Микстура

      Считай в самом центре скромного городишко, названия которого никто даже толком не знал, и где главной и единственной достопримечательностью, да и местом всех общественных собраний и гуляний, была старая и ветхая церковь из темного соснового дерева, стояла новая больница. В целых три этажа, из светлого кирпича и с черно-белой плиткой, которой был выслан пол, а стены покрашены в лимонный цвет, как яичный коктейль, который был заменой десерта для всех местных жителей (а других здесь и не было, кто выезжал – не возвращался, а те, кто боялся внешнего мира или не мог бросить семью, оставался здесь от самого рождения и до смерти). По тесным, но длинным и светлым коридорчикам шныряли туда-сюда доктора в белых халатах и стерильных масках и перчатках, а на шее поблескивала холодная пластина стетоскопа, которому так удивлялись взрослые, что это чудное, казалось бы, продолжение шеи доктора, может услышать даже стук сердца без особых усилий, и которого так боялись дети. Им думалось, будто от одного прикосновения этой штуковины, твои органы начнут мгновенно замерзать, пока не холод не доберется до сердца, и ты навсегда превратишься в ледышку и никогда не сможешь оттаять и есть мороженое. Но даже этот страх не мог удержать их любопытство вдали от больницы. Детишки босыми бегали по прохладным коридорам, прыгали только по черным плиткам, воображая, будто как только их ступня коснется белой плитки, то они тут же провалятся в кабинет к педиатру под его страшный стетоскоп, бегали и неумело читали названия кабинета, хихикая. Особенно их смешили таблички «ортодонт», в кабинете которого находились смешные плакаты с анатомическим изображением ртов и страшные, пусть и не настоящие (но им то, откуда знать), человеческие челюсти и куча всяких стучащих и звонких приборов, а также их особо смешил «психотерапевт». Вся эта беготня продолжалась до тех пор, пока пухлые и тощие медсестры не выгоняли их прочь.       К психотерапевту люди заходили и выходили с пустыми руками, в его кабинете не было плакатов с людскими органами или зубами, не было стучащих и звонких приборов и не пахло спиртом, которым, кажется, пропах каждый уголочек этого здания. Это был чудный лекарь, который, как всем кажется, даже глупее своих пациентов. Никто не мог понять, зачем хоть к доктору за разговорами и как от этого может стать легче и посему, пациентов у него почти не было и он с загадочной улыбкой, без маски, перчаток и даже стетоскопа, заходил в палаты, ходил по коридорам и разговаривал с людьми в очередях, успокаивал детишек, которые так боялись стальной холодной пластины практически всех докторов или страшились челюстей в кабинете ортодонта и стоматолога, к которым чаще всего ходили пациенты, а преимущественно малыши и подростки с неправильным прикусом. Он ходил и выслушивал сплетничавших медсестер, уставших от постоянных хлопот на работе и дома, убежденные, что их совсем никто не ценит. Он был молчаливым и спокойным, всем нравился, но люди считали его всего-навсего дурачком.       В один из таких дней, вернувшись в свой кабинет после чая с медсестрами, щедро угостившими его домашними вкусностями, он обнаружил рядом со своим кабинетом паренька, который нетерпеливо сминал губы и постоянно оглядывался. Привыкнув к тому, что к нему никто не ходит, психотерапевт вошел в свой кабинет и принялся за очередную книгу. Спустя минуты три, он услышал спешный стук в дверь и пригласил стучащего войти. Это был тот парень, что сидел у его кабинета, но которого он счел не своим пациентом. - Вы принимаете? - спросил тот, и доктор кивнул в подтверждении и предложил гостю сесть в гамак. Психотерапевт не любил называть пациентов этим словом, а предпочитал называть их «гостями» и принес в кабинет льняной гамак, времен, когда тот служил, в надежде что это способствует расслаблению гостя и атмосфере непринужденности. - Я вас слушаю, - приветливо сказал доктор парню. На вид тому было лет двадцать: короткие черные, словно смола, волосы, бледная кожа и сутулая спина. Тот в нерешимости поджал губы и тяжело вздохнул, будто вот-вот избежал смерти. - Мне сказали, что если я хочу поговорить, то нужно идти к психотерапевту. - Все верно, это я, можете говорить и будьте уверены в том, что ваши слова не покинут этих стен. - Хорошо, - облегченно выдал гость и принялся пальцем ковырять дырку в кармане брюк. – Я это, неудачник. - Это вы сами так решили? – нахмурившись, спросил доктор. - Да все так говорят. И правда: у меня ничего не выходит, даже самые пустяковые дела. Все с рук валится или перекручивается с ног на голову. Вчера, например, вилами чуть не убил своего брата, а когда отец попросил передать кувалду, то я чуть не лишился ноги. С самого детства мне не поручают тяжелых дел, а я даже на простой прогулке могу свалиться в болото или врезаться в дерево. - Может, вам просто нужно внимательнее? - Я никогда не витал в облаках, и полностью посвящаю себя делу, - возразил гость на слова доктора, выражая обиду и недоверие. - Хорошо. Мне кажется, разговорами тут не помочь, - хитро, но не злобно, усмехнулся психотерапевт. Парень чуть со стула не свалился, готовый разрыдаться от досады, но тот вовремя добавил, - но припасена у меня один пузырек невероятной микстуры, которая вмиг излечит ваш недуг. В вашем возрасте я был точно таким, и мой отец, уважаемый психотерапевт, изготовил для меня три пузырька такой вот микстуры. Один я выпил сам, второй отдал нашему патологоанатому, который вместо трупов, живых клал в морг и они оттуда потом с криком выбегали, а третью, - доктор сделал паузу и гость, словно ребенок под новый год, широко раскрыл глаза и рот, в ожидании продолжения, - а третью отдаю вам!       Психотерапевт торжественно выудил из кармана белого халата небольшой пузырек, от которого даже сквозь пробку слышался запах чабреца и мяты. - И… она действительно поможет? – с детским трепетом спросил парень, уже готовый отобрать такое сокровище у доктора. - Не сомневайтесь, я живое тому доказательство! – словно цирковой конферансье, воскликнул добродушный доктор. Он протянул гостью микстуру и тот спешно откупорил пузырек и выпил, ловля последние капля. Парень минут шесть благодарил психотерапевта и, пообещав всем его рекомендовать, вышел за дверь.       Впервые за всю жизнь, он шел смелым шагом и с высоко поднятой головой, осматривая все вокруг, будто видел первый раз в жизнь, а не смотрел стыдливо под ноги. Прошелся по бревну через болото и, (вот чудеса!) ни разу не пошатнулся. Помог обворожительной девушке собрать яблоки, и ни один не упал ему на голову и корзина не порвалась. Зашел к отцу и сам выковал подкову, на диво отцу и похвастался визитом к психотерапевту. Всю неделю он помогал отцу и матери на работе и в хозяйстве, переделав так много дел, что потом ходил по городишку и помогал всем, кто в этом нуждался.       Все становилось на круги своя и так, обычный травяной настой исцелил недуг неуверенности в себе, обычной ловкостью внушения, доктором, которого все считают глупым и чудаковатым, но который заставил юношу верить в магические свойства пахучей воды, не прилагая особых усилий. Который знал, как с помощью слов исцелить человеку не материальный, но неотъемлемый и далеко не самый последний по важности орган – человеческую душу.