих насквозь. Те же реплики, только в иной обстановке, при совсем других обстоятельствах. Тогда у него шрамов было в разы меньше, а веры — гораздо больше. Она отвлекается на официанта, который приносит его заказ. Что-то говорит ему по-французски — Мэтт не разобрал бы при всём желании. — Где ты была? — вырывается прежде, чем Электра успевает что-то сказать. У неё сердце замирает, всего на секунду. Она волнуется? Это непривычно. — Ты без трости и очков… — замечает растерянно и касается пальцами воротника куртки. Решается на это прикосновение, и Мэтт подаётся к ней, тянется. Он беспомощен перед ней. Всегда был. Он трогает её волосы — всегда до безумия мягкие, он знает. Он не забыл. И руки почти не дрожат. Вот она, так близко, когда он почти потерял веру, когда отчаялся увидеть её вновь. — Они длиннее, — произносит с изумлением. Электра смеётся и отвечает: — Тебе не кажется, что мы должны говорить друг другу совсем не это, Мэттью? Она ведёт пальцами по его щеке, нежно-нежно, как никто и никогда прежде… никогда после. Мэтт перебирает кадры-картинки, что всплывают в подсознании. «Я влюбился в тебя». «Я ослушалась Стика. Полюбила тебя». «Я открылся, впустил тебя в свою жизнь». Будто больше не имеет значения, будто неважно всё это, раз они оба обречены. Они молчали, делали вид, словно уже не чувствуют ничего. А после рвались защищать, оберегать, рвались умирать друг за друга. Сколько же они упустили. Никогда больше, решает для себя Мэтт. — Я люблю тебя, — шепчет Электра, прижимаясь своим лбом к его. — Я тоже, милая, — произносит с улыбкой. Он знает: теперь не отпустит. Не после того, как перестали бежать. Не после того, как получили ещё один шанс.